Донбасс-2014: «Мир военной шизофрении»
Рецензия на книгу «Бег» Владлена Татарского
«Конечно, для меня, как для бунтаря, Майдан был близок. Никакой Правый Сектор и другие радикалы меня не смущали: во мне жило идеалистическое представление о том, что на одних баррикадах, противостоя мерзкой жадной системе, русские и украинские патриоты поймут друг друга, сметут и публично казнят всех этих недоразвитых чванливых тварей».
Это цитата из мемуаров известного бойца ополчения Владлена Татарского. Книга называется «Бег». Автор представляется читателю эдаким «донецким Форрест Гампом». Он все время бежит. Он много бегает в детстве, готовясь к жизненным испытаниям. Бегает в тюрьме, готовясь к войне (она уже началась). Бежит из тюрьмы на войну. Бежит из военной Горловки в ЛНР, но в итоге бежит и оттуда – обратно в ДНР. В конце концов Татарский добежит до настоящей войны, но это будет уже другая история: автор обещает вторую книгу – «Война».
Я люблю читать воспоминания «коллег по Донбассу» – это помогает освежить собственные воспоминания, проанализировать свой опыт, сопоставить описание реальности. Мы пережили одни и те же события, но видели их под разным углом и с разных сторон. Поэтому описание всегда будет различаться, а эти различия и есть самое интересное в интерпретации событий 2014-15 годов. Я отобразил свой опыт и своё видение событий в двух книгах – «85 дней Славянска» и «Мозговой». Первая книга о ДНР, вторая – об ЛНР. Это довольно «толстые» книги – в них много места уделено разбору военных действий и личностям командиров ополчения. Владлен Татарский написал небольшую книгу, но в ней в концентрированном виде есть всё – и военно-политический анализ, и личная судьба автора, и описание кроваво-грязной изнанки революции. Эта часть – изнанка – мне представляется наиболее важной в книге. Об этом пишут мало, об этом избегал всегда говорить и я. Но прочитанный «Бег» даёт повод поговорить об этом сейчас.
Пока же вернусь к началу. Повествование Татарского начинается не с описания Майдана. Вообще, книга «Бег» интересна тем, что у нее нелинейное повествование – это «слоёный пирог», в котором короткими главами чередуются воспоминания то из колонии, то с войны, то из довоенной жизни и даже детства автора. Но с Майдана началась вся эта военная история, в которую оказались вовлечены тысячи людей со всех уголков России.
Татарский – с Донбасса, я – из Питера. Но на момент 2013 года мы похожи в своем бунтарстве и в своей наивности по отношению к киевскому Майдану. До 2014-го я был тем же молодым бунтарём, для которого волнения в соседней стране были поводом помечтать о революции в РФ. Для этого мы ездили в Киев – для «обмена опытом». Я ездил в Киев с коллегами, русскими националистами, чтобы изучить опыт политического успеха партии украинских националистов – партии «Свобода». В конце 2013-го с той же целью мы ездили на Майдан. Владлен Татарский в это время уже два года как сидел в заключении за вооруженный разбой – более интересного дела в независимой Украине для «донецкого Форрест Гампа» не нашлось (без иронии). Сам автор в книге часто возвращается и в детство, и в период взрослой сознательной жизни, и в этих воспоминаниях – русская история, русская культура и мечты о настоящей России.
«Мы годами терпели унижение. Наверно, начиная с Даманского. Мы уходили из Афганистана. Нашу армию тогда унижали каждый день в СМИ. Победы в Великой Отечественной объявили дутыми. Над нами смеялись, когда мы расстреливали Белый Дом. Чечня. Новогодний Грозный. Вечно грязные голодные в неопрятной форме худые срочники с нелепыми чубами на лбу. Им, как баранам, режут головы. Террористы бегали по улицам наших городов и убивали людей. Армия ассоциировалась с дикими неуставными отношениями, сапогами, подметанием, холодом, голодом и разрухой… Помню, как все напряглись, когда начались события в Южной Осетии. Стерпим пощечину опять? Победим? Не наваляют нам? После Чечни переживалось. Пронесло тогда. Чудом пронесло. Я рос на унижении армии. На унижении страны предателями типа Горбачева и Ельцина».
В итоге Татарский становится грабителем и садится в тюрьму за вооружённое нападение на банк. Почему так получилось, Татарский в книге прямо не пишет – самооправдания ему не нужны. Но на этот вопрос отвечает сама книга. В частности, такой эпизод (человек с позывным «Самолёт» –заключённый, с которым автор бежал из колонии):
«Опять удивил Самолёт, быстро разобрав автомат.
– Ого! Где ты научился? – спросил я.
– Я ж в погранвойсках служил. Не говорил просто – за...ала эта грязь. Всегда знал, что хотел бы быть военным.
Вот так <…> всю жизнь маскировался. Природа преступника – природа деградировавшего Воина. Самолёт – ещё одно подтверждение этой теории».
«Деградировавший воин» Татарский мечтает вернуться к своей природе все последние месяцы своего тюремного срока: война проходит прямо под стенами колонии, и невозможность в эту войну «вписаться» Татарского сводит с ума. Вырвавшись из заключения в конце августа 2014-го, автор попадает… в «мир военной шизофрении». Отряд ополчения в Горловке, где Татарский начинает путь воина, оказывается отнюдь не полноценным боевым подразделением, куда он стремился попасть. Вот самая яркая зарисовка из «горловского» периода книги:
«Однажды нас построили по тревоге и сказали, что сегодня будет прорыв укров. Как я говорил выше, оружие было не у всех. Но начальство нашло выход и нам выдали... топоры! Инструкция была такая: когда враг прорвётся, надо спрятаться в кустах и неожиданно, в смешанном стиле викингов и ниндзя, нападать на "нациков". Бить в шею, между бронником и каской. «Не бойтесь! Они вас сами боятся!» – такая была мотивирующая установка. Получил свой топор и я. Оглянувшись, увидел, что вся эта идея вообще никого не удивила. Все весело начали готовиться к бою».
Бой в итоге не состоялся. Далее Татарский, не стесняясь в выражениях, пишет о командирах ополчения и надутых инструкторах, стоящих их себя военных профи, но ни дня не бывавших в реальном бою. «Я для себя открывал новый мир. Мир военной шизофрении», – это заключение автора хорошо понятно любому, кто в 2014-м попал в этот «чудесный» мир, и кому повезло из него вырваться, чтобы уйти на передовую. Татарскому это удалось лишь спустя несколько месяцев.
Когда я дочитал «Бег», то написал автору, что книга оставила во мне сильные, но смешанные чувства. В своих работах я предпочитал показывать славную, героическую сторону восстания и войны Донбасса. Я не избегал описания мрачной изнанки тех событий, но оставлял их на периферии повествования. Между тем, описание этой изнанки имеет куда большее значение, чем принято считать. Да, можно считать её «издержками революции» и «побочным эффектом». Но эти издержки и эффекты – это сотни загубленных жизней и дискредитация того святого дела, которое мы называем Русской ирредентой. То, что происходило в тылах этой войны, повториться не должно – для того и стоит говорить об изнанке событий откровенно.
Для начала же стоит расстаться с иллюзиями, с избыточным идеализмом, которым мы страдали семь лет назад. Книгу «Бег» Татарский предваряет такими словами: «Если вы находитесь в плену каких-то возвышенных идеалов, то вам не стоит читать эту книгу. Часто наше идеалистическое представление о мире мешает нам адекватно оценивать реальность. Через время окажется, что то, во что и кому верили – очень далеко от идеала. Мы чувствуем себя разочарованными и обманутыми. На самом деле мир полон красок, в том числе не только светлых, и всё это нужно принять как данность».
Идеалистом был я, «питерский интеллигент». Идеалистом был донбасский разбойник Татарский. И еще сотни местных и приезжих из РФ. И каждый идеалист был разочарован. «Честно говоря, пройдя много в жизни, с такой беспринципной подлостью я столкнулся впервые», – пишет Татарский о своём опыте взаимодействия с ополченцами в ЛНР.
На Луганщине автор «Бега» втягивается в эпизодические боестолкновения, на некоторое время попадает снова в ДНР – подразделение перебрасывают под Мариуполь в надежде на штурм города, но в итоге боевое дежурство превращается в бесконечные пьянки-гулянки и тоскливое возвращение в ЛНР, откуда Татарскому придётся снова бежать. Бежать из мира военной шизофрении, тылового разложения и «казацкой вольницы».
В 2014 году чёткого разделения на фронт и тыл не существовало из-за формата гражданской войны и постоянно «гуляющей» линии боевого соприкосновения. Но под тылами можно понимать те отряды, которые были заняты не противостоянием с украинцами, а внутренними междоусобицами. В таком отряде не повезло в итоге оказаться Татарскому. Здесь, в ЛНР, он стал свидетелем гнусной изнанки революции и войны. Автор «Бега» обнаружил, что тёмная народная масса склонна к беспредельной преступности куда больше, чем даже криминалитет и люди в погонах:
«Я понял тогда, что народовластие – это произвол и беззаконие. Дальнейшие события только добавляли фактов в это утверждение. Меня удивляло, откуда у вчерашних шахтёров, таксистов и строителей такая тяга к беспределу, жестокости, желание мучить других людей, запугивать их. Бывшие менты в своей голове, хоть и коррупционно-беззаконной, были связаны хоть какими-то процессуальными понятиями. Ими же владели и уголовники, а эти "мирские" парни полностью слетали с катушек».
Не буду углубляться в детали – о том, как «слетали с катушек», Татарский подробно рассказывает в «Беге». Внимательным наблюдателям и участникам событий всё это хорошо известно. Тем же, кто склонен излишне романтизировать события на Донбассе-2014, стоит напомнить, как писатель Иван Солоневич характеризовал революцию 1917 года: «Преобладание романа над уголовной хроникой». Уголовная хроника Донбасской революции «снизу» покалечила слишком много судеб и во многом привела к тому печальному итогу, который мы имеем сейчас в виде двух куцых республик. Впрочем, истинная ответственность за эти итоги – на России, не пожелавшей провести на Донбассе революцию «сверху».
«Мы, наверно, смелые: мы взяли оружие в руки. Неужели мы не сможем ничего изменить в нашем народе? В нашем крае… Это что, карма места?» – пишет Татарский. Говоря о «карме», автор «Бега» делает исторический экскурс, и пишет, в частности, следующее: «Когда цивилизация начала проникать в эти степи, то здесь уже жили казаки. Это были те казаки, которые не хотели никому подчиняться. Занимались они грабежом караванов и охотой. Иногда их называли "харцызы" – "разбойники" с тюркского. На месте таких баз "незаконных вооруженных формирований" появлялись целые города, например, Харцызск. Не знаю, если ещё город в мире, название которого переводилось бы как Бандитск?»
Конечно, нельзя записать в бандиты население Донбасса поголовно и приписывать региону криминальный менталитет в целом. Этим грешит украинская пропаганда, чтобы обосновать своё право на зачистку Донбасса. Но сложно игнорировать в народной толще этого региона непропорционально большое количество «тёмной массы», которая в дни революции и войны вырвалась наружу и получила свободу действий. Но «свобода и беспредел – не одно и тоже» (группа 25/17).
«Военная шизофрения» и тыловой беспредел бросают тень на Русскую весну и на подвиг ополчения Донбасса, но не отменяют его. Подвиг отменить невозможно. Подвигом стал «бег» Донбасса из Украины. Вернуться обратно он уже не сможет. Один из главных уроков Русской весны – в том, что революция должна происходить только сверху. Применительно к событиям недавнего прошлого, такой пример у нас есть: Крым. Донбассу повезло меньше. Но ещё ничего не кончено. История автора книги «Бег» тоже не закончена. Татарский добежал до своей цели – до Войны, и мы ждём его следующую книгу.