Военный медик на Донбассе. Часть третья
masipatak рассказывает о своей поездке на Донбасс в декабре 2014 - феврале 2015 гг и работе в подразделениях ДНР в качестве военного медика.*****
- Назовите по порядку этапы эвакуации.
- Первая помощь (само-взаимо) — Первая доврачебная и Первая врачебная (Мпб и МПП) — Квалифицированная (омедб и омедо) — Специализированная.
- Каков объем помощи, оказываемой на МПП?
- Зависит от травм. Необходимо произвести оценку состояния, оценку качества первой само-, взаимопомощи и оказать первую врачебную в объеме необходимом для дальнейшей эвакуации. Есть очень важный закон: надо не только недоборщить, но и не переборщить. Если ты начинаешь серьезно копаться в раненом, собираешься сделать серьезную абдоминальную операцию в полевых условиях, то, скорее всего, сделаешь только хуже. Часто в каких-то серьезных хирургических вмешательствах нет необходимости. Например, тебе поступает недоампутированная конечность, делаешь какие-либо мероприятия: зажим на зияющий сосуд, останавливаешь кровотечение. Это жизненно важные вещи. А допиливать ему оставшуюся кость в асептических условиях не вижу смысла, если рядом стоит машина, которая готова его забрать. Это даже вредно. У него там и так зараза, а ты ему там такое еще внесешь. Просто его нормально шинируешь, кровь остановлена, тампонада произведена, инфузионную терапию провел, и он спокойно может этапироваться дальше. Чтобы ему в условиях стационара, на нормальном операционном столе могли сделать окончательную, а не промежуточную ампутацию.
Прочитал у Вас в журнале рассказ украинского военного врача, [делавшего операции в блиндаже подручными средствами,] мне кажется, что это заблуждение. Если тебя зажали в окопе, как в Великую Отечественную, тогда да, так оставлять нельзя, надо делать операцию. Но в локальных войнах это что-то от лукавого. Это попытка вспомнить, как деды делали? Здорово, конечно, но зачем?! Давайте, как Пирогов это делать, и у нас будет 70-80-ти процентная смертность. Тем более, что «противостолбнячки» у нас катастрофически не хватало. В итоге мы от нее вообще отказались: этап не такой долгий, удобнее ее в одном месте хранить, где, в том числе, и учет проще.
Так как среднего персонала категорически не хватало, виды первой доврачебной и первой врачебной помощи были объединены в один. Именно поэтому инфузионная терапия начинала проводиться только на этапе МПП, то есть первой врачебной.
- Что Вы скажете об уровне оснащения МПП? Чего хватало, чего нет?
- Сильно не хватало современных кровеостанавливающих средств типа «Целокс». У других докторов они имелись, но у меня их не было вообще. Я пользовался гемостатической губкой.
Также категорически не хватало наркотиков. К буторфанолу я очень плохо отношусь, поэтому долго искал трамал пока не нашел его. Трофейный. Договорился с бойцами и выменивал.
И очень не хватало легких наркозов типа тиопентал, пофол. Например, если тяжелая контузия, то неплохо было бы пострадавшего подгрузить слегка, ведь он ажитирован, у него сильное возбуждение. Либо какая-то серьезная травма, конечность оторвана. И опять же травма может быть комбинированной, контузия в таких случаях часто встречается. Боец видит это и начинает эмоционально реагировать, а то же обезболивающее его никак в данном случае не успокоит.
Все остальное более или менее было.
- Чьими силами и как осуществлялась эвакуация пострадавших с поля боя?
- Это должны брать на себя подразделения, находящиеся на поле боя. Это идеальный вариант. Если же танк стоит отдельно где-то в поле… Например, был случай, когда осколок прилетел в нижнюю челюсть, значительная кровопотеря была. Тут вызвали нас. Это не очень хорошо, потому что мы тратим время, подвергаем персонал опасности. И, например, ситуация: один из двух врачей уехал на «мотолыге», а тут массовое поступление раненых на МПП с другого участка фронта. И все это свалится на одного. Такое редко, но было.
- МТ-ЛБ был как либо специально оборудован для перевозки раненых?
- «Мотолыг» было две, но одна постоянно ломалась. Из них просто повынимали все, сидения и все такое, чтобы пространства было побольше. Все. Были случаи, когда везли двоих раненых на полу, а остальные сидят по бокам на уступчиках таких насколько это возможно.
«Мотолыга» категорически не предназначена для эвакуации. Точнее для эвакуации предназначена, а для первой помощи – нет. Мне приходилось неоднократно ездить в ней на передовую для эвакуации бойцов. Выскакиваешь из машины, оказываешь первую врачебную помощь на земле, если обстрел не сильный, если сильный, то затаскиваешь быстро в машину и мотаешь оттуда. Но непосредственно в машине во время езды ни о какой помощи речи быть не может. Вся моя помощь заключалась в том, чтобы держать тяжелораненого бойцы, чтобы он головой ни обо что не ударился и не перевернулся, оказавшись не на носилках, а под ними. Если нога, например, ранена, то ее рукой держал. Потому что любая лишняя травма при осколочном переломе очень опасна, у пострадавшего может значительно ухудшиться состояние. То есть был вроде ничего, а станет тяжелым.
То есть либо помощь оказывается до эвакуации, либо после. Или хотя бы надо вывезти из зоны обстрела. Было и так, что стучал «механу», чтобы он остановился, быстро делал противошоковую терапию, инфузию в вену, потом разрешал дальше двигаться.
Я мечтал о колесной технике, но у меня ее там не было.
- Техника вашей роты маркировалась эмблемой Красного Креста?
- Да, на всей технике был Красный Крест. Но это не помогало, лишь служило как мишень. Точно могу сказать, что по нам конкретно били во время поездок. Если и оставлять крест, то для того, чтобы свои не обстреляли, не разобрав.
- Сколько времени проходило между получением травмы и оказанием помощи?
- Идеально – 20-40 минут до оказания первой врачебной помощи. Но в среднем все-таки 40 минут. Были случаи, когда проходило больше часа. Как правило, если раненый тяжелый, тогда уже привозят трупы или почти трупы. Если человек потерял литра полтора крови и ему в течение полутора часов помощь не оказали, то у него просто дыхание может остановиться. Ему бы и можно было б помочь, но тот боец, что везет, не следит же за тем, остановилось дыхание или нет. Любое затягивание первого этапа приводит к значительному росту смертности.
- Как выглядела специализированная медицинская помощь?
- Ее оказывали в Донецке в нескольких многопрофильных учреждениях, из которых самая крупная - больница имени Калинина. Там имелось современное оборудование, все необходимое.
Если же требовалась высокотехнологичная дорогостоящая помощь в плане кардиохирургии, травматологии, то помогала Российская Федерация. У ДНР-то денег нет. Был случай, когда одному из бойцов требовалось вставить дорогостоящую пластину за серьезную сумму. На совещании командного состава я поднял этот вопрос, и деньги мне были обещаны. Только из-за бюрократических проволочек не удалось ее приобрести.
Командный состав лечили в индивидуальном порядке. Из простых бойцов, которым, например, необходимо было протезирование, собирали команды человек в пять-десять, я писал заявление на имя командования, что требуется госпитализация в Российскую Федерацию. Как мне кажется, этим какой-либо частный фонд из России занимался, оплачивал их лечение в той же Ростовской области или еще где-нибудь. Полагаю, что не без ведома государства.
- При развертывании МПП использовали палатки или выбирали места в зданиях, подвалах?
- Мы всегда базировались в каком-либо помещении. Если это шахта «Кондратьевка», то на проходном пункте. Если говорим об Углегорске, то немного посидели в блиндаже, потому что обстрел был такой, что нос не высунешь – оторвет, потом написали заявление командованию о том, что нам необходимо занять такой-то дом на такой-то улице, получили разрешение и заняли его. Даже не один, а два-три. Почему его выбрали? Потому что рядом был источник воды – колодец. Плюс он был так расположен между другими домами, что опасным было бы только прямое попадание. Таким образом, мы обезопасили персонал, обезопасили технику. Ее тоже спрятали между домами. Ведь пролетает беспилотник, видит скопление машин и жди обстрел через 30-40 минут.
Двор медпункта в Углегорске
Фото предоставлено интервьюируемым
- Располагались непосредственно в здании или в подвале?
- Наверное, это ошибка, но непосредственно в здании. На «Кондрашке» было достаточно крепкое здание, в него мины прилетали, но ему ничего не было. В Углике это были обычные хатки. Крыли Углегорск хорошо, но пострадавших среди среднего персонала там не было. Техника пострадала, а вот люди нет.
- Проводились ли занятия с военнослужащими по оказанию первой медицинской помощи? Вами лично, или быть может Вы о таковой слышали.
- Планов было громадье, но когда идут активные боевые действия их воплотить невозможно: нет времени, сил и свободных специалистов. Когда у меня было свободное время в период затишья в декабре месяце, то я в нескольких подразделениях проводил теоретические и практические занятия. Обязательно всем говорил и разъяснял, почему надо носить в одном кармане жгут и перевязочные материалы. Смешно было, когда говорил снять жгут с приклада и положить его в карман, но его все равно наматывали, потому что это «модно и красиво». Но в карман все-таки клали еще один, что бы доктор отвязался. Чтобы занятия проводились в бригаде – я такого даже не слышал.
Очень не хватало санитаров. Не обязательно ведь, чтобы каждый знал, хотя бы один из десяти потренировался, теорию поучил. В спецподразделениях ДНР, с которыми доводилось контактировать, было на отряд из 25 человек два-три обученных санитара. Им даже выделялись противошоковые препараты. В обычных же войсках может такое и было, но я не встречал.
- Какой уровень знаний по оказанию первой помощи нужен простому солдату?
- Надо уметь эвакуировать раненого из-под обстрела. Надо уметь правильно накладывать жгут и знать, в каких случаях это надо делать, а в каких нет. Надо уметь подручными средствами иммобилизовать конечности, на которые, как известно, чаще всего приходятся ранения. Надо уметь применять обезболивающие, если они есть. Надо уметь как можно быстрее организовать эвакуацию. Это все, что нужно уметь делать бойцу.
- Основные ошибки при оказании первой помощи?
- Не там и неправильно наложен жгут. Жгут наложен без надобности. Не иммобилизованные конечности. Передозировка обезболивающих. Например, у человека было ранение предплечья, ему четыре буторфанола вкололи. У него так дыхание может остановиться, или человек, с оружием между прочим, в конкретный неадекват уходит. Затянутая эвакуация. Когда вместо того, чтобы вывозить самим, вызывают медиков, на что уходит в два раза больше времени. И очень часто встречавшаяся ошибка: загрузка большого количества раненых в «Урал». Их в кузов просто накидывали и везли. Когда машина по бездорожью едет, то раненые там вследствие тряски образуют в прямом смысле кучу. Самые тяжелые ничего сказать не могут ведь, оказываются внизу и… Приезжают они к тебе, верхних снимаешь, а те, что внизу, уже мертвые.
- Насколько часто встречались перечисленные Вами ошибки?
- Скажу от обратного. Правильно оказанная первая помощь была замечена раз пять. Раза три видел правильно наложенный жгут. Один раз видел время на жгуте, и это была просто фантастика. И один из этих случаев не совсем типичный: был ранен командир спецподразделения и у него под рукой оказался собственный фельдшер, которая сделала все правильно. Нам оставалось только по бумагам его оформить и отправить дальше, вмешательство не требовалось.
- Пять случаев правильного оказания первой помощи за все время?
- Да. И это на сотни раненых. Кстати, забыл упомянуть еще одну ошибку. Бывает, что-то взорвалось, ранение нижней конечности. Товарищи на берцовую кость – чего не надо было делать – натягивают жгут, но не замечают, что у бойца еще рука повреждена или пневмоторакс. От ранения ноги бы он и не пострадал сильно, а вот от пневмоторакса, лежа в углу машины, вполне может и умереть.
- Средства оказания первой помощи типа жгут, бинт были у каждого ополченца?
- Фактически у всех были. Ну и буторфанол или на худой конец кетонал какой-нибудь.
- Буторфанол в чем был?
- В шприц-тюбиках.
- Мне ополченцы из ЛНР рассказывали, что у них в подразделении обезболивающее выдавали в ампулах. Мол, при ранении пришлось бы ломать ампулу, набирать содержимое в шприц и колоть.
- Мне такое сложно представить на поле боя. Я только санитарам выдавал противошоковые и кровеостанавливающие в ампулах. Бойцу не вижу смысла их давать: или раздавит случайно, или забудет.
- Вы можете назвать общий уровень потерь ДНР в ходе Дебальцевской операции?
- Это военная тайна. Но в масштабах ДНР это были очень ощутимые потери.
- Соотношение убитых к раненым?
- Примерно один к трем.
- Каков был уровень смертности среди раненых?
- Я не рассматриваю смерть на поле боя, там о медицине речь еще не идет. Самые частые этапы, когда наступала смерть, это этап первой помощи, само-, взаимопомощи и первый этап эвакуации до МПП. Если на этих этапах она не произошла, то она может произойти на этапе квалифицированной помощи. К этому этапу уже как раз проходит минимум час и наступление смерти либо связано с характером повреждений, например, первой помощью удалось временно стабилизировать состояние, но затем смерть взяла свое, либо связано с ошибками на этапе оказания первой помощи. Как правило, если на этапе квалифицированной помощи человек выжил, то он будет жить дальше.
- Процентное соотношение умер/выжил среди раненых сможете озвучить?
- Я не высчитывал эти цифры. Могу очень и очень примерно сказать, что от общего потока раненых где-то 10 процентов умерло. И то это завышенная цифра.
- Соотношение по типам ранений Вы уже назвали: 20 процентов – пулевые, 80 – осколочные.
- Да. Добавлю, что такое же соотношение – 20 к 80 – по ранениям тела и конечностей. Я об этом в книгах читал и теперь могу подтвердить на личном опыте: основные ранения приходятся на конечности. Из них большая часть приходится на нижние конечности примерно процентов 70, на верхние – процентов 25, и ранения в голову и шею составляют процентов 5, может 7. Каска спасает, если бы не она, то было бы больше летальных исходов. Было несколько случаев, когда механ или командир бронетехники высовывали во время обстрела голову, которая естественно без каски, из-под брони, хватали осколок и погибали. Таких случаев было пять или шесть.
- Справедливо ли будет сказать, что по статистике ранений в туловище и голову меньше, чем в конечности, просто потому, что пострадавший при поражении важных органов того же тела из категории «раненый» частенько переходил в категорию «погибший»?
- Думаю, не совсем справедливо. Во-первых, туловище чаще и лучше защищено. Тем же бронежилетом. Люди инстинктивно от взрыва могут загораживаться руками. Во-вторых, когда вы прячетесь за укрытие, то, в основном, прячете тело, а не конечности. Даже у лежачих ноги торчат, для осколков такое в самый раз. Сам прятался за машиной при обстреле, забывая про ноги. Однако фактор тяжести ранения и перехода раненый-погибший тоже существует. Считаю, что он больше важен как показатель необходимости использования средств индивидуальной защиты и скорее это уже важно для статистики.
- Можно привести процентное соотношение пострадавших по степени тяжести ранений?
- Трудно сказать. Понятно, что преобладают легкие ранения мягких тканей верхних и нижних конечностей, сквозные. Бойцы с ними не всегда приходят сразу, только, когда уже гноиться начинает. Если кость задета, то это сразу же ранение средней тяжести. Потому что и кровотечение сильное, и инфицирование, и осложнения. Средние попадались уже реже, но все равно каждый день. Тяжелых ранений с повреждением брюшной полости, грудной клетки, головы к счастью было немного. Тут опять же следует понимать, что не все тяжелые до нас доехать успевали. Очень тяжелых контузий я видел не много, в основном, это танки и «бэхи», попавшие под обстрел. Контузии от взрывов не такие тяжелые. Рядом со мной тоже мины рвались: походишь, погрустишь минут 15, а потом уже все нормально.
- Сколько раненых приходилось обрабатывать за единицу времени?
- От 1 до 40 в зависимости от интенсивности боев. Бывало и так, что тяжелых боев нет, но бац! – группу накрыли, и сразу поступает человек 15 разной степени тяжести.
Когда поток большой – 30-40 человек, причем не по одному в течение дня, а сразу, то сортировка неизбежна: самых тяжелых берешь первыми и пошел. Часто выручали наши водители. Они хоть и без медицинского образования, но нам помогали. Пока мы ковыряемся с тяжелоранеными, они легким перевязки делают, жгут правильно накладывают, тампонаду делают.
- Наиболее запомнившиеся случаи ранений?
- Про травму живота уже рассказал. Так… Очень сильная контузия была у одного из танкистов, никогда такой не видел. Самоподрыв с помощью запала гранаты: у одного из казачков правую кисть ампутировало. Играл вот человек с запалом, вроде ж не ребенок, нормальный, взрослый, трезвый.
Еще запомнилось редкое ранение: пулевое, в колено. Он поступил в очень тяжелом состоянии, хорошо, что один. Был наложен жгут, я его снял, кровотечения не было из-за того, что сильно давление упало. Повезло, что все свободны были: я и еще три девочки из среднего персонала. Мы его очень хорошо отлечили, очень хорошо прокапали, провели адекватную противошоковую терапию. Когда поднял давление, то раненый раздышался, порозовел и естественно закровил. Я попытался поковыряться, найти, где в артерии дырочка, но там ведь подколенная артерия не одна. Не нашел, подержал на «магистральке», подготовил эвакуацию, наложил жгут, написал время. Запомнился это случай, как идеальный, когда помощь была оказана, как надо.
Поступали к нам командиры разные, известные и неизвестные в Интернете. Надо отдать им должное, в первый же день боев за Углегорск пострадали и медийные, и не медийные: не ховались где-то, шли со всеми.
Остальные случаи… Там сотни людей было, так и не выделишь особо никого.
- Ваши распространенные ошибки на первых порах?
- При большом наплыве раненых первое время просто теряешься. Классические ошибки гражданского врача: распыляешься, начинаешь помогать не тому, неправильный объем помощи.
Во время студенчества ленился глубоко изучать новокаиновые блокады, а там понял, какой был дурак. Они были очень классным подспорьем.
- Встречались ли Вам повязки на рану из подручных средств?
- Да. Банданы, например, мотали. Но в большинстве случаев это были бинты. В них недостатка не было, их мешками привозили. Шинирование было редкостью, но иногда бойцы делали шину из палок.
- Что скажете о качестве бинтов?
- Вы, наверное, видели такие старые бинты – ППИ. Он мне нравился, пусть и не очень хорошего качества, но там нормальная подушка впитывающая, упаковка из такой прорезиненной ткани может быть использована для оказания помощи. А были такие бинты в зеленой защитной упаковке из полиэтилена. Мы их называли «сердюковские». Качество самого бинта было ужасным, упаковка отвратительная, никуда не годящаяся. Рвется, дырявится. На пневмотораксе ее использовать, наверное, можно, только если ничего другого вообще нет.
Некоторые бойцы сами покупали - совершенно замечательные - израильские перевязочные наборы. Видел трофейные американские, но в деле использовать их не довелось.
- Были ли случаи, чтобы некачественный бинт, использованный для перевязки, приводил к серьезным осложнениям?
- Нет, если видели, что что-то не так, просто перебинтовывали и все.
- Сталкивались ли Вы с какими-либо травмами психики, вызванными участием в боях?
- Серьезные проблемы с психикой вызывали тяжелые контузии. Был еще пьяный боец с передовой. Он потрясение-то уже получил, участвуя в боевых действиях, а тут напился и «крышу сорвало», повел себя совершенно неадекватно. Можно это тоже назвать психотравмой.
Была история в нашей медроте. Когда психологически не очень стойкий человек попадает под плотный обстрел из минометов, выбирается из него целым. И все, пишет себе какие-то заболевания и на передовой больше не появляется. Это тоже разновидность психотравмы.
Один из наших фельдшеров с доктором заехали на минное поле, где требовалось достать пострадавших из подорвавшейся БМП. Не добрались до них, сами тоже не пострадали, но по возвращению устроили скандал. Доктор в итоге остался, а фельдшера я больше не видел. Тоже психотравма: человек очень сильно испугался. Я его ни в коем случае не виню. Так мы все бравые, а как начинаются боевые действия, так люди сразу понимают, что это не их.
Видел одного «укропа». Меня позвали, мол, доктор посмотри, он психически нормальный или нет. Он был психически нормальный, но контузия была такая сильная, что… И страх. Он же понял, куда он попал. Страх был такой животный, что он нес полную околесицу. Пытался выкрутиться, начал врать, заврался сильно.
Но случаев психотравм я не так много встречал, в общем-то.
- Были ли попытки наложения первичного шва вне стационара?
- Удивил этот вопрос. Конечно были, но для этого нужны показания. Ни в коем случае нельзя накладывать первичный шов на пулевые и осколочные. Это просто аксиома. Я такое видел, но сразу говорил, чтобы резали швы. Исключения, конечно, есть, это поверхностные осколки. Если есть время, производишь ПХО, обрезаешь края раны, делаешь ее чистой… И то ее лучше не шить. Потому что ты можешь не все некротические ткани заметить. Лучше наложить повязку и оставить рану открытой. Пусть лучше будет шрам большой, не девочка же, в конце концов. Можно шить порезы тем же стеклом. Особенно лица. Резаные раны относительно чистые.
С наложением первичных швов я столкнулся еще в самом начале в Донецке. Ко мне обратились родители девочки, у которой из-под швов сочилась жидкость. Спросил, что было, мол, осколочное ранение месяц назад. Осматриваю, вижу, что это слепое ранение мягких тканей нижней конечности. Спросил, кто наложил швы. Ответили, что после обстрела обратились в травмпункт, там какой-то фельдшер это сделал. Полагаю, это был не фельдшер, а просто какой-то назначенный с началом войны человек со стороны. Любой человек со средним специальным образованием знает, что этого делать нельзя.
В Горловке ко мне как-то походили бойцы, прибывшие после ротации. Мол, было у нас боестолкновение, ранение, посмотрите. Зашито. Спрашиваю, кто это сделал. А вот, мол, у нас есть рукастый парень… То есть это не имеет отношения к врачам, а деятельность каких-то активистов на местах.
- Имели место быть какие-либо операции вне стационара?
- Да, но объем был небольшой: достать торчащий осколок, подкожные пули. Например, в блиндаже в Углегорске я извлек пулю из спины. Она срикошетила от бронежилета где-то сбоку, прошла под кожей через всю спину. Я ее достал, промыл рану и отдал бойцу: «На, носи».
У меня было несколько случаев, когда я сомневался, стоит или не стоит проводить операцию. У одного пострадавшего было абдоминальное кровотечение. Его довезли до больницы, но я не знаю, выжил он или нет. Думаю, что нет. Не то, что я не хотел его оперировать, нет, это было взвешенное и обдуманное решение. У человека была тупая травма живота, когда его, видимо, с техники сбросило взрывной волной. Мы его стабилизировали, поставили хорошую инфузию, воздуховод и быстренько отправили дальше. Если бы мы вскрыли ему живот, то в тех условиях получили бы тяжелейший перитонит. Хорошо, если выяснится, что кишечник не пострадал и в животе только кровь, без каловых масс и остального. Кровь эту ему же можно и перелить. Мы в нашем медпункте кровь не лили, ее у нас не было. Пару раз привозили, но она просто портилась. Хорошо, если раненого привезут с нужной группой крови и ее ему заливают. Если нет, то она пролежит день и все, выкидывай. Вот мы его и решили не трогать. Считаю, что это было правильное решение. Нам бы пришлось на него отвлечь силы двух-трех врачей и очень сомнительно, что мы бы его спасли.
- Трансфузию производили?
- Нет. А вот инфузии очень активно, в большом количестве. Применяли крахмал в пропорции два к одному: два крахмала (тот же HAES, Волювен) и кристаллоиды. Кровопотеря не обязательно большая ведь.
Литра полтора ему вливаешь и этого достаточно для первой врачебной помощи.
- С ранеными украинскими военнослужащими дело иметь доводилось?
- Да, это были легкораненые, но я их не так много встречал. Объясню, почему тяжелых не было: они просто не доживали. Так было с пленными по обе стороны: за ними не сильно ухаживают, везут абы как. Какую-то первую помощь им могли оказать, но такую же, как и своим, то есть бестолковую.
Мне было все равно кто ты: «укроп» или «ДНР». Я ж не паспорт лечу, а человека. Я никакой ненависти не испытывал, да и остальные врачи тоже.
- Какой-либо приоритет по оказанию помощи «сначала свой, потом пленный» был?
- Нет, я же говорю, что к нам поступали только легкораненые. Им только элементарная помощь нужна была. Были бы тяжелораненые оказал… Нет-нет, я в этом различий не делал.
- Обезболивающие поступали в гуманитарке из России?
- В гуманитарке были только ненаркотические препараты: кетарол, кетонал. Буторфанол был только местный, его в России уже давно не производят. На упаковке написано «сделано на Украине», а инструкция к нему была на арабском. Про трофейный трамал уже говорил, что выменивал его у бойцов. Промедола не было.
- Вы упоминали, что занимались перевозкой убитых. Разве это входило в Ваши обязанности?
- Это была не совсем наша обязанность. К нам периодически поступали тяжелораненые. Либо уже мертвыми, либо погибавшие в процессе оказания реанимационных мероприятий. И вот этих погибших мы оформляли и отправляли дальше по этапу. Потому что все равно будут раненые, все равно их надо будет везти в Горловку. Положишь на пол «двухсотого», те же легкораненые помогут его там погрузить-выгрузить.
Собственно, повез я их тогда, когда у нас было затишье после контратаки в Углике. Делать было нечего, обстрелы затихли. Я побродил по окопам, увидел два трупа, и тут еще солдаты притащили танкиста обгоревшего. Узнал, что этот танкист – сын одного из командиров танкистов. Поэтому взял эту обязанность на себя, положил их и отвез в Горловку.
- Расскажите чуть подробнее об оказании помощи гражданскому населению в ходе боевых действий.
- Самый показательный пример – Углегорск. Пострадавших на нашем медпункте было немного по одной простой причине: если все военные знали, где находится МПП, то гражданским эту информацию никто не доносил. Поэтому в случае ранений или травм, гражданские эвакуировались своими силами на личном транспорте в больницу Горловки. Если же они обращались за помощью к военным, то их, бывало, привозили к нам. Но это была редкость.
Когда же была объявлена эвакуация жителей Углегорска, то силами нашего медпункта было вывезено порядка 750 человек за один день. Сформировали штаб и распределяли всех в Горловку и Енашку [Енакиево. – прим.]. Эвакуацию организовал Евич, автобусы под нее выбил Евич, а дальше мэр сказал, что это он – молодец. Потом, когда обстрелы возобновились, то гражданские сами еще выходили группками по 10-20 человек с самого Углегорска и окрестностей. Думаю, с Логвиново тоже успели выйти. На момент боевых действий там уже немного людей оставалось, и они погибли.
Эвакуация мирных жителей из Углегорска. Фото Романа Сапонькова
Бывало, что к нам на попутках вояки привозили гражданских, но на общее соотношение гражданский/военный это особо не влияло. Однозначно через нас проходили в основном военные.
Гражданским, конечно, приходилось тяжело. Много было пожилых людей с хроническими заболеваниями, у всех значительные психотравмы. Среди эвакуируемых были и явно переодетые «укропы».
Еще момент. Люди, уезжая, оставляли нам записки, мол, там-то есть бабушка, она не ходячая, сами мы ее забрать не смогли, заберите ее. Мы забирали таких людей своими силами. Я вот хорошо запомнил девочку с ДЦП, которую мы вывезли из-под обстрела с родственниками, которые ее не захотели бросить. Все эти родственники, пять-семь человек, были в дрезину пьяными, [напились] со страху.
Тогда, кстати, случилось интересное происшествие. Девочку с родственниками привезли на МПП, дальше этапировали на автобусе до Горловки. Я через несколько минут полез в «буханку», на которой мы их вывозили, забрать что-то и увидел, что боковое окно пробито осколком. Окно не разлетелось, значит, скорость у осколка была немаленькая. В машине ехало человек семь, наверное, но никто не заметил, как осколок прилетел. Таких случаев было несколько: когда после выезда видишь дырки в машине, а как они были получены не помнишь. Само собой, были случаи, когда осколки громко влетали, и их прилет замечали все.
Потом, когда все вышли, и мы съездили за теми, о ком нам сообщили, военные еще натыкались в домах на гражданских. Те были в тяжелом состоянии, не ели не пили три-пять дней, что очень плохо, с сильным переохлаждением, так как ни о каком отоплении [в условиях боевых действий] речи не шло. Таких стариков в очень тяжелом состоянии к нам за неделю после взятия Углегорска поступило 10-20 человек. Мы их, как могли, стабилизировали, отправляли дальше, но не факт, что они выживали. Возраст, тяжелое состояние, у некоторых был диабет вследствие чего предкома…
Всего нами было обработано примерно до сотни мирных жителей за период Дебальцевской операции.
- Наркоманы среди бойцов встречались?
- Да. У меня там стырили больше десятка шприц-тюбиков буторфанола. Когда только начались бои за Углик, то мы не вели учет буторфанола. Но на пятый день поступило распоряжение руководства о необходимости контроля, шприц-тюбики нужно было сдавать. Если бы не трофейные «бутерброды», то меня за те украденные, наверное, арестовали бы.
- Самострелы попадались?
- Нет. И это легко объяснимо: армия ведь не призывная, если не хочешь воевать, то просто можно подойти к командиру, поговорить и уйти. А вот случаев неосторожного обращения с оружием хватало, вплоть до ампутации конечностей. Например, пацан лет восемнадцати, патрон в патроннике, с предохранителя снят, спрыгнул с «Урала», отстрелил сам себе ступню.
Под конец моего пребывания там запретили иметь гранаты всем, кто не на переднем краю находится. Во избежание несчастных случаев, имевших место быть до запрета.
- Примерное соотношение раненых в результате неосторожного обращения с оружием от общего количества?
- Единицы. Я сталкивался, может, только с десятком случаев.
- Какими заболеваниями, в основном, страдали бойцы?
- Поскольку была зима, то однозначно наиболее частыми заболеваниями были простудные. Иногда и доходящие до пневмонии: пара-тройка случаев была. Опять же зимой обостряются хронические заболевания, ведь среди воинов было немало людей в возрасте. Геморрой с кровотечениями, простатиты после недельки в холодных окопах. Простатит как я буду лечить? Естественно эвакуирую пациента в больницу, чтобы он там банально в тепле отлежался. В основном же, просто бойцы говорили, мол, док, у меня кашель, дай что-нибудь. Или простатит, есть что? Подбираю лекарство, даю, и они возвращаются обратно на передовую. Были и халявщики, конечно. Но опять же, если это не совсем наглость типа «отправьте меня туда», а просто нормально подходили и говорили, что «мне плохо, бронхит, можно на пару дней в госпиталь?», то чего им и не помочь? Оформляю, звоню их командиру. Если бы я его через два дня в госпитале увидел, то сам бы выгнал. Но парни были честными и сами возвращались. Действительно ведь тяжело зимой в окопах сидеть, а так отлежатся пару дней и опять на войну.
Смертности в результате заболеваний не было.
- С эпидемиями сталкивались?
- Не было. Хотя условия были такие, что если бы грипп пришел, то выкосил бы почти всех.
- Дизентерия встречалась?
- Нет. Не в последнюю очередь потому, что было достаточно российского и трофейного украинского сухпая. Который можно спокойно есть и не бояться, что подхватишь что-то такое.
Поносы и тому подобное, конечно, были, но это не дизентерия.
- Фурункулез?
- Были, конечно. Быстренько вскроешь, промоешь, наложишь повязку. После второй перевязки, если она необходима, дальше он сам сможет перевязываться, достаточно дать пару бинтов, салфетки и флакон перекиси.
Даже не могу сказать, сколько их было, работа пятиминутная, сделал и забыл.
- Для профилактики болезней что делали?
- В подразделении минометчиков, когда у меня было свободное время, то периодически проводил лекции о необходимости гигиены. Если видел, что бойцы по три дня ботинки не снимают, то заставлял их это делать, чтобы помыли ноги в том же цинке из-под патронов. Заставлял снимать носки и греть ноги у печи.
На выездах доводилось сталкиваться уже с последствиями несоблюдения правил гигиены. Например, под тем же Логвиново, когда бойцов на четыре дня блокировали на высотке, и они посидели под дождиком, то у двоих появилась окопная болезнь. Это когда после нескольких дней в ботинках в воде кожа на стопах просто начинает отходить, отслаиваться. Уже про них рассказывал, там целый букет был: и переохлаждение, и обострение хронических болезней, и педикулез, и вот окопная болезнь.
- Питанием МПП снабжался централизованно или готовили себе сами?
- Были сухие пайки, часто женщины из среднего персонала что-нибудь готовили. Горячую пищу нам не привозили. Когда был у минометчиков, нам командир привозил горячее в больших таких армейских термосах: первое, второе и чай. Но это было по его инициативе.
- В армии ДНР в ту пору были специализированные хозяйственные подразделения, которые бы занимались помывкой личного состава?
- Нет, ничего не слышал. Сомневаюсь даже, что сейчас они есть.
- Вам выплачивалось какое-либо денежное довольствие?
- У минометчиков да, но с этим были проблемы: у меня не было нормальных документов из-за подвешенного статуса нашей части. Примерно третьего или пятого января мне заплатили полторы тысячи гривен, но у меня есть ощущение, что это была инициатива нашего командира, так как по документам я не числился в штате. Вот и все полученные мною деньги.
В мед.роте я подал документы, но был бардак и я так и остался внештатником. Меня вообще не должны были направлять на передовую, но так как потребность во мне была, то все же разрешали. Но при этом не выдавали оружие. Если б погиб, то по документам, как потеря не прошел бы.
- Как Вы оцениваете свою поездку на Донбасс?
- Ни о чем не жалею. Считаю, что сделал на своем месте достаточно много полезного. Получил большой опыт. Правда, не весь, на который рассчитывал, так как считаю, что у стола от меня было бы больше пользы, чем на этапе первой врачебной помощи. Ведь я все же хирург.
Благодаря Юрию Евичу и коллегам, получен большой организационный опыт, теперь в случае чего я совершенно точно смогу развернуть и наладить деятельность медицинской роты, как минимум.
Сейчас хотелось бы кое-что изменить из того, что было там сделано не совсем верно: наладить и улучшить связь, обратить внимание командования на важность МПП, обязательно ставить на ближайших дорогах/перекрестках знак (красный крест или просто указатель «медпункт туда») и еще много чего.
*****
Часть первая
Часть вторая
<