Who is mister Rogers? Часть 2.
Продолжение. Начало здесь
Евромайдан и Донбасс
Самое дебильное из всех обвинений в мой адрес – будто я поддерживал майдан, но «меня не оценили».
Ребят, ну интернет же помнит всё! Поднять мои публикации за 2013 год – это пятиминутное дело.
Во-первых, троица дегенератов – Яценюк, Тягнибок и Кличко – весь год ездили по Украине с «революцией». И весь год я с них издевался, обзывал клоунами и дегенератами.
Во-вторых, я весь год поддерживал вступление в Таможенный Союз и топил за Глазьева.
В-третьих, с первого дня майдана я последовательно выступал против него вообще и евроассоциации в частности.
В-четвёртых, я снимался в ролике «Антимайдана», призывавшем прекратить попытки госпереворота.
В-пятых, уже после перемоги гадости я поехал на «112 канал» и в прямом эфире назвал произошедшее антиконституционным вооружённым переворотом. Видео лежит на моём канале уже шесть лет, одно из первых.
Причём к этому моменту у меня уже была договорённость с губернатором о том, что я возглавлю институт землеустройства. То есть я уже был «в шоколаде», мне просто надо было молчать.
Но для меня принципы всегда были важнее материального и карьерного.
Ах, да! В-шестых, я был экономическим советником кандидата в президенты Украины Олега Царёва.
Итак, в конце февраля 2014 года я в прямом эфире назвал произошедшее незаконным вооружённым госпереворотом. А 6 марта у меня родился сын.
После этого мне и моей семье пошли массовые угрозы (вплоть до «пытать и убить жену и ребёнка у тебя на глазах»).
Чтобы эвакуировать жену и ребёнка в Россию к родственникам, нужно было свидетельство о рождении и нотариально заверенное разрешение на выезд ребёнка. Это заняло почти два месяца, пока мы жили на чужих квартирах, потому что возле моего дома регулярно дежурили нацики.
Но я не просто прятался. Параллельно я был экономическим советником Олега Царёва, пока он пытался участвовать в президентской избирательной кампании. Когда на него несколько раз напали и стало ясно, что честных выборов не будет – мы стали работать на референдум на Донбассе.
И ровно 2 мая 2014 года ночью жена с сыном улетели через Москву в Самару, а я на поезде поехал в Донецк.
К этому моменту в Виннице областная администрация уже была захвачена нациками. У меня было много людей пророссийских, но это был фактически «женский батальон», бойцов там почти не было, и отбивать администрацию было некому (и не было никаких сомнений, что эти ублюдки будут бить женщин). Поэтому я уехал в Донецк (был вариант ехать в Одессу, но в последний момент мне позвонил старый товарищ из Донецка и позвал к себе).
И вот я сижу в поезде, еду в Донецк, а мне звонит глава винницкого «Правого сектора» Чумак и говорит «Мы вычислили, где ты живёшь. Тебе хана». Я давно так смачно не смеялся. Прямо в трубку.
«Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан Гомес»(с)
В Донецке меня встретил Саша Кофман, будущий (теперь уже бывший) министр иностранных дел ДНР. И мы с корабля на бал планировали участвовать в движухе.
Но это было 2 мая. В это самое время убивали и сжигали заживо одесситов. И когда мы добрались до интернета, то об этом узнали.
Тут у меня чуть крыша не поехала. У меня в одесской дружине были хорошие знакомые. А тут, представьте, показывают в прямом эфире, как людей убивают. И когда уже события закончились, ты сидишь в скайпе, они на связь не выходят, и ты не знаешь, живы ли они вообще.
Одного, как оказалось потом, без сознания вынесли из мясорубки на Греческой. Второго кинули в кучу трупов возле Дома Профсоюзов, посчитав мёртвым (потом «скорая помощь» обнаружила, что он ещё жив). Через два месяца после событий он всё ещё мог спать только на одном боку, потому что с другой стороны всё было отбито.
Но тогда я этого не знал, и лишь надеялся, что мне не придётся их хоронить.
И вот тогда меня в первый раз прорвало.
Вообще я никогда не был и не стремился быть публичным. Я был штабным аналитиком и политтехнологом, и это меня вполне устраивало. А тут я как вылез на ютуб, как давай матами майдаунов крыть… дебют, так сказать…
Правда, потом оказалось, что со звуком были проблемы и получилось очень тихое видео (я вообще не знаю, сохранилось ли оно).
И вот тогда я уже засветился окончательно. Мне потом ещё долго (пока я в России не сменил номер телефона на местный) звонили «патриоты» Украины с проклятиями и угрозами.
Я никогда не стремился к публичности. И сейчас не гонюсь за количеством подписчиков.
Дисклеймер: Далее я сознательно умалчиваю кучу деталей: кто, что, где, когда и с кем. Потому что я же не Гиркин, у меня не помело, и выдавать в открытый доступ информацию, которая засекречена или которую хотя бы потенциально можно использовать во вред, я не собираюсь.
Меня учили дозировать и фильтровать информацию, я это уже шесть лет делаю, и намерен поступать так и дальше. «А верю/не верю это пусть девчата на цветках гадают. После войны»(с)
Первые несколько дней в Донецке я, конечно, не занимался никакой экономикой. Я занимался по другому своему профилю. Меня учили быть главой пресс-службы политической партии, а это означает не только взаимодействие с журналистами (как большинство думает), но и сбор информации (включая мониторинг СМИ и соцсетей), её обработку и передачу всем необходимым адресатам.
И тут практически сбылась моя детская мечта быть контрразведчиком.
У меня был только комп с интернетом, и я за буквально пару дней развернул целую разведывательную сеть. Большинство людей обращалось ко мне самостоятельно, потому что я был одним из первых, кто писал с Донбасса, что там происходит. Даже большинство российских журналистов и военкоров (кроме тех, кто был в Славянске) появилось позже.
В общем, я привлёк к сбору информации о происходящем на Донбассе свыше 500 человек. Впрочем, не только с Донбасса. Были люди и из Харьковской области, Запорожья, Днепропетровска (в том числе один из телохранителей Коломойского, что было особенно весело), Одессы, Херсона, Николаева и даже из Львова.
Если где-то были передвижения украинских войск по Восточной Украине – я об этом знал. По железной дороге перебрасывают танки – мне присылают фото. По трассе едут грузовики с пехотой – мне присылают видео. Где-то на просёлочной дороге в захолустной деревне проехала БМД – фото с бортовым номером и временем проезда.
А я всю эту информацию сливал дальше по инстанции (нужно сказать, что я не один так работал).
Ну и часть инфы, которую можно было, чтобы не пропадала, я выкладывал в виде репортажей. Так что моя публицистика с Донбасса – это побочный продукт. Который, впрочем, помогал, потому что так на меня ещё больше людей выходило и больше информации сообщало.
Этим, правда, мои источники информации не исчерпывались. Например, как-то в час ночи притащили дюжину компов из местного штаба партии «УДАР», и я несколько часов копался с их жёсткими дисками в поисках полезной информации. Не то, чтобы фонтан, но списки актива по всему региону я оттуда выдрал.
Или составлял реестр собственности майданных олигархов (Коломойского, Порошенко и ряда других) на Донбассе и в Крыму. Ой, палюсь, палюсь…
Ну и в перерывах между всем этим я ещё и мотался по различным делам по Донецку. Участвовал в митинге возле областной администрации, ходил посмотреть на памятник Артёму и так далее.
Где-то через несколько дней я перебрался из Донецка в Луганск. Просто потому, что там у меня были просто шикарные условия работы. Если в Донецке у меня был одинокий комп с интернетом в маленькой комнатушке, то в Луганске я себе развернул настоящий ситуационный центр.
Мне дали зал, в него мы стянули шесть компов и несколько плазменных телевизоров, которые мы развесили по стенам. На двух телевизорах вещали «Россия-24» и ещё что-то из российских телеканалов (звук включался по мере необходимости). На остальных я разводил бурную деятельность.
В том числе я подключился ко всем публичным веб-камерам в регионе. Показывающих площади, дороги, ключевые развязки… я мониторил передвижение укровойск по их собственным вебкам, хе-хе.
У меня этих фото- и видео укровойск было выше крыши. А потом они несколько лет рассказывают о «невидимых российских войсках» и «батарейка в телефоне села». Дегенераты зомбированные.
Спал я эти два месяца по три часа в сутки в лучшем случае. Ложился в два, подрывался в пять. Благо в месте, в котором мы пробыли больше всего времени, была душевая кабинка. Душ и кофе бодрили.
Мониторинг, закрытый отчёт, публичный репортаж (или несколько), участие в совещании, поход в областную администрацию – и так примерно каждый день. Ну, почти…
С 10 по 12 мая я занимался подготовкой к референдуму. Писал репортажи, даже снимал на камеру пресс-конференцию в ЦИК (наверное, первый и последний раз в своей жизни), ночью с 11 на 12-е таскал приезжающие мешки с бюллетенями на четвёртый этаж.
Так что я не только «главный идеолог ЛНР», как было написано на «Миротворце», но ещё и «грузчик сепаратизма».
Утром часов в восемь ещё и взял интервью у главы ЦИК Никитина, заросшего и с такими же красными глазами, как у меня (я-то просто таскал мешки, а он ещё и всё это считал потом с помощниками).
Кстати, недавно мне одно тело пыталось втирать «Да мы всё знаем о тебе! Как ты в тёплой квартирке сидел в Луганске».
На этом месте я стал ржать. Потому что за всё время пребывания на Донбассе я ни разу не спал в квартире. В ситуационном центре, в кемпингах, на базе отдыха, иногда в гостиницах – но ни разу в квартире.
Разоблачители такие разоблачители. Сидит курица на кухне, варит боржч, и мнит себя минимум оперуполномоченным ВЧК или офицером СМЕРШ.
Однако я отвлёкся…
Вообще было «весело». Периодически нам маяковали сменить дислокацию, и мы переезжали на новую точку. Я задолбался таскать эти телевизоры и компы туда-сюда (и, что ещё хуже, каждый раз их отключать-подключать).
Но не зря – один раз мы разминулись с группой захвата СБУ буквально на полтора часа. Мы съехали, а они нагрянули. Линии фронта ведь ещё не было, все шныряли куда хотели (мы тоже, но об этом я рассказывать в ближайшие годы точно не буду). Впрочем, СБУ тогда искало не нас, они охотились на более важных персонажей, просто так совпало.
А в другой раз позвонили непонятные, представились журналистами, сказали, что хотят взять интервью. Договорились о встрече в удобном нам месте. Я давал интервью, под рубашкой на поясе скрытно штурмовой нож, в кармане баллончик со слезоточивой смесью, а в десяти метрах за углом меня прикрывал автоматчик.
Маме моей это показывать нельзя, она до сих пор уверена, что я всё время на Донбассе был в защищённом бункере. Хе-хе.
Параллельно я пытался вести ещё одно расследование. Ополченец с позывным «Рысь» ликвидировал укропского снайпера. И показывал его винтовку, которая визуально была один в один такой же, как та, которую Пашинский увозил с майдана (из которых в спину убивали «небесную сотню»).
Я потом две недели дистанционно напрягал людей в Славянске, чтобы найти эту винтовку и попытаться отследить её происхождение. Но со связью были проблемы, Славянск был в блокаде, попасть туда было нельзя (наши дважды ездили, но не смогли прорваться), и эта ниточка оборвалась…
В общем, через пару дней в моё расписание дня добавились ещё и посещения заседаний народного совета ЛНР. Народный совет был очень народный. В том смысле, что большинство свежеизбранных депутатов понятия не имели о законотворчестве. Периодически они такое предлагали, что у меня уши вяли.
Так что меня ещё и стали припахивать писать законопроекты. Или с нуля, или приводить их в божеский вид.
И да, я таки написал два варианта закона о национализации промышленности. Один жёсткий, второй помягче. К сожалению, жизнь зачастую сложнее наших хотелок.
С Болотовым я виделся буквально несколько раз. Когда он делал официальные заявления, которые журналисты (и я) потом транслировали в СМИ. Он в основном занимался вопросами обороны, а я больше общался с Никитиным, который занимался экономикой.
Предложений у меня было много. Например, я предлагал выпуск «war bond», облигаций оборонного займа. Для воюющих государств это распространённая практика привлечения финансов.
Но и с национализацией, и с облигациями, и с независимой банковской системой от меня первое время отмахивались. У многих была иллюзия, что можно как-то решить всё относительно мирно, утрясти, обойтись без мобилизации ресурсов. И даже если расстаться с Украиной, то относительно мирно.
А потом была первая бойня в Донецком аэропорту с десятками погибших. И почти сразу, 2 июня, налёт украинского штурмовика на центр Луганска.
Я как раз собирался из своей берлоги идти в областную администрацию. Там должны были представить нового министра здравоохранения, а она собиралась рассказать о предпринимаемых мерах.
Только вышел в дорогу. И тут прямо надо мной военный самолёт. Пару минут кружил, потом зашел на атаку и дал очередь по обладминистрации.
Я сразу назад в берлогу, схватил фотографа и оператора, и втроём к месту событий.
УкроСМИ и «пидриоты» потом ещё долго врали про «взорвавшийся кондиционер». От кондиционера не остаётся два ряда воронок.
Ополченцы оцепили сквер перед зданием, потому что не все заряды взорвались. Но я объяснил им, что мы к воронкам подходить не будем, и всё засняли – и на фото, и на видео. И воронки в земле, и обгорелые стены, и раненых, и трупы.
Целились чётко в кабинет Болотова (но его там не было). Попали на этаж ниже. Убили ту самую министра здравоохранения, которая должна была давать пресс-конференцию. Женщина всю жизнь спасала людей, а её убили.
Но в здание попали лишь последние несколько зарядов из очереди. Остальные пришлись в сквер. Там в десяти метрах от воронок была детская площадка, на которой всё лето мамочки выгуливали детей. А за обладминистрацией сразу школа.
Но нацистам плевать. Каратель получил 9 тысяч долларов.
После этого как-то уже даже скептики осознали, что мирно разойтись не удастся. И ко всяким предложениям по мобилизации экономики стали относиться гораздо внимательнее.
Тем более что через несколько дней украинские танки подошли к Счастью, и я впервые проснулся от дальнего грохота выстрелов из танковых орудий.
В общем, затык был в чём. Можно сколько угодно национализировать предприятия, но если все безналичные расчёты идут через процессинговый центр в Киеве, то ни о какой реальной независимости не может идти и речи – все операции могут в любой момент заблокировать, а деньги заморозить/забрать.
Поэтому нужна независимая банковская система, а для этого нужен
а) собственный процессинговый центр для внутренних операций;
б) шлюз для проведения внешнеэкономических транзакций.
С первой частью особых проблем не было. Хотя НБУ вывез своего главного админа вместе со всеми паролями, но сами серваки Нацбанка остались, и их потом хакнули и перепрошили (уже когда я уехал).
А вот вопрос со шлюзом могли решить только в Москве. Поэтому я сдал свою технику, собрал сумку (благо она у меня с собой была одна), сел на автобус до Краснодона, потом на такси до Изварино, потом пешком через границу, и потом на попутном автобусе из Ростова до Москвы.
И уже 18-го июня утром я был на одной тихой улочке в паре сотен метров от Кремля. Адрес не скажу.
Кстати, периодически упоротые российские кастрюльки орут мне «Кто тебя сюда звал?». Звали. Но я не буду называть этих фамилий, потому что
а) не положено;
б) фамилии вам ничего не скажут, вы их всё равно не знаете. Это не публичные люди, и пусть так и дальше остаётся.
Достаточно знать, что банковский шлюз для ЛДНР был сделан, причём сделан именно так, как я и предлагал. И этот шлюз не могут достать никакие американские санкции.
Звание «Зраднык №23» мне нацисты не просто так дали, и я ношу его с гордостью.
Потом я ещё больше года работал в экономической аналитической группе по Донбассу (один только SWOT-анализ экономики Донбасса почти на сотню страниц, не считая других документов). Сотрудничал с МГБ по развалу украинских разведсетей (потом выходили разоблачающие их публикации). Добивался запрета «Свидетелей Иеговы». Списывался с европейскими левыми в Италии, Испании, Германии и других странах, и они организовывали антифашистские митинги в поддержку Донбасса. И много всего другого, что рассказывать пока нельзя.
Меня всегда откровенно веселят истеричные крики «Вали на Украину, организовывай там подполье».
1. Я засвечен. Любые попытки моих прямых контактов с подпольем будут его компрометировать (посмотрите значение этого слова в словаре).
2. Чтобы координировать определённую деятельность в современном мире мне не нужно находиться на месте. Это можно делать и удалённо. Причём не через сети, и даже не через мессенджеры. Сейчас есть весьма экзотические способы связи, которые американский «Эшелон» отследить не в состоянии, потому что просто не знает об их существовании.
3. Выдавать отчёты о такой деятельности в открытый доступ, чтобы порадовать сетевых дегенератов я не буду, извините. :)
Аналогично с криками «Бери автомат, беги в окоп». Корпуса Народной Милиции укомплектованы, и добровольцев не принимают. Куча народу на Донбассе сидит в резервистах, так что во мне (как и во многих других) в окопах не нуждаются. Фронту нужен крепкий тыл, экономика, разведка, пропаганда и многое другое. Одними автоматами не победишь.
Но чтобы это понимать, нужно не быть дегенератом.
Особенно меня веселят такие крики (и первые, и вторые) от людей, которые никогда не были на Донбассе и пальцем о палец не ударили, чтобы ему помочь. А больше всего от престарелых куриц (обоего пола).
Наша семья помогает Донбассу и другими способами, но я не считаю нужным распространяться об этом и пиариться таким образом.
Так что да, я агент СБУ, засланный в Россию, чтобы рассказывать об ужасах евроинтеграции и всячески мешать делать тут майдан.
Укрологика такая укрологика.