Золотая Орда: от Ясы к Корану
Эмир Берке, принимающий Коран Усмана, подаренный ему египетским султаном Бейбарсом; о соответствующей истории см. работу А. Г. Юрченко, приведенную в списке литературы.
Тенгрианство: а был ли шанс?
Предыдущую статью «Золотая Орда на пути к традиционному исламу: от Бату к Берке» мы завершили восшествием на престол Менгу-Тимура, в чье правление мощнейшая восточноевропейская держава обрела независимость от Монгольской империи.
Менгу-Тимура можно с полным основанием назвать ханом, ибо прежние правители Улуса Джучи подобный титул, видимо, не носили: Берке, согласно мусульманским источникам, именовался эмиром. То есть его статус в глазах мусульманской элиты выглядел ниже, нежели в представлении русских книжников, называвших золотоордынских правителей царями, легитимность власти которых не оспаривалась вплоть до 1472 г., когда господство непрочно склеенных Ахматом осколков уже по сути распавшейся Большой Орды было свергнуто, о чем речь шла в статье «На пути к царству: Русь в зеркале Священной истории».
Впрочем, на чеканившихся в Булгаре монетах золотоордынский правитель назывался султаном – титул более высокий, нежели эмир. К примеру, его носил знаменитый Салах ад-Дин. Собственно, над султаном стоял только халиф – глава всех мусульман.
Недаром после разгрома Селимом I Явузом мамлюкских войск халифа аль-Мутаваккиля III в 1516 г. султан принял столь высокий титул. С этого времени османские правители сочетали в своей титулатуре номинально политическое главенство над христианским и мусульманским мирами. Ибо еще утверждавший свое родство с Палеологами Мехмед II Фатих принял титул Кайзер-и-Рум.
Вернемся в Дешт-и-Кипчак. Мусульмане — подданные золотоордынских ханов — ставили их политический статус на один уровень с правителями ведущих держав исламского мира. Больше того, гибель Аббасидского халифата формировала определенные тенденции на трансформацию Золотой Орды из периферии исламской цивилизации в ее центр. Не сложилось. И не только потому, что законы общественно-экономического развития неумолимы и Улус Джучи вступил в полосу феодальной раздробленности.
Свидетельства об исламизации Золотой Орды мы черпаем из ангажированных арабо-персидских источников. Насколько можно им доверять? Скажем, на рубеже XIII–XIV вв. чеканка монет убеждает не столько в торжестве рожденной в Аравии религии, сколько в монополизации мусульманами соответствующей сферы деятельности, что способствовало исламизации золотоордынского общества, но не более того.
Золотоордынские монеты XIV века, чеканка которых была в руках мусульман
В качестве примера: автор XVIII в. Абд ал-Гаффар Кырыми в написанном на базе доступных ему источников сочинении «Умдет ал-ахбар» рассказывал о возвращении к язычеству после смерти Берке многих жителей Орды, ранее принявших ислам.
В данном случае надо принимать во внимание культурную дихотомию кочевого и оседлого обществ, выраженную в презрении суровых, выросших в степи, неграмотных конных воинов к изнеженным горожанам и, как следствие, к их религии. Пятьсот лет прошло, как прекратились арабские завоевания. И потомки воинственных бедуинов либо ими же и остались, кочуя где-то в песках Аравии или Магриба, либо, став господами, утратили боевой пыл. Речь, разумеется, об общей ситуации в мире Востока, а не об отдельных частностях.
Изнеженность и гедонизм некоторой части исламского средневекового мира вряд ли вызывали симпатии у суровых кочевников-скотоводов, не спешивших расставаться с язычеством, в отличие от части своей элиты
Соответственно, вопрос: имело ли исповедовавшееся значительной частью имперской военной аристократии — другая, как мы помним из прошлой статьи, исповедовала, наряду с тенгрианством, несторианство и буддизм — тенгрианство шанс на возведение в ранг господствующей идеологии во второй половине XIII столетия?
Да, определенный тренд задала экспансия кочевников:
Существовавший у монголов, – отмечает медиевист А. Г. Шереметьев, – периода родового строя, как один из множества, культ (Неба) Тенгри к началу XIII в. преобразовался в имперскую идеологию, отвечающую глобальным интересам завоевателей.
Историк и один из самых интересных исследователей средневекового монгольского общества А. Г. Юрченко пишет об этом прямо в эпических тонах:
Два концепта, два призрака, Всемирный Халифат и Монгольская империя, столкнулись в борьбе за обладание над степным поясом Евразии.
Однако, несмотря на глобальный, с точки зрения географии, характер распространения, тенгрианство не могло трансформироваться в мировую религию из-за отсутствия разработанной теологии, корпуса составлявших бы священное писание книг, образованного жреческого сословия, равно как и развитых религиозных институтов.
Иными словами, если языческая степь сопротивлялась культурной экспансии ислама, то, в свою очередь, не имела шансов завоевать город: военная победа не могла превратиться в цивилизационную.
Суровый и лишенный изнеженности быт кочевников менее всего подвержен влиянию прогресса
Вспомним языческую реформу Владимира. Та же ведь причина неудачи: полная культурная, политическая и интеллектуальная несостоятельность язычества перед восточно-римским и болгарским архитектурным и интеллектуальным блеском Православия, что предопределило выбор Великого князя, а еще ранее – Ольги. Конечно, и военно-политический фактор также сыграл важную роль в решении обоих.
При этом как процесс христианизации Руси, так и исламизации Золотой Орды не был одномоментным. Однако очевиден ее поступательный характер, без связанных с попытками вернуться к тенгрианству рецидивов на уровне правящей элиты, подобно языческой реакции в лице императора Юлиана на христианизацию Римской империи.
Тенгрианство просто шаг за шагом вытеснялось исламом, сохраняясь среди кочевников на уровне обычаев. С годами утрачивалось понимание их внутреннего содержания. Это как празднование Масленицы или бросание монет на опускаемый в могилу гроб. Вряд ли в обоих случаях соотечественники понимают изначальный, присущий предкам, смысл совершаемых ими действий.
О постепенном характере распространения ислама среди элиты Золотой Орды свидетельствует двойное имя хана – монгольское и мусульманское, в чем выразилась растянутая по меньшей мере на столетие трансформация Улуса Джучи от язычества к монотеизму, то есть переход на более высокую культурно-цивилизационную ступень, хотя на уровне личных религиозных предпочтений Менгу-Тимур выражал приверженность тенгрианству.
Другое дело, что объективно его политика, как и Бату, не говоря уже о Берке, способствовала распространению ислама. О причинах речь шла в прошлом разговоре.
При Менгу-Тимуре в еще большей степени, нежели при основателе Золотой Орды, внутри нее царил мир, военные действия велись только на окраине – с Хулагидами.
В шестнадцатилетнее правление Менгу-Тимура развивалась торговля, росло благосостояние купцов и городов в целом, по преимуществу булгарских, с преобладавшим в них мусульманским населением, оказывавшим пусть и опосредованное влияние на кочевую знать в лице нойонов.
Руины Отрара – некогда входившего в состав Золотой Орды мусульманского города
Да, кто-то из них обращался в ислам искренне, исходя из религиозных предпочтений, менявшихся под воздействием иной, более культурной среды. Кто-то руководствовался интересами политической выгоды. Яркий пример здесь — беклярбек Ногай, упоминаемый в арабских источниках под именем Иса.
Контролируя положенный ему, как чингизиду, улус на Дунае, Ногай, формально подчиняясь Сараю, вел себя независимо: от своего имени отправил посольство к египетскому султану Рукн ад-Дину Бейбарсу и, пытаясь снискать его расположение, заявил, по словам медиевиста Р.Ю. Почекаева, о принятии ислама.
О незаурядной личности Ногая, его политических амбициях и взаимоотношениях с Русью мы поговорим в отдельной статье. Здесь же отмечу: в формате отношений обоих соблюдался баланс интересов, хотя отчасти амбиции Ногая были ущемлены Менгу-Тимуром, удалившим первого из Сарая в его дунайские владения. Там, впрочем, Ногай быстро втянулся в сложную игру на Балканах, почувствовав себя в ней словно рыба в воде.
Что касается взаимоотношений с Русью и возможного вопроса: «А могло ли христианство стать альтернативой исламу на просторах Дешт-и-Кипчак?»
Нет. Менгу-Тимур старался без необходимости не вмешиваться в распри князей, поддерживая между ними баланс интересов и покровительствуя Церкви, которая в силу своего периферийного относительно исламского Востока положения и по ряду иных причин не могла оказывать религиозно-интеллектуальное влияние на золотоордынскую военную элиту. Исключения были, наиболее известное из них — история племянника Берке Петра Ордынского.
Икона с изображением преподобного Петра, царевича Ордынского; эпизод его охоты в окрестностях Ростова
Тем не менее влияние Киевской митрополии, фактически переместившейся сначала во Владимир, а потом, при Иване Калите, в Москву, не шло ни в какое сравнение с мусульманским, выраженным в распространении ханафитского мазхаба.
О нем шла речь в статье «Талибы – будущее Афганистана, или Халифы на час?». В контексте нашей темы замечу довольно мирный характер распространения именно этого направления.
Суфизм, или Путем синкретизма
Причина в следующем.
В центре учения Абу Ханифы, – пишет А. Г. Шереметьев, – находилась концепция «ирджа» (отказ от однозначных суждений) и такой метод поиска правовых решений, как «истихсан», обосновывающий отказ от «кийас’а» (суждение по аналогии из Корана или хадисов), следствием чего являлась возможность вариативности решений судей, согласующаяся с конкретными условиями места и времени (обычное право, указы правителей и т. д.).
Это важно в контексте упомянутого нами перехода Золотой Орды при Менгу-Тимуре к мирной жизни, когда до Великой замятни оставалось еще несколько десятилетий – до устроенной Ногаем смуты было меньше, но она не носила столь масштабный и катастрофический для Орды характер, как вызванная убийством хана Бердибека – и держава была на культурно-экономическом подъеме, что создавало благоприятную почву для деятельности суфийских проповедников.
Дервиш с известной картины В.В. Верещагина; так дервиши примерно, надо полагать, и выглядели в Средневековье
Они выполняли роль связующего звена между исламизированным городом и кочевым обществом, главным образом его военной аристократией в лице нойонов. Отчасти упомянутая выше дихотомия оседлого населения и кочевников именно суфиями, в особенности чтимыми в простом народе дервишами, и преодолевалась.
Успеху суфизма способствовал синкретичный его характер. Иначе и быть не могло. Ослабленная Юстиниановой чумой и противостоянием с Сасанидами Восточно-Римская империя оказалась, как и персы, не в силах эффективно сопротивляться вырвавшемуся из недр Аравии арабскому потоку, затопившему в сравнительно короткий исторический период огромные пространства от Пуатье до Тибета, от Индийского океана до Камы.
Однако порожденный арабами ислам не мог не испытать влияние более культурных народов и развитых богословско-философских систем, оказавшихся под властью халифата, равно как и граничивших с ним античного, зороастрийского, а позже и индуистского миров.
Суфизм и стал следствием сторонних влияний на рожденную проповедью Мухаммеда и принесенную в Средиземноморье и долины Загроса на лезвиях арабских сабель религию.
Для нас важно, что к XIII столетию ислам, именно благодаря суфиям, был неотъемлемой частью интеллектуального и культурного пространства от Булгара до Отрара:
В золотоордынский период, – пишет медиевист Л.З. Бородовская, – возникает и развивается большинство крупных суфийских тарикатов – Мавлявийя, Кубравия, Сухравардия, Ясавия, Накшбандия и др. Сакральные идеи суфизма воспеваются арабскими, иранскими и тюркскими поэтами – это Омар Хайям, Абу’ль-Ала аль-Маарри, Ф. Аттар, Д. Руми, Хафиз. К этому времени уже написаны основные теоретические труды суфийских мыслителей – ал-Газали, Ибн-Араби, составлены словари терминов и жизнеописания святых, написаны уставы многих тарикатов.
И что важно:
Ханафитский ислам и суфии, – отмечает процитированный выше автор, – с самого начала распространения на территории Волжской Булгарии мирно сосуществовали. Суфизм здесь не отделялся как сектантство, отшельничество (как в других странах), всегда был внедрен в жизнь государства как традиционная исламская школа наставничества, духовного воспитания, научная база развития культуры.
Выше говорилось о беззащитности язычества – уточню: особенно шаманистского толка – перед развитыми богословскими системами. Однако в отношении Орды суфии стремились не столько преодолеть тенгрианство, сколько адаптировать его к нормам ислама.
Приведу выразительный пример, когда в некоторых суфийских сочинениях, рассчитанных за золотоордынскую еще не в полной мере исламизированную аудиторию, Аллах в прозелитических целях заменен на Тенгри.
О введении религиозно-бытовых традиций тюрко-монголов в распространении ислама, – отмечает историк Э.Г. Сайфетдинова, – говорит литературный памятник золотоордынской эпохи «Нахдж ал-Фарадис» («Путь в рай»), который относят к разряду суфийских сочинений. В содержании книги при обращении к Аллаху вместе с общепринятыми «Хак табарак ва тагаля», «Хак тагаля» используется и эпитет «Тенгре Тагаля». Для религиозных произведений мусульманского Востока подмена понятий, тем более в отношении обращения к Аллаху, не допускается. Почему, переписывая хадисы, изречения шейхов, суфиев из средневековых богословских сочинений мусульманского Востока, Махмуд ал-Булгари местами подменяет слово «Аллах» обращением «Тенгре Тагаля»?
Автор приведенной цитаты отвечает на данный вопрос следующим образом:
Проанализировав содержание литературных сочинений золотоордынской эпохи (Кутба «Хосров и Ширин», С. Сараи «Гулистан бит-турки» и др.), можно сказать, что использование имени тюркского бога Тенгри как взаимозаменяющего синонима слова «Аллах» было распространено. Впоследствии традиция употребления слова «Тенгри» глубоко укоренилась в народном обиходе.
Суфий на троне?
Приверженцем суфизма был наследовавший Менгу-Тимуру престол Туда-Менгу, который, по свидетельству исламских источников, отрекся от трона: немыслимое дело не только для Орды, но и Pax Mongolica в целом.
Влияние на столь нестандартное для чингизида решение, как полагают исследователи, могло оказать творчество жившего столетием ранее популярного суфийского поэта-мистика Ходжи Ахмеда Ясави, в своих стихах размышлявшего о бренности земного бытия и призывавшего к отречению от мирских благ ради познания Истины. Впрочем, добровольное отречение хана — одна из версий.
Существует другая: признанный сумасшедшим Туда-Менгу был отстранен от трона. Может, и так. А может, и само желание отречься в глазах золотоордынской, вскормленной степью, военной элиты выглядело сумасшествием.
При этом, как и православие на Руси, ислам в Золотой Орде не избежал двоеверия, ибо, выйдя из круга кочевой элиты, он:
приобретает «народное» осознание, вплавляется, – пишет медиевист Л.З. Бородовская, – в сказки, песни, по-новому звучат старинные легенды и эпические сказания (с добавлением аятов из Корана в качестве вступления, с упоминанием имени Пророка и др.).
И тем не менее в ХIV–ХV вв. языческий обряд погребения на всей территории Улуса Джучи заменяется на мусульманский. То есть процесс исламизации Золотой Орды становится необратимым, поскольку затрагивает не только элиту, но и простых кочевников.
Последним золотоордынским ханом-немусульманином был Тохта, скорее всего, исповедовавший буддизм, но покровительствовавший мусульманам, из которых состоял управленческий и фискальный аппарат его державы.
Исследовавший мировоззренческие установки золотоордынской элиты рассматриваемого нами периода медиевист Ю. М. Селезнев приходит к выводу, что особую ее часть составляли мусульманские кадии, муллы, шейхи, свидетельством чему во множестве строившиеся ханаки суфиев, представлявшие собой что-то вроде обителей. Интересно, что подобно русским средневековым монастырям, ханаки владели земельной собственностью и крестьянами, то есть представляли собой коллективного феодала.
Суфийская ханака
Пиком исламизации Золотой Орды стало правление Узбека. Впрочем, с этим не всё просто. Что именно? Поговорим в следующей статье.
Использованная литература:
Бородовская Л.З. Расширение сферы влияния суфизма в период Золотой Орды // Исламоведение. 2017. Т. 8, № 3. С. 82 – 94
Дугаров С.Ж. Характеристика уголовно-правовых запретов Великой Ясы
Почекаев Р.Ю. Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды. СПб., 2010
Сайфетдинова Э.Г. Суфийские традиции в духовной культуре Золотой Орды // Золотоордынское обозрение. – 2014. – № 1 (3). – С. 75 – 78
Селезнев Ю.В. - Элита Золотой орды. Казань: Издательство «Фэн» АН РТ, 2009
Селезнев Ю.В. Золотая Орда между государственным управлением и вероучением: размышления над дилогией А. Г. Юрченко (Золотая Орда: между Ясой и Кораном. Начало конфликта. СПб. : Евразия, 2012; хан Узбек: между империей и исламом (структуры повседневности). Книга-конспект. СПб. : Евразия, 2012)
Юрченко А.Г. Хан Узбек. Между империей и исламом. Структуры повседневности. -СПб.: Евразия, 2012