Профессия подонки. Очерки о работе украинской карательной системы. Медсанчасть
Материал предоставлен редакции автором. Предыдущая часть. Начало
В камере № 123 третьего корпуса Одесского следственного изолятора царило волнение. Трое обитателей камеры тихо разговаривали между собой, пуская по кругу кружку с очень крепким чаем. Иногда кто-то из них вскакивал с места и начинал с остервенением бить кулаками в железную дверь камеры.
– Старший, вы что там спите?! Срочно врача в хату 123, человеку плохо!! – с истерическими нотками в голосе кричал он. Человеческий крик гулко раздавался в чудовищном «колодце» тюремного корпуса. Но в ответ – зловещая тишина. Тюрьма еще спала в этот час. Полпятого утра.
На нижней наре в камере лежал худой, очень молодой человек и стонал. Его лицо желто-землистого цвета периодически искажала судорога, гримаса боли. Тогда он начинал стонать громче и от боли подтягивать ноги к животу. Потом приступ проходил, молодой человек расслаблялся и опять тихо стонал. Его сокамерники с испугом смотрели на лицо парня и, когда приступ проходил, продолжали отчаянно молотить в глухую дверь.
– Ну, что вы стучите? – в открывшейся «кормушке» появилось тоже испуганное лицо молодого прапорщика. – Я уже позвонил в санчасть, сейчас Анжела придет.
– Слава, поторопи эту суку, ему очень плохо!
Прапорщик ничего не ответил и ушел, захлопнув «кормушку». Фельдшер Анжела пришла через час. Бледное лицо с черными кругами под глазами, черные волосы и блестящие, с искоркой порока, глаза.
– Долго тебя ждать?! Ему плохо! – накинулся на нее один из зеков.
– Я вам тут не нанималась ногами ходить! – с вызовом сказала Анжела, но потом перешла на более мягкий тон: – Что с ним?
– Живот болит. Он уже с нары встать не может… – начал рассказывать сокамерник больного.
– На! – не дослушав его, Анжела просунула руку в кормушку, и на ладонь зека упали две таблетки.
– А что это?
– От желудка поможет, – ответила Анжела. А потом похотливо, криво усмехнулась: – А вообще, пусть сходит за «парус» (простыня, отгораживающая туалет от камеры, – авт.) и подрочит. Это точно поможет. Окно «кормушки» захлопнулось.
– Вот мразь!.. – процедил сквозь зубы заключенный. – Как на нее у «Рекса» встает?! У меня и через десять лет отсидки на нее не встанет. («Рексом» заключенные называли тюремного опера Вивденко. Он считался любовником Анжелы). Сокамерники подошли к больному.
– Сережа, на, выпей, может, полегчает!
Больной положил таблетки в рот и дрожащей рукой взял кружку с водой. Таблетки не помогли. Парень постоянно стонал, а во время приступов начинал кричать. Жутко, утробно. Так кричит смертельно раненое животное. От этого крика кровь стыла в жилах.
В десять утра пришли врачи. Больного юношу перенесли в тюремную больничку. Ходить сам он уже не мог. А вечером его вывезли в Еврейскую больницу города Одессы под усиленным конвоем. Это картину было невозможно наблюдать!.. Жуткая была картина. Носилки. Худое изможденное тело, уже почти невесомое… Вольные санитары с ужасом смотрели на умирающего и только качали головой. А вокруг носилок – упитанные, вооруженные до зубов, наглые, самодовольные вояки из «Беркута».
Парня поместили в отдельную палату. У дверей выставили бойцов спецподразделения. А умирающего пристегнули наручниками к больничной койке. Рука в изголовье, нога – с другой стороны. Из коридора были слышны душераздирающие рыдания матери – ей сообщили, что её сын умирает… Но бесстрастные, как истуканы, бойцы «Беркута», выполняя чей-то приказ, не пустили мать даже проститься с умирающим сыном. Скоро его не стало. Он испустил свой последний вздох на казенной больничной койке, прикованный к ней одной рукой и одной ногой. Так умирал Сергей Бердюгин, самый молодой из политзаключенных по «Одесскому делу». Он прошел через кошмар пыток Леннского РОВД в городе Николаеве. Он испытал на себе подлость и жестокость пресс-хаты Николаевского СИЗО. Он столкнулся лицом к лицу с прессовщиком по кличке «Гном»…
Сергею было 20 лет. После кошмара украинских застенков, где ему подорвали здоровье, он угодил в другой кошмар – тюремной медицины. Сергея можно было спасти! Его надо было лечить, поместив в нормальную больницу. Но опричники из ПО не сделали этого. Юношу держали в тюремной камере, не давая лекарств, не поставив даже диагноз его болезни. Они просто ждали, пока он умрёт. Тюремные «медики», являя собой просто одну из шестеренок карательной машины, покрывали деяния инквизиторов из Ленинского РОВД г. Николаева. Но на сей раз сокрыть содеянное не удалось. Сергей Бердюгин погиб фактически в стенах Одесской следственной тюрьмы, смертью своей обличая палачей в погонах и в белых халатах. Умирающего вывезли в городскую больницу, когда спасти его уже не представлялось возможным. Тюремщики хотели снять с себя ответственность и свалить ее на гражданских врачей.
Но пусть скептически настроенные читатели не думают, что от подобного отношения тюремного медперсонала страдают только политические заключённые (которых пока не так уж много в стенах украинских пенитенциарных учреждений). Не надейтесь, что если ваш сын или брат обвинён в обычном уголовном деянии, его минует чаша сия…
Нет! «Медицинское обеспечение» в тюрьмах и лагерях направлено не на лечение зеков, а на медленное их умерщвление.
Уже известная читателю фельдшер Анжела, наркоманка, нахамившая умирающему Сергею Бердюгину, точно так же хамила и другим больным зекам, всем подряд. А ещё у нее была любимая шутка: в ходе приема пациентов в медкабинете она вдруг начинала орать, что её пытаются изнасиловать. Понятное дело, что старший по корпусу, выполняя инструкцию, вызывал войсковой наряд, и опешившего зека смертельно избивали. А потом несчастный еще попадал под репрессии любимого опера Анжелы. Так эта милая парочка поломала очень многим и судьбу, и последнее здоровье.
Трудно представить, что происходило в пропитанных наркотическим ядом мозгах Анжелы, когда она кричала, будто ее насилуют. Может, она получала удовольствие от всплеска адреналина в крови? Щекотала себе нервы? Поднимала свой статус, как самки?.. Не постигаю! Не хочется даже вспоминать, что эта женщина – медработник.
Я обратился к ней во время одного из плановых обходов с просьбой промыть мне ухо, которое начало болеть. В ответ услышал: – Я техникум не для того заканчивала, чтобы ворам и убийцам уши промывать! Я был потрясён, и на следующий день обратился к начальнику СИЗО Рябцову с жалобой. Анжелу на время убрали из того тюремного корпуса, где я сидел. Но она продолжала беспредельничать в других корпусах. Она не исчезла и, наверное, не может исчезнуть до тех пор, пока в Украине царит этот бесчеловечный режим! Анжела – олицетворение медицины в нынешней пенитенциарной системе!
В декабре 2003 года я лежал в тюремной больничке Одесского СИЗО. В одну из ночей вся наша палата-камера проснулась от истерических криков за стеной. Там кто-то изо всех сил колотил в дверь: – Я не болен! Выпустите меня отсюда! Отведите в корпус!
Это продолжалось полчаса. А потом произошло то, что в тюрьме является обычным делом: вызвали войсковой наряд, кричавшего выволокли в коридор… Я, наблюдая за происходящим через щелочку, видел, как прапорщики-вертухаи избивали этого зека, а рядом стоял начальник медчасти, курил и спокойно наблюдал за расправой. Тот самый майор, который угробил и Сергея Бердюгина!..
Слыша крик и звуки ударов в коридоре, зеки всех камер, включая нашу, принялись стучать в двери. Менты прекратили расправу и бросили избитого зека туда же, откуда извлекли. Он больше не кричал, что здоров…
Многие заключённые при мне отказывались в тюремной санчасти от уколов. И не без оснований! Проконтролировать, что вам там вкалывают, невозможно. Случалось, что освобождали прямо в зале суда главарей преступных группировок, чью вину следствие не сумело толком доказать, но вскоре после выхода из тюрьмы эти бандиты вдруг скоропостижно умирали от сердечной недостаточности… Что явилось истинной причиной их смерти? Тут, пожалуй, больше вопросов, чем ответов. Но никто не даст вам гарантии, что этим людям не ввели накануне в тюремной больничке что-то специфическое, предназначенное отнюдь не для нормализации сердечной деятельности!.. Тем более, что между посещением тюремной больнички и внезапной гибелью человека прослеживается определенная связь.
Медицинское обслуживания в пенитенциарной системе современной Украины вызывает нехорошие аналогии с «медициной» нацистских концентрационных лагерей. То же глумление над личностью пациента, то же отсутствие действенного лечения, откровенная ненависть к заключённым, которых якобы лечат там… Но есть и существенная разница: в нацистских лагерях были-таки квалифицированные специалисты! Всякие доктора Менгеле проводили на людях научные эксперименты… Дико, конечно.. И большое счастье для человечества, что этих военных преступников в 1945 году повесили. Но нельзя отрицать и то, что, экспериментируя над людьми, они стремились к получению определенных научных результатов.
В отличие от фашистских извергов современные «менгеле» опытов не проводят и научных открытий не совершают. Их жизнь куда примитивнее, их задача проще. Являясь частью истребительной государственной машины Украины, они помогают уничтожать людей, попавших в тюрьмы и лагеря.
Сначала оперативная и режимная служба в местах лишения свободы создают узникам такие условия, при которых не заболеть очень сложно. И люди заболевают. А потом тюремные врачи просто не оказывают зекам необходимой помощи. Схема, как видите, простая.
В Одессе, в начале ХХ1 века врача тюремной больницы уличили в продаже лекарств, предназначенных для заключённых. Разразился скандал. Врача уволили, но лучше в тюремной больнице не стало. Наблюдалось по-прежнему отсутствие необходимых лекарств, которое тюремщики объясняли недостаточным финансированием, сваливая всю ответственность на правительство.
Мы не собираемся тут защищать правительство, но, после истории с упомянутым ворюгой-врачом, уже знаем: на самом деле лекарства есть! Только их растаскивает медперсонал. Они постоянно требуют, чтобы зеки через родственников сами добывали себе медикаменты. Однако, согласно внутренним инструкциям, действующим в местах лишения свободы, заключенный не имеет права хранить лекарства при себе. Поэтому даже присланные из дома таблетки и ампулы хранятся в медчасти, на совести врачей. А вот с совестью-то и наблюдается самый дефицит. Лекарства и в этом случае растаскиваются… и продаются тем же заключенным. Верх цинизма!
Таким образом совершается уничтожение заключенных и прямо, и косвенно. Хотя такое деяние, как неоказание помощи, безусловно, подпадает под соответствующую статью Уголовного кодекса Украины.
Для уничтожения людей может использоваться и перевозка зеков с одного конца Украины в другой. Я об этом уже рассказывал. Условия этапирования чудовищные. После одной-двух поездок в «воронках» и «столыпиных» человек добирается до пункта назначения уже полностью больным. Врачи его не лечат, – и результат не заставляет себя слишком долго ждать! Именно так довели до смерти известного киевского преступного авторитета – борца Савлохова. Когда-то у него было отменное здоровье… Но, после нескольких таких переездов из одной колонии в другую он умер от сердечного приступа. Элементарное убийство путем неоказания медицинской помощи. Хотя не исключено и отравление.
У другого осужденного как-то начались боли в области живота. «Врачи» медчасти колонии, понятное дело, диагноз толком не поставили, определили «язву». Такой диагноз позволяет врачам оформить соответствующие документы и вывезти человека в лагерь-больницу. Что и было сделано.
В межобластной больнице врачи мало чем отличаются от лагерных. Пациенту диагноз не уточнили, но две недели делали вид, что лечат язву желудка. Через две недели больного оправили обратно.Лечение ему не помогло, боли продолжались и усиливались. Врачи колонии опять сняли с себя ответственность и с тем же диагнозом «язва желудка» вновь отправили в лагерную больницу для осуждённых.
На этапе человек умер. У него оказалось банальное обострение аппендицита. Его легко можно было вылечить, вырезав аппендикс. Но лечили ведь от язвы!.. Да и лечили ли вообще? За то время, пока он катался туда-сюда в «столыпине», аппендицит превратился в гнойный…
В одной из колоний Донецкой области осенью 2006 года в медсанчасти умер осужденный. Женщина-фельдшер безутешно рыдала:
– Я ненавижу эту систему! Сволочи! – сквозь зубы твердила она. – Его можно было спасти, можно! Я говорила, что его надо в больницу, в Торез везти, еще три дня назад! Не слушали меня, скоты, парня угробили!
История почти аналогичная истории Сергея Бердюгина. У осуждённого начался менингит. Вместо того, чтобы спасать человека, начальник медчасти колонии капитан Тищенко С.В. тянул время… Лечить опасно больного человека он не мог – нечем! Лекарства в медчасти, как он постоянно повторял, хронически отсутствуют. Вывезти осуждённого в городскую больницу – значит открыть тайны тюремной медицины…
В последний момент пациента с менингитом все-таки вывезли в горбольницу: дежуривший ночью тюремный фельдшер снял с себя ответственность и вызвал карету «скорой помощи». Но было уже поздно.
Но ведь можно что-то сделать, есть правозащитные организации, пресса, к ним можно обратиться, раз государственные структуры не реагируют на этот беспредел…
– Бесполезно! – махнула рукою фельдшерица. – Когда тут десятками люди умирали от туберкулёза, когда морг был переполнен, и трупы складывали прямо под открытым небом, мой муж не выдержал и поехал в Киев. Надо было что-то делать. Терпеть уже всё это стало невозможно! И что же? – Мужа не только уволили, но и оболгали, затравили клеветой, – мол, это он лекарства воровал!.. Правда, тогда из Киева приехала комиссия и эпидемию туберкулёза остановили. Но система какая была, такая и осталась.
Вот вам наглядная иллюстрация понятия «карательной медицины»! И не в каком-то Гулаге Солженицынском, а в Украине ХХ1 века!
Кстати, не все вольные граждане знают о том, что врачи пенитенциарной системы не подчинены Министерству здравоохранения. Их начальство находится в Департаменте по исполнению наказаний.
Морально-психологический облик этих эскулапов, даже на фоне общей моральной деградации всего буржуазного общества, ужасает. Клятва Гиппократа сейчас даже для врачей на свободе – пережиток «тоталитарного прошлого», а в тюрьме – тем паче! Мне об этом часто говорили сами лагерные медработники. И, чем дальше размышляю обо всём, что я видел здесь, тем больше подозреваю, что медицинские инструкции Департамента направлены не на лечение осужденных, а на их уничтожение.
…Интересно, а может ли тюремный врач сфальсифицировать несуществующий диагноз болезни на неугодного заключенного? Думаю, что может. Ведь благополучие этого врача зависит он начальника тюрьмы (колонии, СИЗО…). Если тюремный врач и не руководствуется корыстными интересами, то боится потерять рабочее место. Быть уволенным из-за какого-то зека? – ну уж, нет! Да и где еще найдёт работу «специалист», утративший квалификацию, разучившийся толком ставить диагнозы, забывший, что такое ответственность за жизнь и здоровье пациента?..
Сергей, о котором я писал в главе «Обращения…», так допёк администрацию колонии постоянными требованиями соблюдения его законных прав, что тюремное начальство решило от него избавиться. Перевести строптивого зека в другую колонию – можно, но слишком хлопотно. Решение о таком переводе принимается в Киеве и должно иметь под собой веские причины. Не может же начальник колонии написать в столицу: «Да заберите же, бога ради, от меня этого паршивца, а то он достал всех своими жалобами!».Такое в Киеве могут и не понять… А вот написать, что человек болен и срочно нуждается в стационарном лечении, – другое дело. Кто там станет разбирать, болен этот зек, или нет?.. Прокурор? Прокурор скажет: ” Извините, это не моя компетенция!”
Вот такой липовый диагноз и состряпали на Сергея. Он успел отправить письмо матери и сообщить, что, возможно, скоро поедет по этапу. Благо, знакомые зеки, работавшие в обслуге, открыли ему зловещие планы «медкарателей». Впрочем, письмо Сергея все равно цензура не выпустила из колонии. Никто не лишал осуждённого права переписки, – но, подобно вампирам, здешние должностные лица любят обделывать свои дела под покровом тьмы и тайны. Мать Сергея с большим опозданием узнала, что её сын поехал в «оздоровительное турне».
Он сопротивлялся. Его, с применением силы и побоев, засунули в «воронок». Последовали пять дней изнурительного этапа. Транзитные, грязные, с крысами и тараканами камеры. Далее – в больницу. Поскольку Сергей не был болен ничем, его там и не лечили. Две недели просто продержали в камере больницы в Винницкой области. Потом врачи оформили какие-то документы, с содержанием коих пациента не ознакомили, и вновь – на этап.
Уже в «столыпине» Сергей спросил у солдата-конвоира, куда его везут? Оказалось – не в прежний лагерь, а в Луганскую тюрьму. Тут Сергей понял всё! Врачи Винницкой больницы, выполняя пожелание администрации лагеря, мечтавшей избавиться от неудобного зека, состряпали на него новый диагноз; мол, у него обнаружено нарушение опорно-двигательного аппарата… Такие болезни зекам лечат только в Луганской области.
Еще два месяца изнурительного этапа. Хамство солдат в «столыпине» и в «воронках». Полуголодное существование. «Навороты» тюремщиков в тюрьмах Киева, Днепропетровска, Харькова, Донецка, Луганска… Сергею казалось, что его специально протащили по всем городам и весям Украины. Здоровья ему это явно не прибавило.
В Луганске повторилась та же история, что и в Виннице: его никто ни от чего не лечил, но продержали месяц. В конце концов нервы у Сергея не выдержали, он начал возмущаться и требовать возвращения в лагерь на постоянное место отсидки. Врачи вроде бы вняли его требованиям и начали оформлять на Сергея документы для перевода его в колонию № 20 г. Вольнянска… Но там как раз расположена всеукраинская психбольница для заключенных! Сергея «добрые» тюремные врачи быстренько сделали сумасшедшим!
Сергею повезло, что он об этом чисто случайно узнал. Попасть в лапы еще и украинской карательной психиатрии не входило в его планы, но предотвратить эту поездку он смог только одним способом – объявил голодовку и вскрыл себе вены. Одновременно ему удалось сообщить на волю о беззакониях и издевательствах, которым он подвергается.
Старенькая мама примчалась в Луганск. Устроила скандал в местном Департаменте УИН, написала письмо в Генеральную прокуратуру и Уполномоченному по правам человека. Там обещали разобраться и сделали запрос в Главный Департамент в Киеве. Лишь после этого Сергея оставили в покое. И «быстро» – через два месяца этапов, транзитных тюрем с крысами и тараканами, – в обратном порядке вернули в свой «родной» лагерь.
Там его вызвал на прием начальник оперчасти и, отвратительно улыбаясь, поинтересовался о здоровье. А потом, как бы невзначай, объяснил Сергею, что, если будет ещё жаловаться и писать обращения, добиваясь справедливости, – вновь поедет в турне.
Я не знаю, чем закончилась эта история. Только, хорошо зная Сергея, уверен, что он не остановится и будет продолжать ставить на место наглых, упоенных своей безнаказанностью тюремщиков.
Вот так даже медицина служит дубиной в руках пенитенциарной системы и применяется для умышленного уничтожения украинцев, русских, татар и людей любой другой национальности, проживающих на этой многострадальной земле, ранее называвшейся Диким Полем, а теперь – Украиной.
Случай с Сергеев не единичен. Во Львовской тюрьме я встретил парня. Худощавый, высокий, крепкого телосложения, – с первого взгляда было видно, что спортсмен. Внимание привлекло то, что он плохо ходит. Познакомились ближе. Оказалось, что у него руки и ноги разрублены наручниками. Раны кровоточили и были наспех перебинтованы. Но мои предположения, что парень недавно прошел пыточные кабинеты милиции или СБУ, оказались неверными.
Ехал он по этапу из лагеря в Ровенской области. Везли его на «двадцатку» – всеукраинский дурдом. Как позже выяснилось, этот еще молодой мужчина, немногим более сорока лет от роду, действительно не в себе; в свое время прошел Афганистан, спецназ… Не исключено, что были контузии, отразившиеся на его психике. Однако в лагере он вел себя очень мирно, клеил модели парусников и получал от этого удовольствие. Он был спокоен до тех пор, пока вертухаи его не трогали. Когда же тюремщики, следуя своим привычкам перекраивать всех по своему отвратительному образу и подобию, начинали спецназовца «воспитывать», какой-то контакт в его голове заклинивал – и всех ментов-тюремщиков он начинал воспринимать, как врагов-душманов. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Спецназовец просто бил ментов, как врагов народа. Они ничего с ним поделать не могли.
Тогда подключили к процессу «перевоспитания» карательную психиатрию. Раз в год бывшего афганца возили в дурдом на принудительное лечение. Это оказалось тяжёлым делом. Добром заставить этого человека влезть в «воронок» и ехать к палачам в белых халатах, было сложно…
В тот раз, когда я встретил его в боксике Львовской тюрьмы, он ехал не один. Вместе с ним ехали еще заключённые из того же лагеря. Они-то мне и рассказали, как спецназовца грузили в «воронок». В этом процессе участвовало двенадцать тюремщиков. И всех их этот человек раскидал, как щенков. Они не знали, что делать, готовы были применить оружие. Но на сей раз обошлось – спецназовца отравили нервно-паралитическим газом.
Он потерял сознание, но трусливые шакалы, (уверен – не нюхавшие пороху!) – даже к неподвижному телу боялись подойти… Чтобы было наверняка – применили еще и электрошок, и лишь после этого заковали руки и ноги в наручники. При этом, мстя за свой пережитый страх, они избили воина-афганца, лежавшего всё еще без сознания… Пришел в себя он уже в «воронке». Пытался порвать кандалы, но безуспешно: они врезались ему в руки и ноги, разрубив кожу и мясо до костей.
Война – это, наверное, всё же явление ненормальное, потому что почти всегда отрицательно влияет на психику. Не все выдерживают. Не говоря уж о том, что во время боевых действий солдаты часто получают контузии, травмы головы, химические отравления… Но сейчас речь совсем о другом. О том, что в мирное, казалось бы, время антинародное украинское государство создало такие условия, когда бывший воин-интернационалист, который верой и правдой служил своей Великой Родине, сначала вынужден был совершить преступление, а затем – подвергся вот таким издевательствам! Говорят, что он сумасшедший… А само это государство – разве оно нормальное?
Не хочу называть имя и фамилию ещё одного осуждённого, чтобы не создать человеку новых неприятностей, расскажу только его историю. За время своей отсидки он уже несколько раз ездил «лечиться» в г. Вольнянск, в колонию № 20. Хотя, в отличие от того афганца, он совершенно здоров психически. Просто он очень оригинально выражает своей протест против произвола тюремщиков. Например, он аккуратно собрал в баночки совершенно несъедобный обед, которым кормили заключённых, пришел к первому заму колонии и вывалил эту, с позволения сказать, еду ему на стол. За это, по приказу разгневанного подполковника, медчасть сразу начала оформлять на осужденного документы в дурдом. Не любят работники пенитенциарной системы правду!
Читатель, что Вы делаете, когда чувствуете недомогание? Вопрос может показаться странным. Конечно, Вы собираетесь и спокойно идёте в поликлинику. Там ваш участковый врач вас осматривает, ставит диагноз и назначает лечение. Если Вам уж совсем худо – можно вызвать и «скорую»…
В колонии всё не так. Каждый жилой барак окружён забором с колючей проволокой. За забором, возле здания барака, есть небольшая площадка для прогулок. Получается – маленький лагерь внутри большого лагеря.
Называется это изобретение – «локальный сектор» или попросту «локалка». Дверь в «локалку» запирается на замок. Выйти просто так нельзя – за это можно получить десять суток карцера. Сделано это для того, чтобы заключённые из разных бараков не контактировали между собой. Смысла в этом нет никакого, потому что зеки все равно общаются друг с другом в столовой и на работе в промзоне. «Локалки» придумал какой-то садист лишь для того, чтобы лишний раз поиздеваться над людьми.
Вне «локалок» ходят вертухаи-ключники – сержанты и прапорщики внутренней службы. В их обязанности входит открывать двери «локалок», когда заключённым нужно в индивидуальном порядке сходить в быткомбинат или в медсанчасть. Но вертухаи-ключники либо сами ненавидят заключённых, либо получили приказ – не пущать! А их твердолобость переходит все границы: вы не сможете упросить их открыть «локалку», даже если вас вызывает кто-то из лагерного начальства. Вертухаи, видимо, опасаются, что, открыв вам дверь, уронят свое достоинство. Абсурд! Но это, кстати, наглядно доказывает, что работают в пенитенциарной системе (впрочем, как и во всей системе ПО) психически неполноценные люди. Это их закрывать надо в дурдом. А еще лучше – в «локалку»!
Но вернёмся к походу в медчасть колонии. Почувствовав недомогание, вы битый час будете стоять под дверью «локалки» и звать вертухая-ключника. Сразу скажу – не всем везёт. Иногда зеку так и не удаётся выйти из «локалки». Но, допустим, вам повезло – вы вырвались из западни и идёте в медчасть. Но самое смешное, что и это лагерное учреждение тоже обнесено забором, и тут тоже есть «локалка». Персонал медчасти заходит через другую дверь, но туда зекам дорога заказана.
Итак, вы имеет возможность перемещаться по территории лагеря – это плюс, но попасть в медчасть пока ещё не можете – это минус. Плюс ещё и в том, что возле сангчасти не надо кричать, звать вертухаев-ключников, – вы их видите своими глазами. Они стадом кучкуются возле дежурной части колонии, как овцы, опасающиеся волка. Но уговоры не сразу приносят результаты. При виде одинокого зека, которому что-то надо, овечки тут же сами становятся похожи на волков. Ведь им надо пройти целых 20 метров, чтобы открыть для вас дверь в медчасть! Самая обычная отговорка у них – то, что нет ключа. Врут, конечно! Но проверить вы этого не можете.
Ничего, продолжайте переговоры до тех пор, пока кто-то из них не снизойдёт до вас. Вот ленивой медленной походкой он идёт к двери в локалку медчасти… Надо видеть эту походку! Всем своим видом тюремщик демонстрирует, как он ненавидит вас, до какой степени ему плевать на ваше здоровье!..
Однако, ура! – вы почти у цели! Но тут вас ожидает очередной подводный риф. Приём ведет начальник медчасти. Он – единственный терапевт в этом заведении, но он – очень занятый человек! У него – море неотложных дел! А если и нету их, то придумает – лишь бы не принимать зеков. То его ещё нет, то он только что ушёл, то «будет принимать через час»… и т.д.
Все эти ценные сведения вы получите от зека-дневального, который находится за закрытыми дверями, ведущими непосредственно к кабинету врача. Дневальный этот может дать фору любому прапорщику-вертухаю! Проверить, есть на самом деле врач в кабинете или нет, вы опять-таки не можете. Теперь Ваше дело – ждать.
Большая удача, если вы все-таки попали на индивидуальный приём. Часто всё происходит более «демократическим» образом. Начальник медчасти выходит, как солнышко, к зекам в накопитель и у всех спрашивает цель их прихода. Краснея от стыда, зеки называют свои болезни: геморрой, язва и т.д.
Врач сам решает, кого принять сейчас, а кого отложить на неопределённый срок. Всё зависит не от тяжести заболевания, а от его прихоти. Можно два часа дожидаться у него приёма, а потом услышать от дневального через дверь: «Викторович ушел и сегодня его не будет!».
Так работает не какой-то один начальник тюремной медчасти, – это, повторяю, типичная картина! Анекдот, когда доктор ломает пополам таблетку и говорит: «Вот это от головы, а это – от желудка, смотри не перепутай», становится тупой явью.
Откуда такая ненависть и отсутствие сострадания к людям? Ведь речь идет всё-таки не о тюремщиках, а о врачах! Единственное объяснение: медицина в местах лишения свободы и не ставит своей целью лечение осуждённых.
Зеки, которые это поняли, и не ходят лечиться в тюремную медчасть. Лечатся сами, теми медикаментами, что им присылают родители. Или вообще не лечатся. Отсюда и высокая смертность.
Продолжение следует…