Александр Панкратов-Чёрный: «Не надо держать народ за быдло»
Александр Панкратов-Чёрный – легенда советского кино, судьба которого тесно связана с нашим городом. Один из звёздных выпускников Горьковского театрального училища, он покорил своим талантом миллионы зрителей. Но он талантлив не только в актёрстве – в нашем городе начался и его путь в профессиональную литературу. Сегодня Панкратов-Чёрный – автор нескольких книг и множества стихотворений и один из попечителей международного литературного фестиваля имени Горького. На нём мы и встретились с актёром, который рассказал о самом сокровенном. Город становления – Для меня Горький – не просто город моей юности, но и город моего актёрского и литературного зарождения. Это очень трогательные воспоминания. И про то, как я здесь учился в театральном училище, и про то, как становился тут как поэт и член Союза писателей. Да, родина моя – это Алтайский край, где я провёл всё детство с дедушкой, бабушкой, мамой. Но город становления – Горький.
– Как же случилось, что из алтайской деревни вы приехали к нам учиться?
– Не благодаря, а вопреки. Я очень люблю Алтай, каждый год туда приезжаю. Но моей деревни уже нет, и тополь мой спилили, на котором я прятался от деда, который меня порол вожжами за то, что я писал стихи. Казак, офицер царской армии, он мне всегда говорил: «Учись землю пахать, лес валить, а шелкопёрство брось. И заруби на носу – любить надо Отечество и служить надо Отечеству, а не властям. Сегодня одна власть, завтра другая, а Отечество одно, и оно вечно».
И я стараюсь следовать дедовским зарокам, но стихи бросить не мог. Мама хотела, чтобы я стал военным, как многие родственники. Она была категорически против того, чтобы я пошёл в артисты, а уж тем более писал стихи, говорила: «Санька! Не пиши стихи, а то расстреляют. Или, не дай бог, посадят! Потому что если расстреляют – это легко, а вот если посадят…». Объясняла, что время сложное, а в армии «одёжка халявная, кормёжка халявная, и за офицеров девчонки красивые замуж выходят». Но я её не послушал и поехал в Горький поступать в театральное после 8‑го класса.
– Что же было дальше?
– Продолжал писать стихи. Их после литературного семинара во Владимире хвалил сам Павел Антокольский, и я решил, что не буду актёрствовать, а буду поэтом. И на втором курсе ушёл из училища – стал вольным слушателем филологического факультета в университете, готовился поступать в литературный институт. Но после одного из стихотворений меня вызвали на Воробьёвку (сейчас это Малая Покровская, – прим. авт.), в 5‑е управление КГБ. Я плакал, дал подписку, что не буду распространять свои стихи. Но меня всё равно исключили, и я устроился дворником. Как вы думаете, куда? Туда, где вырос Алексей Максимович Горький – в дом Пешковых.
И вот как-то лёд скалывал на Почтовом съезде. А мимо шли Николай Хлибко, мой мастер курса, и Николай Левкоев – ведущий артист театра драмы и тоже мой педагог. Он стали расспрашивать, как мои дела на филологическом. Я признался, что исключили. Они спросили: «За что?» – «За стишки». – «Ну, прочитай!» Я прочитал, они переглянулись и вернули меня в театральное, которое я с успехом окончил.
Иногда мне кажется, что я написал больше, чем прочитал.
Александр Панкратов-Чёрный Лысый против лохматого – Вы были лично знакомы с другим блестящим выпускником Нижегородского театрального училища – Евгением Евстигнеевым.
– Он уже был артистом театра «Современник», приехал в Горький маму навестить, а заодно встретиться со студентами училища. Я, как многие студенты, тогда увлекался «Битлз», носил космы до плеч. Сел в первый ряд, а наш директор училища Виталий Лебский был строгий и, увидев меня, выгнал из зала. И я три часа в щёлочку двери смотрел за Евгением Александровичем. Встреча закончилась, я к нему подошёл: «Простите меня, Христа ради. Я завтра же подстригусь». Он меня под локоток в угол отвёл и говорит: «Ты знаешь, почему директор тебя выгнал? Он контрасты не любит. У тебя волосы до плеч, а я лысый, как бильярдный шар! Но ничего, будешь в Москве, приходи в театр, я тебя буду пускать в театр!».
– Тогда же по студенческому билету театрального можно было во все театры страны попасть…
– Да, а у друга тётка была директором вагона-ресторана, вот мы на каникулы в Москву и ездили. Но в «Современник» билетов просто не было. Я администратору говорю: «Доложите, пожалуйста, Евгению Александровичу Евстигнееву, что Шура Панкратов из Горького приехал». Она: «Вы что, серьёзно?». Я говорю: «А как же, он ждёт!». А сам не знаю, выйдет — не выйдет. И вдруг выбегает Евгений Александрович: «Сашка, давай быстро!».
А в театр на Таганке я попал благодаря Коле Бурляеву.
– Расскажите!
– Билетов тоже не было, и я решил: постою у служебного, вдруг как-нибудь проскочу. Как раз «Десять дней, которые потрясли мир» шли. И смотрю – Бурляев стоит. Он был уже известный киноартист, снимался в кино. Стоит в полушубочке белом, с ним девушка небольшого ростика. Потом выяснилось, это была Ирина Роднина. Я подхожу, говорю: «Николай, я студент театрального училища из города Горького. Поможете пройти?». «Слушай, парень, сам жду Высоту». Я говорю: «Какую высоту?». «Да Высоцкого!». И вдруг выбегает Высоцкий: «Колька, ну давай в дверь! Что рот раззявил! А ты, пацан, что стоишь?». И нас провёл.
После спектакля думаю, надо поблагодарить Владимира Семёновича. У уборщицы спросил, как пройти в гримёрку. Захожу – а там Боря Хмельницкий, Валера Золотухин, Ваня Бортник – кушают водочку, после спектакля расслабляются. Я говорю: «Я поблагодарить вас, спасибо!». Они спросили: «Володь, кто это?». «Так Кольки Бурляева приятель», – сказал Высоцкий. Я ответил: «Я – студент театрального училища из Горького». Боря Хмельницкий говорит: «О, коллега, садись, наливайте!». Так я подружился с Таганкой. Там же и с Эдуардом Володарским познакомился и вновь стал писать стихи. Эта встреча стала для меня благословением. Слово на бумаге – Велика ли сегодня ценность именно печатного слова? Кажется, все всё больше переходят на аудио- и видеоформат. Любую книгу уже можно послушать…
– Я вообще не понимаю, как можно, к примеру, Льва Толстого «читать» аудиокнигой. Книга – уникальное создание. Даже по почерку можно понять, что писатель переживает, пока создаёт свою строчку на бумаге. От чувств меняется почерк!
Я с техникой не дружу и книги читаю только в бумажном виде. Многие не верят и говорят: мы вам сейчас пьесу пришлём. Какой у вас имейл? И я отвечаю: нет, дорогие мои, только на бумаге. Я не признаю никаких посредников между собой и текстом. Даже очки мне мешают. И я всех прошу: присылайте пьесы так, чтобы моя роль была напечатана крупным шрифтом, чтобы я её читал без очков!
– А какие киносценарии за последнее время вас вдохновили?
– Приглашения есть, от одного я недавно отказался. Очень хороший сюжет, характеры потрясающие, талантливый сценарий, но мат-перемат! Просто какая-то вульгарщина! Я прочитал и сказал: «Извините, вот если не измените, я не буду сниматься». На что мне ответили: «Это народу нравится». Ну как такое может нравиться? Они что, народ за быдло держат? Только представьте: сцена влюблённых, парень с девушкой прощаются. Он её поцеловал, она его поцеловала. Он говорит: «Ну всё, милая, я пошёл». – «Иди, только не обосрись». И вся любовь этим диалогом перечёркнута. И такую пошлятину пропускает редактура!
– Но есть же хорошие фильмы! Ваша фильмография активно пополняется…
– Недавно мы закончили сериал «По законам военного времени». Новую часть. И вдруг мне звонит продюсер и говорит: «Александр Васильевич, снова будете старшиной!». А меня же в конце фильма в лейтенанты производят. Оказалось, по просьбе фронтовиков, которые и писали, и звонили, и спрашивали, почему не отразили ростовские события, написали ещё восемь серий. Опять фронтовики пишут: «Почему литовско-латышские события не показаны?». Ещё восемь серий.
Сейчас приступили к съёмкам сталинградских событий. И вновь по просьбам фронтовиков. Они смотрят фильм, им нравится, они хотят продолжения. А почему нравится? В нём нет пошлости. Есть любовь и есть война.
– Неужели совсем не критикуют?
– Почему же, критикуют. Но основная претензия у них к Кате Климовой, что ресницы красит! Ещё критиковали Женьку Воловенко – за то, что его герой всё время ходил в наглаженных галифе. А он – бывший модельер и сам их отглаживал. Теперь его героя убили – критика прекратилась. А я за роль в этом сериале «ТЭФИ» получил!