«Прописан по адресу: Москва, Кремль…»
В Кремле — или, возьмём шире, на месте, где он находится, — жили всегда. Финно-угорские племена, а позже вятичи неизменно заселяли Кремлёвский холм — место возвышенное, сухое, большая река рядом, с запада Неглинка прикрывает, — удобно. Служилые люди жили, ремесленники, монахи и, конечно же, власти предержащие. Последние, впрочем, населяли Кремль с перерывами… Жить или не жить?.. В допетровскую эпоху великие князья Московские, а позже — цари жили в Кремле постоянно. Они могли выезжать в иные свои резиденции, но лишь на некоторое время: поохотиться, пересидеть неспокойное время, отдохнуть от государственных дел. Пётр Кремль не жаловал, у него он прочно ассоциировался со старшей сестрицей и стрелецкими буйствами, он предпочитал жить в Преображенском, а после и вовсе в основанном им Питербурхе. Впрочем, некоторое время перенос столицы казался неокончательным, пожили на старом «царском месте» и Пётр II, и Анна Иоанновна. При последней возвращение двора в город на Неве поставило, казалось, крест на надеждах Первопрестольной вернуть себе прежнее величие. Правда, во время приездов в Москву на коронации и их годовщины императоры останавливались по-прежнему в Кремле, иной городской царской резиденции так и не было построено, но большую часть времени древнюю крепость населяли монахи кремлёвских монастырей и солдаты охраны, а также служители Большого Кремлёвского, Малого Николаевского дворцов, Оружейной палаты, кремлёвских храмов, Патриаршей ризницы и библиотеки. Поскольку в здании Сената располагались Московский окружной суд и Московская судебная палата, то имелись и квартиры для чиновников (Ленин, например, проживал в квартире бывшего прокурора окружного суда). Кремль был открыт не только для экскурсантов, но и просто для прохода. Александр Куприн вспоминал, как юнкерами они, «александроны» (от Александровского военного училища), возвращались с пирушки через «святая святых»: «Домой юнкера нарочно пошли пешком, чтобы выветрить из себя пары шампанского. Путь был не близкий: Земляной вал, Покровка, Маросейка, Ильинка, Красная площадь, Спасские ворота, Кремль, Башня Кутафья, Знаменка…» Идея обратного переноса столицы возникла в 1918 году «не от хорошей жизни» — Петрограду угрожали немцы, поэтому переезжали быстро, без заранее обдуманного плана и подготовки. Идея поселить новых руководителей страны в Кремле казалась очевидной — престижно и относительно безопасно. Но вряд ли кто-то думал, что надолго: вот разобьём Колчака (Юденича, Деникина, поляков, Врангеля) — и построим для членов советского руководства новые просторные дома. Однако жизнь внесла свои коррективы… «Молчаливая тюрьма» Первоначально «вожди» поселились не в Кремле, который пострадал во время осенних боёв, а в так называемых Домах Советов, из которых наиболее известны пять: гостиницы «Националь» (1-й) и «Метрополь» (2-й), а также здания на Садовой-Каретной (3-й), на углу Воздвиженки и Моховой (4-й) и в Шереметевском переулке (5-й). Ленин с Крупской заняли 107-й номер в «Национале». Но по мере того как правительственные органы «обживались» за краснокирпичными стенами, созрела идея поселиться там же — и безопасно, и удобно. «Со своей средневековой стеной и бесчисленными золочёными куполами Кремль, в качестве крепости революционной диктатуры, казался совершеннейшим парадоксом. Правда, и Смольный, где помещался раньше Институт благородных девиц, не был прошлым своим предназначен для рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Л. Д. Троцкий «Моя жизнь» Апартаменты были достаточно скромными (по нынешним временам — аскетичными). Например, Ленин с семьёй (жена, сёстры Анна и Мария и домработница) занимал шесть небольших комнат с маленькой кухней, Троцкий с женой и сыновьями — столько же. Обстановка в Сенатском дворце, где разместились Ульяновы, была небогатой, в Кавалерском, где проживало большинство (помимо Троцкого — Бонч-Бруевич, Радек, Сталин, Енукидзе, Калинин, Микоян и другие), более помпезная. Впрочем, жена Алексея (сына Анастаса) Микояна Нами вспоминала: «Жизнь в Кремле казалась замкнутой от всего. Мы жили как на острове, но остров не был экзотически роскошным, а скорее комфортабельной молчаливой тюрьмой, отгороженной крепостной стеной из красного кирпича». «Тюрьма» быстро оказалась довольно густонаселённой: жить здесь всё-таки было сытно, безопасно и престижно. Росло и число обслуги (часть советских руководителей «из бывших» имела к ней привычку, остальные, происхождением «попроще», быстро восприняли «буржуазный стиль жизни»). В результате к середине 1920-х годов население Кремля достигло, по-видимому, своего максимума: здесь постоянно проживало более двух тысяч человек. Использовались все хоть сколь-нибудь пригодные площади: дворцы (Большой Кремлёвский, Малый Николаевский и Потешный), кельи монастырей, Кавалерский, Гренадерский и Офицерский корпуса, гауптвахты и даже башни. До конца 1921 года советское руководство проживало в буквальном смысле слова «на пороховой бочке»: в Арсенале находился самый крупный в Москве склад боеприпасов. Территория Кремля приводилась в порядок в значительной степени силами расквартированных тут же «кремлёвских курсантов» — слушателей Первых Московских пулемётных курсов, но участвовать в субботниках и воскресниках под угрозой лишения льготных дров (!) были обязаны все обитатели «закрытого города». Постепенно появились электрические фонари, восстановили булыжное (а кое-где настелили асфальтовое) покрытие. День за днём В 1924 году в справке, подготовленной для комиссии по обследованию деятельности Управления Кремлём, под организационно-хозяйственную деятельность подводилась «идейная база»: «Правильная постановка и организация столовых, детских садов, прачечных, сушилен на кооперативных началах освободит ответственных работников и их семьи от домашних и мелочных забот, где затрачивается немало драгоценного времени и энергии как самих работников, так и их жён, которые часами проводят возле примусов за варкой пищи. Такая организация именно и должна создать тот коммунистический быт и идеал, к которому мы стремимся». Разумеется, «важнейшим из искусств» в голодной Москве являлось «устройство с питанием». Памятный всем людям старших поколений из апологетической литературы их юности «голодный обморок» наркома продовольствия Цюрупы на самом деле был вызван сердечной недостаточностью, которой Александр Дмитриевич страдал с дореволюционных времён, но всё-таки в годы Гражданской войны даже руководители государства за столом не роскошествовали. Например, 14 июня 1918 года комендант Кремля Павел Мальков получил записку из Управления делами Совнаркома: «Прошу Вас отпустить для необходимого питания Н. К. Ульяновой сколько найдётся возможным крупы». Чуть позже не склонный сгущать краски наркоминдел Чичерин писал Троцкому: «Все журналисты сбежали за границу от голода, я же сбежать за границу не могу и потому дошёл до крайней слабости и постепенно гасну». Однако довольно быстро всё наладилось: уже в середине июня 1920-го был утверждён месячный «совнаркомовский паёк» (его получали наркомы, их замы и члены коллегий наркоматов). В него входило, в частности, 5 кг мяса, 1,5 кг сахара, 8 кг ржаной муки, 500 папирос. Наркомам и членам Политбюро сверх того полагались икра, масло, колбаса. Неплохое готовое питание можно было получить в кремлёвских столовых — несмотря на все разговоры о равенстве, для обслуги и охраны построили отдельную (снеся, кстати, для этого знаменитые Красные лестницу и крыльцо Грановитой палаты), где и меню было пожиже, и обстановка попроще. Помимо того, что жену (сестру, мать) ответственного работника следовало оторвать от примуса, её надо было освободить и от стирки, и от ежеминутного пригляда за маленькими детьми, которые были у многих крупных руководителей. Бани и прачечная появились уже в 1919-м, сначала в Чудовом монастыре, потом в Гренадерском корпусе. Работали они, что называется, «на износ». Правильная их эксплуатация, установление справедливой очерёдности и другие мелкие, но важные вопросы вовлекали в дискуссию деятелей уровня управляющего делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича. И то сказать, согласно отчёту сануправления, «за год с 1 февраля 1919 по 1 февраля 1920 г. кремлёвские бани посетило 35 138 человек, парикмахерская приняла 4631 человека; в механической прачечной выстирано около 40 000 вещей весом 2000 пудов ». «С Лениным мы поселились через коридор. Столовая была общая. Кормились тогда в Кремле из рук вон плохо. Взамен мяса давали солонину. Мука и крупа были с песком. Только красной кетовой икры было в изобилии вследствие прекращения экспорта. Этой неизменной икрой окрашены — не только в моей памяти — первые годы революции». Л. Д. Троцкий «Моя жизнь» Интересны взаимоотношения жильцов с коммунальными платежами. Поскольку наступление коммунизма откладывалось и нэп весьма оживил денежное обращение, в советский быт вошла вроде бы отменённая при военном коммунизме плата за проживание, воду и электричество (газ провели позже, в конце 20-х). Для кремлёвских жителей она сразу была снижена наполовину, а для членов ВЦИК, правительства и коллегий наркоматов — ещё больше. Тем не менее встречались «махровые должники», сомнительной почётности список возглавлял председатель Моссовета Лев Каменев. Финал страшной сказки Сочетание рабочих кабинетов и семейных апартаментов под одной крышей создавало домашнюю атмосферу. Жена Троцкого изображает её так: «Десять старых друзей собирались вместе без каких-либо формальностей или церемоний. Однажды дети затеяли возню в одной из комнат и почти бездыханные вломились через дверь, которая не была хорошо закрыта, прямо на заседание Политбюро. Высшие партийные авторитеты встретили их с восторгом». Она, впрочем, не мешала и даже помогала плести интриги с одними «единомышленниками» против других: зашёл по-соседски на чай, или папирос одолжить, или недостающий том «Капитала» полистать — кто тебя заподозрит? Атмосфера довольно быстро стала фальшивой, потом и вовсе давящей. Попавшая сюда уже после войны Нами Микоян вспоминает: «С тех пор как я начала жить в Кремле, я перестала играть на рояле. Зажатость чувств, постоянное напряжение, стеснение незаметно оформились в робость, которая меня сопровождала все дальнейшие годы и стала перерастать в депрессию…» В 1930-е испортивший кремлёвских обитателей квартирный вопрос начали понемногу решать при помощи постройки знаменитого Дома правительства №2 (Дом на набережной) и другого «партийно-правительственного» жилья. В результате в 1935 году в Кремле осталось проживать чуть более ста семей, менее 400 человек. Из известных — преимущественно члены «ближнего круга» во главе с самим Сталиным (который, правда, всё чаще уезжал на «ближнюю дачу», но от квартиры не отказывался): Ворошилов, Каганович, Калинин, Молотов, Микоян, Жданов, Андреев… Да ещё родственники «заслуженных усопших». Окончательное «очищение» Кремля от жильцов инициировал никогда не квартировавший тут Хрущёв. Для начала сюда пустили публику: 14 марта 1955 года президиум ЦК партии принял решение, открывшее свободный доступ на значительную часть территории Кремля через Троицкие ворота (выходили через Спасскую и Боровицкую). Потом начался прямой нажим. Дольше всех, как и положено полководцу, «оборонялся» маршал Ворошилов, но и ему в 1962-м пришлось «очистить помещение». «Закрытый город» опустел, окончательно превратившись в музей и дом приёмов. Сказка, в которой, по словам Нами Микоян, словно «злой волшебник заколдовал дворец и все живущие в нём заснули навечно», закончилась. Сообщение «Прописан по адресу: Москва, Кремль…» появились сначала на МОЙ РАЙON.