Терем на тихой улице
0
189
Среди прочей застройки на Колокольной улице дом 11 выделяется, как драгоценный камень среди обычных булыжников: цветной кирпич и изразцы фасада, эркер в виде причудливого теремка, парадный подъезд и арка, как будто срисованные с картины Билибина. С первого взгляда понятно, – вот оно, по-настоящему элитное жилье. Такого эффекта Николай Никитич Никонов – владелец и одновременно архитектор этого дома – как раз и добивался.
(с)
Для того, чтобы описать биографию Николая Никонова было бы достаточно всего одного слова – «вопреки». Как ни погляди, а вероятность того, что сын крепостного крестьянина из деревни Онофрево Пошехонского уезда Ярославской губернии станет успешным архитектором и зажиточным домовладельцем, была крайне невелика, но везение – есть везение. Добрым ангелом для него выступил приходской священник Андрей Шестаков, обративший внимание на то, что мальчишка, посещавший школу при церкви, постоянно что-то рисует.
Ученик и студент
Батюшка был человеком неравнодушным и хорошо образованным. Он взял над мальцом шефство и стал направлять его талант в нужное русло, обучая азам живописи, так что крестьянский сын вскоре стал подмастерьем при местном иконописце, а потом и сам стал писать образа. Да настолько талантливо, что стал местной знаменитостью. В результате из средств прихода – а он был большим и богатым, в без малого полсотни деревень, не считая села Владычное, – были выделены деньги, чтобы отправить Николая Никонова учиться в столицу. Так что в 1872 году в возрасте 23 лет он поступил вольнослушателем в Петербургскую академию художеств.
Есть версия, что участие в его судьбе принял и местный помещик – Николай Окулов, человек очень непростой – участник декабрьского восстания 1825 года, герой русско-персидской и русско-турецкой войн. Иначе чем объяснишь, что пошехонский иконописец параллельно с учебой оказался в помощниках у придворного архитектора Ипполита Монигетти? Кто-то помог ему своими связями в столице, и это был явно не приходской священник, – тот был фигурой заметной и значимой, но только на местном, губернском уровне.
Как бы там ни было, эта работа определила судьбу молодого ярославца: он осознал свое призвание зодчего. Правда, из-за постоянной занятости в проектах Монигетти Никонов завалил учебу в Академии художеств и в 1881 году был отчислен за прогулы и неуспеваемость. Но Ипполит Антонович заботился о своих учениках, – улестил одного преподавателя, договорился с другим, надавил на третьего, и Николая так-таки допустили к экзамену. В 1885 году, успешно сдав его, Никонов получил заветный диплом, официально став архитектором.
Архитектор Духовного ведомства
Думается, дальнейшую его деятельность во многом определяло чувство благодарности к ярославскому священнику, немало времени и сил потратившему на его художественное образование. Потому что строил Николай Никитич по большей части церкви и соборы, став, как это тогда называлось, «архитектором для производства разных строительных работ по Духовному ведомству», а через весьма короткое время, к 1891 году, дослужившись до должности главного архитектора петербургской епархии. В его послужном списке три с лишним десятка церквей, монастырских подворий и других церковных построек от Ревеля до Полтавы и от Старой Ладоги до Нового Афона. Причем все они очень легко узнаваемы, во всех просматриваются очертания старинных русских храмов и теремов, в отделке – цветные изразцы и фигурная кирпичная кладка, – стиль Никонова не спутаешь ни с чем.
Но судьба архитектора переменчива, – заказы то есть, то нету, – а стабильности хочется всегда. Поэтому гонорары за выполненные проекты Николай Никитич вкладывал в самое прибыльное по тем временам дело – строительство собственных доходных домов. Которые, разумеется, возводились по его собственным проектам. К 1899 году их у него было три, и Никонов решил построить четвертый. Самый красивый, самый роскошный из всех.
(с)
Цветной дом
Возвести такой дом хотелось бы, конечно, на проспекте, в «золотом треугольнике», но с участками под застройку в городском центре на ту пору было уже небогато, так что архитектору пришлось смирить амбиции и выбирать из того, что есть. И Колокольная улица была далеко не худшим вариантом из предложенных. По площади выбранный Никоновым участок был немал, но невелик в ширину, так что сказочный терем с шатровой крышей эркера, узорчатой кладкой и «кокошниками» над окнами, построенный в 1900-м, оказался невелик, пусть и пяти этажей в высоту. Но за ним архитектор спроектировал оформленный в том же стиле двор и второй корпус, во всем похожий на первый, но чуть поскромнее и с квартирами площадью поменьше. А за ним – еще и третий, совсем скромный.
О причудливом теремке на Колокольной заговорили в городе, а, учитывая, что квартиры в нем были для своего времени супер-комфортные – с отоплением, водопроводом, канализацией, – и даже лифт между этажами ходил, желающих поселиться в новостройке было хоть отбавляй. В главном здании жилье снимала «чистая» публика, готовая заплатить за комфорт немалые деньги, – представители столичной бизнес-элиты, купцы. Во втором корпусе – жильцы поскромнее, обходившиеся уже без лифта, но искренне гордившиеся тем, что живут в таком же красивом и необычном доме, что и обитатели «барских» квартир. Ну, а третий корпус был отведен под жилье для прислуги и, как это тогда называлось, «службы». Разумеется, Николай Никитич не мог отказать себе в удовольствии поселиться в собственноручно построенном доме, в квартире на третьем этаже, там, где эркер украшен богаче всего. С одной стороны, это было действительно отличное жилье, а с другой, прогладывало в этом отчасти легкое тщеславие мастера, которому приятно похвастаться лучшим из своих творений на ниве гражданской архитектуры.
Правда, прожил тут Николай Никонов не долго. События 1905 года привели его к очень мудрому выводу, что для здоровья и жизни столицу было бы лучше покинуть, так что в 1906-м он подал в Духовное ведомство прошение об отставке, забрал жену и детей, да и подался прочь из Петербурга, в Самару. Там он и дожил благополучно до конца своей жизни, оборвавшейся в 1918-м.
(с)Для того, чтобы описать биографию Николая Никонова было бы достаточно всего одного слова – «вопреки». Как ни погляди, а вероятность того, что сын крепостного крестьянина из деревни Онофрево Пошехонского уезда Ярославской губернии станет успешным архитектором и зажиточным домовладельцем, была крайне невелика, но везение – есть везение. Добрым ангелом для него выступил приходской священник Андрей Шестаков, обративший внимание на то, что мальчишка, посещавший школу при церкви, постоянно что-то рисует.
Ученик и студент
Батюшка был человеком неравнодушным и хорошо образованным. Он взял над мальцом шефство и стал направлять его талант в нужное русло, обучая азам живописи, так что крестьянский сын вскоре стал подмастерьем при местном иконописце, а потом и сам стал писать образа. Да настолько талантливо, что стал местной знаменитостью. В результате из средств прихода – а он был большим и богатым, в без малого полсотни деревень, не считая села Владычное, – были выделены деньги, чтобы отправить Николая Никонова учиться в столицу. Так что в 1872 году в возрасте 23 лет он поступил вольнослушателем в Петербургскую академию художеств.
Есть версия, что участие в его судьбе принял и местный помещик – Николай Окулов, человек очень непростой – участник декабрьского восстания 1825 года, герой русско-персидской и русско-турецкой войн. Иначе чем объяснишь, что пошехонский иконописец параллельно с учебой оказался в помощниках у придворного архитектора Ипполита Монигетти? Кто-то помог ему своими связями в столице, и это был явно не приходской священник, – тот был фигурой заметной и значимой, но только на местном, губернском уровне.
Как бы там ни было, эта работа определила судьбу молодого ярославца: он осознал свое призвание зодчего. Правда, из-за постоянной занятости в проектах Монигетти Никонов завалил учебу в Академии художеств и в 1881 году был отчислен за прогулы и неуспеваемость. Но Ипполит Антонович заботился о своих учениках, – улестил одного преподавателя, договорился с другим, надавил на третьего, и Николая так-таки допустили к экзамену. В 1885 году, успешно сдав его, Никонов получил заветный диплом, официально став архитектором.
Архитектор Духовного ведомства
Думается, дальнейшую его деятельность во многом определяло чувство благодарности к ярославскому священнику, немало времени и сил потратившему на его художественное образование. Потому что строил Николай Никитич по большей части церкви и соборы, став, как это тогда называлось, «архитектором для производства разных строительных работ по Духовному ведомству», а через весьма короткое время, к 1891 году, дослужившись до должности главного архитектора петербургской епархии. В его послужном списке три с лишним десятка церквей, монастырских подворий и других церковных построек от Ревеля до Полтавы и от Старой Ладоги до Нового Афона. Причем все они очень легко узнаваемы, во всех просматриваются очертания старинных русских храмов и теремов, в отделке – цветные изразцы и фигурная кирпичная кладка, – стиль Никонова не спутаешь ни с чем.
Но судьба архитектора переменчива, – заказы то есть, то нету, – а стабильности хочется всегда. Поэтому гонорары за выполненные проекты Николай Никитич вкладывал в самое прибыльное по тем временам дело – строительство собственных доходных домов. Которые, разумеется, возводились по его собственным проектам. К 1899 году их у него было три, и Никонов решил построить четвертый. Самый красивый, самый роскошный из всех.
(с)Цветной дом
Возвести такой дом хотелось бы, конечно, на проспекте, в «золотом треугольнике», но с участками под застройку в городском центре на ту пору было уже небогато, так что архитектору пришлось смирить амбиции и выбирать из того, что есть. И Колокольная улица была далеко не худшим вариантом из предложенных. По площади выбранный Никоновым участок был немал, но невелик в ширину, так что сказочный терем с шатровой крышей эркера, узорчатой кладкой и «кокошниками» над окнами, построенный в 1900-м, оказался невелик, пусть и пяти этажей в высоту. Но за ним архитектор спроектировал оформленный в том же стиле двор и второй корпус, во всем похожий на первый, но чуть поскромнее и с квартирами площадью поменьше. А за ним – еще и третий, совсем скромный.
О причудливом теремке на Колокольной заговорили в городе, а, учитывая, что квартиры в нем были для своего времени супер-комфортные – с отоплением, водопроводом, канализацией, – и даже лифт между этажами ходил, желающих поселиться в новостройке было хоть отбавляй. В главном здании жилье снимала «чистая» публика, готовая заплатить за комфорт немалые деньги, – представители столичной бизнес-элиты, купцы. Во втором корпусе – жильцы поскромнее, обходившиеся уже без лифта, но искренне гордившиеся тем, что живут в таком же красивом и необычном доме, что и обитатели «барских» квартир. Ну, а третий корпус был отведен под жилье для прислуги и, как это тогда называлось, «службы». Разумеется, Николай Никитич не мог отказать себе в удовольствии поселиться в собственноручно построенном доме, в квартире на третьем этаже, там, где эркер украшен богаче всего. С одной стороны, это было действительно отличное жилье, а с другой, прогладывало в этом отчасти легкое тщеславие мастера, которому приятно похвастаться лучшим из своих творений на ниве гражданской архитектуры.
Правда, прожил тут Николай Никонов не долго. События 1905 года привели его к очень мудрому выводу, что для здоровья и жизни столицу было бы лучше покинуть, так что в 1906-м он подал в Духовное ведомство прошение об отставке, забрал жену и детей, да и подался прочь из Петербурга, в Самару. Там он и дожил благополучно до конца своей жизни, оборвавшейся в 1918-м.