Роман Левин – «мальчик из Бреста»
30 июля писателю, автору более 30 книг, Роману Александровичу Левину исполнилось бы 93. В сентябре прошлого года он ушёл из жизни в немецком городе Хемниц, где жил с семьёй последние годы.
Роман Левин – человек необычной судьбы. Уроженец г. Лубны Полтавской области, он в конце 1939 г. вместе семьёй переехал в Брест, где отец служил в областном управлении НКВД, курируя Брестскую крепость. После заявления ТАСС от 14 июня 1941 г., опровергающего слухи о грядущей войне, отец пригласил своих родителей в Брест, куда они приехали 20 июня. Через два дня на рассвете при попытке выехать из города в их машину попал артиллерийский снаряд. Дедушка Романа был убит, а сам он осенью вместе с матерью и старшей сестрой Тамарой оказался в Брестском гетто. Отец ещё ночью ушёл на службу и сумел вырваться из окружения. Сын нашёл его только в конце войны.
Роман Левин – один из 19 уцелевших узников Брестского гетто (в момент оккупации в городе проживало около 25 000 евреев). Знаменитый писатель С.С. Смирнов, работая над поиском уцелевших защитников Брестской крепости, заинтересовался судьбой мальчика, который не имел к ней прямого отношения.
В СССР не говорили о холокосте. И только благодаря Смирнову судьба 11-летнего Ромы Левина, которой в знаменитой «Брестской крепости» посвящена глава «Мальчик из Бреста», стала для многих источником информации о еврейской трагедии – не только о гибели евреев Бреста, но и о судьбах узников нацистских лагерей смерти.
Более того, в 1958 г. писатель лично приехал на место расстрела в лесу у деревни Петровичи, где было казнено 200 человек, включая мать Романа. Ископали лопатами десятки метров и нашли эту могилу. Тогда же местные власти пообещали установить памятник. Но добиться этого удалось только через 12 лет… с помощью «Литературной газеты». Несколько раз Роман получал письменные заверения меняющихся председателей совхоза, отказывавшихся от финансовой помощи и заверявших, что справятся сами. Наконец в ответ на очередной запрос он получил летом 1969 г. письмо без подписи: «Роман Александрович, место захоронения людей, погибших от рук фашистов, общественность совхоза «Беларусь» увековечивать не будет. Основание: постановление ЦК КПСС и Совета министров». И тогда Роман отправляет письмо в «Литературную газету». Вероятно, потому, что именно «Литературка» опубликовала знаменитое евтушенковское «Над Бабьим Яром памятника нет»:
«Уважаемый редактор! Мне никогда не приходилось писать в газету или в какое-либо государственное учреждение жалобы и прошения, быть ходатаем. <…>
Помнить и чтить в приказном порядке немыслимо. Это, по-моему, как ничто другое, дело человеческого сердца и совести. <…> Может быть, я утрирую, будучи оскорблён сейчас в своих лучших чувствах и убеждениях, но мне кажется, что многие наши самые высокие лозунги и девизы становятся подчас мёртвой фразой.
<…> Дело касается святого святых. Нашей памяти, наших страданий. Может, именно поэтому я впервые в жизни шлю в редакцию не стихи, а письмо. Я просил бы вас, если это возможно, ознакомить общественность с моим письмом».
Это письмо в газете не появилось. Но оно было переслано властям области, и весной 1970 г. памятник был открыт.
Приехав в Брест через полстолетия для съёмок в фильме «Брестское гетто», Роман нашёл в местном архиве анкету на выдачу паспорта своей мамы. Из анкеты Роман узнал, что мать указала возраст сына годом младше, чтобы его не привлекали к принудительным работам…
Мы познакомились с ним в 1994 г. на съёмках этого фильма (вышел на Первом канале в марте 1995 г.). Его воспоминания «Мальчик из гетто», которые завершаются рассказом о письме в «Литературную газету», изданы Центром «Холокост» в 1996 г. В том же году мы вместе с историком Клаудио Ингерфломом записали на плёнку 10 часов беседы с Романом. В итоге в Париже была издана на французском языке книга «Рем, мальчик из гетто».
С 2001 по 2011 г. Роман Александрович был неизменным участником и главным героем ежегодных международных конференций школьников и студентов «Холокост: память и предупреждение», которые открывались в Бресте 22 июня – в годовщину начала войны. Около 300 молодых людей из 10 государств Европы и Израиля стали участниками его творческих вечеров и свидетелями потрясающих рассказов. В «Брестской крепости» было опубликовано и стихотворение молодого поэта «Медальон», посвящённое польской женщине Флории Будишевской, спасшей его от расстрела. Она была расстреляна после зверских пыток в Брестской тюрьме накануне освобождения города за спасение своей подруги-еврейки и связь с партизанами. Потрясённые рассказами и стихами об этом подвиге, участники конференции записали свидетельства очевидцев, а Центр «Холокост» добился присвоения Ф. Будишевской звания «Праведник народов мира».
Об этой женщине и своём чудесном спасении Роман Левин издал в 2004 г. книгу «У вас доброе сердце, мадам…». В ней помещён цикл стихов автора «Всю жизнь бегу из-под расстрела…». И конечно же, опубликовано главное стихотворение нашего героя «Медальон».
Р.А. Левину посвящена статья в Энциклопедии «Холокост на территории СССР». Его стихи переведены на польский и французский языки. Первокурсница РГГУ Александра Чабукиани недавно написала о нём курсовую работу. Символично, что именно в этом году книга С.С. Смирнова возвращена в школьную программу по литературе.
Илья Альтман,
сопредседатель Центра «Холокост», профессор РГГУ
Медальон
Флории Будишевской
Начинался день рассветом мутным...
Оставляя по утрам кювет,
Мальчуган, босой и бесприютный,
Шёл дорогой небывалых бед.
Трижды он бежал из-под расстрела,
Мыкался по польским хуторам,
Смерть из каждой щёлочки смотрела
И упрямо кралась по пятам.
Что успел он повидать на свете?
Где его дорога началась?
Дул над миром предвоенный ветер,
Когда мальчик кончил третий класс.
Справа Брест огнями серебрился,
Рядом Буг границею пролёг.
В пограничной зоне разместился
Пионерский летний городок.
На ночь в пуще затихали птицы,
Месяц над землёю нависал,
И тогда, наверно, за границу
Долетали наши голоса.
Эхо возвращалось из Заречья,
Полного тревожной тишины.
Но, быть может, самый тихий вечер
Был на грани мира и войны.
Угли в лагерном костре сгорали,
Звёзды становилися тусклы,
А за Бугом спешно расчехляли
Крупповские серые стволы.
Нервно нахлобучивая каски,
Сигареты докурить спеша,
Замерли под Бялою Подляской
Немцы на исходных рубежах.
Томики Майн Рида и Жюль Верна,
Полные придуманных тревог,
Уступили место непомерным
Испытаньям Родины его.
Человек одиннадцатилетний,
На нелёгком повзрослев пути,
В первый раз до мелочей последних
Родину, Отчизну ощутил.
Родиной был дом и школа рядом,
А отныне родиною стал
Косогор в воронках от снарядов
И кювет, где он заночевал.
Родиной стал воздух горьковатый,
Порохом пропитанный насквозь,
И могила русского солдата,
Где звезду оставить не пришлось.
Да и сам он, мальчуган живучий,
Потеряв отцовское жильё,
Стал слезинкой Родины горючей
И частицей стойкости её.
И когда был к жизни путь потерян,
Цепь облав ждала невдалеке,
Женщина ему открыла двери
В небольшом полесском городке.
От фашистских глаз надёжно скрыла
И, похлопотав над очагом,
Сытно, по-хозяйски накормила,
Не спросив почти что ни о чём.
Есть слова, не сдобренные делом,
И поступки честные без слов,
Но всего честней на свете белом
Был мальчишку приютивший кров.
Где-то на Полтавщине далёкой
Мать его когда-то родила.
Не вчера ль над ямой неглубокой
Пуля сердце матери нашла?
Было бы спокойней умереть ей,
Если б знала, что в последний час
В этом непомерном лихолетье
Кто-то сына от расстрела спас.
Что, ресницы сонные смежая,
Он уснул, спокойствием храним,
Что из Польши женщина чужая
Матерью склонилася над ним.
Ночь поблекла и ушла на запад,
Вместе с ветром унося туда
Наших нив испепелённых запах,
Раненых германцев поезда.
И когда окрасился упрямо
Горизонт кровавою зарёй
И у зданья волостной управы
На посту сменился часовой,
С трижды распроклятою утайкой,
Не решив ещё, идти куда,
Распрощавшись с доброю хозяйкой,
Снова дом мальчишка покидал.
У дверей она остановила
И, хотя был мальчик не крещён,
Всею пятернёй перекрестила,
Повязав на шею медальон.
На пластинке тоненькой мадонна,
Неземным видением представ,
С мальчиком пошла по опалённым,
Самым грешным и святым местам.
И опять игра со смертью в прятки,
И опять дороги вкривь и вкось,
И опять скитания с оглядкой
И ночлеги где и как пришлось.
То ли впрямь родился он в сорочке,
То ли стал спасительным щитом
Медальон, где две латинских строчки
Были у мадонны над перстом.
И совсем не верующий в Бога,
До сих пор храню я медальон
В память об исхоженных дорогах
И о той, кем был благословлён.