«Мы недооценили противника»: когда руководству вермахта стало ясно, что блицкриг провалился

Одна из наиболее поучительных историй Великой Отечественной войны – о том, как провалился нацистский план молниеносного, скоротечного разгрома и уничтожения Красной армии и Советского Союза. С нашей стороны фронта были предприняты громадные, беспримерные усилия, чтобы остановить врага и обратить его вспять. Но не менее значимые события, хотя и в другом ключе, происходили по другую линию фронта. «Погружение в ошибку» – так можно назвать психологический эффект, который постепенно, день за днем, неделя за неделей охватывал немецких генералов, которые перед и сразу после 22 июня были настроены чрезвычайно оптимистично, а затем стали по нарастающей осознавать, что кампания 1941 года на Восточном фронте развивается вопреки их ожиданиям. «Наступать дальше нет возможности» К месту несколько пояснений. Гитлеровские генералы зачастую проявляли здравомыслие и прозорливость уже после краха Третьего рейха. «Задним числом» уверяли, что им изначально претила война против СССР, что они пытались втолковать фюреру авантюризм этой затеи. Да вот беда, «бесноватый» не внял. Поэтому наиболее ценным и объективным свидетельством могут быть записи, сделанные прямо тогда, летом 1941 года, когда германские войска продвигались на восток. И среди подобных мемуаров выделяется «Военный дневник» начальника генерального штаба вермахта (сухопутных сил германской армии) генерал-полковника Франца Гальдера – потомственного военачальника, уравновешенного, педантичного, скупого на эмоции и, несмотря на известный исход войны, профессионала высокого уровня. Гальдер не скрывает, что был одним из разработчиков плана «Барбаросса» и верил в его реалистичность. Тем показательнее его «цепочка разочарований» на страницах дневника, полностью совпадающая, синхронная с развитием событий. Более того, предвосхитившая события дальнейшие. Восточный фронт – головная боль. Гитлер и его генералы в октябре 1941-го: слева направо – фельдмаршал Вильгельм Кейтель, генерал-полковник Франц Гальдер, фельдмаршал Вальтер фон Браухич Во-вторых, долго бытовавшее у нас (да и бытующее до сих пор) утверждение, что вплоть до контрнаступления Красной армии в декабре 1941-го под Москвой генералы вермахта, да и сам Гитлер были преисполнены радужных и самоуверенных ожиданий, совершенно не соответствует действительности. Да, солдат и младших офицеров по-прежнему уверяли в неизбежности «скорого разгрома русских» – ну так на то и существует воспитательная работа в войсках. Хотя и там, внизу, доверие к этим агиткам уже осенью 41-го было не столь высоким, как поначалу. А вот в руководстве Третьего рейха и вермахта нотки тревоги появились намного раньше, уже в июле, и со временем переросли в мрачно-депрессивное настроение, а то и в панику. Какой там парад «сверхчеловеков» на Красной площади! К началу декабря командиры вражеских армий, корпусов, дивизий, не дойдя до Москвы совсем немного, буквально завалили Верховное командование… нет, не клятвами в решимости сделать последний рывок, а рапортами, да что там – мольбами о полной неготовности его совершить. «Войска измотаны», «потери в личном составе и танках недопустимо высоки», «резервы исчерпаны», «пополнения нет», «сопротивление противника нарастает». И, как итог: «наступать дальше нет возможности», «необходим немедленный переход к обороне». И даже Гитлер после его многократных требований идти вперед любой ценой, перманентных истерик и угроз буквально за пару дней до советского контрнаступления все же согласился прекратить попытки наступать, ставшие к тому времени безуспешными. Блеск и нищета «Барбароссы» Так вот, судя по дневнику Гальдера, «что-то пошло не так» значительно, намного раньше, чем под Москвой. В «Дневнике» генерал-полковника много свидетельств и размышлений на эту тему. Однако некоторые из них можно считать ключевыми и даже судьбоносными. В первые дни «все развивается по плану», правда, начальник генштаба все чаще отмечает «яростное», «упорное», «ожесточенное», «отчаянное» сопротивление наших войск. Это первый звонок, который не звучал в ходе прогулочных войн по Западной Европе. Чуть позже появляются и упоминания о новых и новых резервах, которые вводит в действие Красная армия. «Командование люфтваффе серьезно недооценило численность авиации противника, – пишет Гальдер уже 1 июля, в разгар стремительного наступления гитлеровцев. – Сейчас понятно, что к началу войны у русских было более 8 тысяч самолетов». Но даже теперь недооценка сохранилась – в советских ВВС к 22 июня 1941 года было свыше 10 тысяч боевых машин. Еще более разительно (в 3–4 раза) разведка Третьего рейха недооценила количество наших танков. И снова в бой. Немецкая пехота не успевает отдохнуть. Июль 1941 года Почему? Во-первых, абвер и СД тоже допускали «проколы». Во-вторых, сказался режим жесточайшей секретности в Красной армии и всей советской «оборонке» того времени. В-третьих, Гитлер и его окружение невысоко оценивали возможности Красной армии, а потому разведку не очень напрягали, а ее предостережения не учитывали. Наконец, четвертое, тесно связанное с третьим: после захвата почти всей Европы политические и военные деятели Третьего рейха были опьянены успехом, относились к противникам с пренебрежением. В общем, утратили чувство реальности. А посему, опять же: а чего там разведывать, все равно разгромим. Отсюда не избыточность или адекватность, а как раз недостаточность группировки вермахта и его сателлитов, задействованных в плане «Барбаросса», для выполнения поставленной задачи: военного разгрома и уничтожения СССР в ходе краткосрочной (два-три месяца) военной кампании. Впрочем, выделить больше Германия и не смогла бы… Оборона – стабилизация – зима Итак, наступление развивается, захвачены Минск, Львов, Вильнюс, Рига, немецкие войска у Киева и Смоленска. Еще 3 июля Гальдер почти беспечен: «…уже сейчас можно сказать, что задача по разгрому главных сил армии русских по эту сторону Западной Двины и Днепра в целом выполнена… не будет преувеличением заявить о том, что русская кампания была выиграна в течение двух недель». Правда, тут же пробегает легкая тень: «Конечно, не следует считать, что она уже закончена. Огромные географические просторы и упорное сопротивление противника всеми средствами потребуют еще много недель наших усилий». А вот уже 30 июля: «Группа армий «Центр». Здесь необходимо перейти к обороне». Вскоре Гитлер дает указание наступать только группам армий «Север» (на Ленинград) и «Юг» (на Киев, в Крым и на Ростов), а насчет Москвы можно погодить. Это уже заметное отклонение от первоначальных планов: в «Барбароссе» предусмотрено быстрое продвижение по всем трем направлениям, а получается, что вермахту это не под силу. Мало-помалу начинаются препирательства между генералами, а также генералов с Гитлером. В руководстве сухопутных воск и люфтваффе формируется атмосфера напряженности и неуверенности. Запись от 5 августа: на совещании в ставке «фюрер выступил с заявлением… о том, что нынешний ход событий может привести к стабилизации фронта, то есть мы снова можем оказаться в том же положении, что и во времена Первой мировой войны». И дальше, опять устами Гитлера (видимо, на совещании в белорусском городе Борисове 4 августа): «Невозможно добиться успехов сразу и повсюду». А где же блицкриг? Где молниеносный разгром Красной армии и уничтожение СССР? И это на фоне все еще впечатляющих успехов военной машины нацистов… А Гальдер уже двинулся дальше. В записи от 2 августа (2 августа!) он чрезвычайно и многословно обеспокоен проблемой обеспечения войск на Восточном фронте зимним обмундированием. То есть война к тому времени не будет закончена? Кажется, в голове генерал-полковника звучит следующий сигнал тревоги. Чувство обреченности крепнет и уже не исчезает до конца войны, а малые и большие удачи на фронте воспринимаются в глубине души как временные, лишь слегка оттягивающие неизбежную катастрофу.    Если в начале июля начальник генерального штаба утверждает, что Москву удастся взять с небольшой отсрочкой – в августе, но это его мало беспокоит, то 7 августа он настроен иначе: «..вопрос фюреру: можем ли мы позволить себе не взять Москву до начала зимы?». Вопрос, недавно в принципе немыслимый, теперь стоит в повестке дня… Это только начало. Одна из первых контратак Красной армии. Июль 1941 года Пазл сложился 11 августа Гальдер сделал краеугольную запись, причем на фоне, как он отмечает в эти дни, глубокой депрессии его непосредственного начальника, главнокомандующего сухопутными войсками фельдмаршала Вальтера фон Браухича: «Сложившаяся обстановка все более очевидно свидетельствует о том, что мы недооценили русского колосса, который последовательно готовился к войне  с той очевидной и беспощадной решительностью, которая так характерна для тоталитарных государств. Это относится как к вопросам управления и мобилизации экономики, так и к организации коммуникаций и в первую очередь чисто военному потенциалу. В начале войны мы рассчитывали, что нам придется иметь дело примерно с 200 дивизиями противника. Теперь же нами выявлено 360. Конечно, эти дивизии не так вооружены и укомплектованы, как наши, а их командование зачастую очень слабо подготовлено в тактическом отношении. Но они есть, и даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские просто выставят против нас еще дюжину. Фактор времени работает на противника, поскольку его войска расположены вблизи собственных баз снабжения, в то время как мы все больше и больше отдаляемся от наших. Именно поэтому наши войска, разбросанные по огромному фронту, не имея достаточного построения в глубину, подвергаются непрекращающимся атакам противника. Иногда эти удары достигают успеха, так как на этом фронте нам приходится оставлять слишком много огромных разрывов».   Что ж, за исключением несколько странной критики «тоталитарных государств» из уст генерала нацистской Германии, пусть даже и не рьяного национал-социалиста, сказано, что называется, не в бровь, а в глаз. 23 августа, устав от постоянного и, как он уверен, некомпетентного вмешательства Гитлера, Гальдер предлагает Браухичу совместно уйти в отставку. Тот отвечает отказом, хотя сама по себе такая ситуация показательна… А вскоре пазл сложился окончательно. В этот день Гальдер приводит выдержку из одобренной Гитлером «Памятки ОКВ» (Верховного командования вермахта), где, в частности, сказано: «Если в течение 1941 года не удастся завершить кампанию на Востоке полным уничтожением советских вооруженных сил, а такая возможность, как теперь заявляют представители ОКВ, принималась в расчет с самого начала… Разгром России является нашей непосредственной и главной задачей… Поскольку в 1941 году эта задача не будет решена полностью, продолжение Восточной кампании в 1942 году должно иметь первостепенное значение». Так что блицкриг в головах немецких генералов и даже Гитлера, разумеется, на ничего такого не принимавших в расчет «с самого начала», закончился намного раньше их поражения на полях Подмосковья.    В октябре-ноябре 1941 года Франц Гальдер и другие военачальники Третьего рейха под давлением Гитлера все же развернули наступление на Москву, но это был скорее жест отчаяния, ибо тогда их уже не покидали предчувствие неудачи и понимание, что даже взятие Москвы не станет окончанием войны. По существу, они пытались выжать из вермахта остатки летнего преимущества, но вскоре были исчерпаны и остатки. Движение на восток сменилось движением на запад.   У истоков Победы По существу, уже к сентябрю, еще до захвата Киева и операции «Тайфун» на московском направлении, стало ясно, что расчеты гитлеровского командования не оправдались. Начиная войну, вермахт имел лишь минимальное преимущество над Красной армией в численности личного состава, не имея качественного преимущества по основным видам военной техники и заметно уступая по этим позициям количественно. По наиболее признанным сейчас оценкам (автор – доктор исторических наук Михаил Мельтюхов), на западной границе к 22 июня 1941 года вермахт превосходил Красную армию по численности личного состава в 1,3 раза. Но в то же время уступал по количеству орудий и минометов в 1,4 раза, количеству боевых самолетов – в 2,2 раза, количеству танков и штурмовых орудий – в 3,8 раза. В иных условиях совершенно немыслимое соотношение сил для германского нападения. К тому же на вооружении нашей армии уже находилось около 500 тяжелых танков КВ и почти 900 средних танков Т-34, аналогов которым по качеству у немцев тогда не было (а тяжелых танков в 1941 году на вооружении вермахта не было вообще). Прогулки не получилось. Гренадеры вермахта в уличных боях. Ростов-на-Дону То есть гитлеровцы не имели достаточных сил и средств для более-менее гарантированных и продолжительных успехов в наступлении. Их продвижение летом-осенью 1941 года обусловили другие факторы. Во-первых, полная (тактическая, оперативная, стратегическая) внезапность нападения. Во-вторых, высокое качество подготовки личного состава, проверенное в боевых условиях («боевое слаживание»). В-третьих, крайне неудобная для обороны наступательная конфигурация группировки советских войск у западной границы, причем формирование группировки еще не было завершено. Могли эти факторы привести к полной победе Германии? Только при политической слабости СССР снизу доверху. Однако наверху (Сталин и окружение, государственная вертикаль) и внизу (массовая стойкость и героизм на фронте и в тылу) слабины все же не дали. А остальные преимущества гитлеровцев постепенно – и закономерно – сошли на нет, несмотря на высокую эффективность и боевой дух вермахта. Внезапность сказывалась первые недели и месяцы, затем Советский Союз «втянулся». Преимущество в подготовке личного состава со временем оказалось не столь большим, а то и вовсе исчезло. Наступательная конфигурация РККА первых дней быстро потеряла значение, Красная армия научилась обороняться, контратаковать, а затем и проводить крупные наступательные операции. А вот недооценка военно-экономического потенциала СССР со временем развернулась в полный рост: по мобилизационным ресурсам всех видов наша страна превосходила нацистскую Германию. Иными словами, решение Гитлера напасть на Советский Союз было в конкретных условиях 1941 года не только очевидной агрессией, но и самоубийственной авантюрой. Проще говоря, фюрер зарвался, неверно оценив соотношение сил. Все эти обстоятельства нашли яркое отражение в дневнике одного из ведущих военачальников Третьего рейха. Юрий Пронин для ИА «Альтаир»