Все попытки современных историков влезть в тему — столь противоречивы, что закрадывается подозрение: никто не собирается вдумчиво установить истину. Разговоры глухого с немым какие-то. Насчитал больше двух десятков исследований, твердо встать на чью-то позицию не смог. Засим, буду что-то обобщать, что-то выдвигать своё, с удовольствием почитаю ваши версии в комментариях. Но чтобы соблюсти приличия, начинать придется с предыстории и летописей.

Кто с кем? Если все читали учебники истории, а не курили их на «камчатке» в школе… То весной 1222 года двадцатитысячная монгольская армия под командованием тёмников Джэбе и Субэдэя осуществляла загадочный глубокий рейд по Закавказью. С целью проведения разведки для будущих больших походов (купцов с соглядатаями мало было, нужно было пятой частью армии всех монгол рискнуть). Конечно же, эти туристы на лохматых монгольских мопедах столкнулись с неожиданной проблемой. Горы. И узкие проходы-ущелья. Воевать по-монгольски нельзя, маневру — ноль. А Дербентские ворота, ключ для выхода на степные просторы Дешт-и Кипчака и Тавриды, заняты очень агрессивно настроенными объединёнными войсками половцев и аланов. Которые вломили агрессорам в первый же день знакомства.

Мудрый Субэдэй пошёл на хитрость: купил половецких ханов дарами, побожился здоровьем Чингисхана не воевать с ними и попросил ехать с богом домой. Наивные кипчаки забрали дарёные леденцы и радостно ускакали раздать их своим детишкам. Монголы (едва не развязав пуп) одолели аланов. И пошли отбирать свои леденцы у кипчаков обратно. Потому что были хитрые да подлые, а половцы — глупые, но честные, ага. Короче, все закончилось в стиле дворового рэкета на песочнице. Хулиган Субэдэй раздал десяток-другой лещей (мелкие сражения) и выпотрошил все хрустальные конфетницы кипчаков от Тавриды-Сурожа до Волги-Дона.

Исходный исторический материал (летописи) небогат выбором и разнообразием.

Европейские источники. Историограф Ливонского Ордена Генрих Латвийский:

«И бились с ними [половцами] татары, и победили их… И прошёл по всей Руссии призыв биться с татарами, и выступили короли со всей Руссии против татар, но не хватило у них сил для битвы, и бежали они пред врагами. И пал великий король Мстислав из Киева с сорока тысячами воинов, что были при нём. Другой же король, Мстислав Галицкий, спасся бегством. Из остальных королей пало в этой битве около пятидесяти. И гнались за ними татары шесть дней и перебили у них более ста тысяч человек, а точное число их знает только Бог, прочие же бежали».

Восточные летописцы примерно тоже самое бают, только численность сторон и пышность изложения — небывалые. Самый адекватный и достоверный из них — это свирепый воин Саладина, ученый курд Ибн Аль-Асир. Цитировать не буду — с его слов в учебниках по истории много написано.

И тут начинается самое поганое для меня. Как не отбрыкивайся, придется смотреть в русские летописи. Дошедшие до нас сведения о Калке представляют собой своды. То есть соединения предшествующих летописей с текстами, которые писали «новые летописцы». Лютый треш, амигос. Поймете, если сталкивались. Исходные тексты обычно редактировали. С своим умыслом или по некомпетентности. По распоряжению вышестоящего духовного начальства. По приказу князей и знатных тысяцких в городах…

Авторы Сводов писали о событиях, свидетелями которых они не были. Слабые в географии, хронологии, общей истории и ратном деле — путали места, время, имена. Ничего удивительного — исходные записи делались монастырскими монахами, затворниками. Новости попадали к ним устаревшими, искаженными, в виде многократных пересказов не шибко осведомленных сплетников-купцов и простого люда. Переписчики вставляли в ранние сюжеты анахронизмы, подвергали текст обработке: смысловой, стилистической, лексической и фразеологической. Допускали грубейшие ошибки, старались улучшить текст, интерпретировали как бог на душу положит.

Никто не думал об объективности. Главными были политические убеждения и социальный заказ, когда летопись перерабатывалась в угоду князям и митрополитам. «Неудобные» факты изымались, пробелы заполнялись авторскими домыслами, слухами, сказаниями, эпосом, «житиями святых». Чтобы все смотрелось благочинно и последовательно-ровно — летописи комбинировали промеж себя. Кроме того, из-за дороговизны пергамента тексты сокращали. Чтобы записать что-то новенькое и важное, затирали не очень нужное и более древнее. А потом, лет через сто… «Восстанавливали» с понятным качеством и достоверностью. Так к чему это всё?

Это все касается Калки. В главных летописях это: «проходной материал» (1 шт.), взятый из какого-то одного источника (подозреваю — суздальского). Второй и третий, самые подробные — из каких-то киевских источников. В той или иной степени приукрашены и домыслены авторами разного уровня литературного дарования но с лютым политическим акцентом. И вот событие это, потеряв значение достоверного источника, превратилось в сложные многослойные тексты, выделить из которых истину просто невозможно. Поэтому, простите… упоминания: Новгородской I-ой, Лаврентьевской и Ипатьевской летописей считаю вольной публицистикой, к настоящей истории отношения не имеющей. Продраться через все эти пергаментные засеки можно только с добротной секирой, но и скальпель тоже возьмем. А вдруг…

При сравнении текстов легко делают следующие короткие выводы:

Лаврентьевская летопись: Битва на Калке срисована с какого-то другого Свода. Коротко и сухо, что политически оправдано и понятно. Кто были для владимиро-суздальского монаха какие-то там южнорусские князья? Да никто. А князю тогдашнему Юрию Всеволодовичу? Тоже никто. Дальние родственники, седьмая вода на киселе. Жадные, недалекие, драчливые, мелочные …фу-фу-фу с такими в одной бане париться. Калка попала в летопись только потому, что ростовский князь был послан Юрием якобы им в помощь. Но столь долго спешил пешком (ползком наверное) до всего этого балагана, что только встретил уцелевших после монгольской резни ратников. У Чернигова. Покачал своей гудящей от медов богатырской головушкой князь Василько Константинович, перекрестился. И обратно поехал. Не поспел мол, извиняйте. Славя господа нашего и святую пресвятую богородицу, конец цитаты.

Новгородская летопись. Тут вообще всё становится понятно, стоит только прочитать другие ее фрагменты, к Калке не относящиеся. Сразу видно — вставка. Так Новгородскую летопись не писали, не ее язык. Стиль, пунктуация, фразеология, акценты в оценке события — всё указывает на какой-то источник, далекий от этих земель. Новгородцам вообще-то, не свойственно было обращать внимание на южнорусские дела, своих цирков с медведЯми, литвой, немцами да шведами — выше купола шапито хватало. А тут… прям несколько страниц подробностей! С надрывом, фатализмом, понося глупости да разобщенность княжескую… Автор изобразил татар (монголов) как народ, выполняющий волю Бога и пришедшего покарать «окаянных» половцев. И русские князья не должны были мешать выполнению Вышней воли. Но избрали союз с половцами за что и поплатились. Откуда взялась эта вставка? Узкие историки-специалисты считают — из какого-то киевского протографа, попавшего в Новгород до 1240 года, то есть нашествия Батыя на Киев.

Ну вот и все. На основе этих трёх летописей (еще нескольких поздних, типа Софийской и Тверской) все авторы и историки реконструируют события реки Калки. Впутывая в анализ даже Алешу Поповича и его семьдесят богатырей-храбров. Военным людям прошу прочнее обосноваться в креслах, дабы не вываливаться в глубоком обмороке. Сейчас я вам комплексный летописный рапорт подавать буду, XIII-XV веков. О великом военном походе.

Итак … русские идут по степи восемь дней. Ищут неведомого противника, о котором известно по путанным и паническим рассказам всхлипывающих от ужаса половцев. Хитрый враг постоянно маячит на горизонте пылью мелких отрядов. Демонстрирует панику, бросая части обоза и оставляя многочисленный скот для котлов преследователей. Наконец русско-половецкий авангард встречает «сторожьеве татарьскыи», наскакивает, теряет трёх воинов и провожает свистом и улюлюканьем за Калку сбежавших монгол.

Вслед за горсткой разведчиков бросается Мстислав Мстиславич со всеми галицко-волынскими полками и половцами Яруна. Не догоняет. Остальное войско начинает ставить лагерь на двух берегах. Галицкий Удатный князь решает совершить перед ужином конный моцион и совершенно неожиданно натыкается на полностью готовое к бою монгольское войско. Они оказались настолько рядом с русским лагерем, что драпанув до своих шатров, тот едва успевает дать приказ к построению. И принципиально не шлёт гонцов к киевлянам и черниговцам. Потому как он с ними в ссоре вроде как.

Киевский Мстислав Романович через Калку не переправляется, о войске монгол ни сном ни духом. Но занял почему-то (вещий сон накануне?) лютую оборонительную позицию за вагенбургами «на горе надъ рекою надъ Калкомь, бе бо место то камянисто, и ту угоши городъ около себе въ колехъ». Киевляне не знали о конном моционе Мстислава, не знали о сокрытии им информации о противнике, ага. А тем часом монголы (какой уже раз за год) вломили половцам решительной атакой и погнали это стадо на галицкий, курский и волынский лагеря. Те «потопташа» войсковые станы, смешали порядки дружин, только-только начинавших прыгать на своих лошадок. Русские «не успеша бо исполчитися противу имъ» и были сметены бегущими половцами и налетевшими нукерами Субэдэя.

Мстислав Удатный, вообще-то опытный рубака, выводит свой полк правее и занимает выгодную позицию для контрудара, какое-то время сдерживает напор монгол. Но потом с криком «Шеф, усё пропало!» мчит к Днепру, угоняет на другой берег весь ладейный флот экспедиции (чтобы монголы не воспользовались, они же круче викингов на палубах махаться способны). В ходе этой погони побило шесть князей, простых воинов — бог весть, но домой вернулся лишь каждый десятый. Кстати… В преследовании и ограблении беглецов активное участие приняли половцы. Какие из — тоже бог весть.

Тем временем, на другом берегу Калки монголы обложили вагенбурги киевлян и черниговцев: Вместе с Мстиславом Киевским было ещё два князя: его зять Андрей и Александр Дубровецкий. Для блокады их лагеря монголы оставили неизвестно сколько тысяч Чегыркана и Тешукана, плюсом — бродников с воеводой Плоскиней. После трёхдневной осады сидельцев уговорили сдаться за выкуп. Гарантом честности сделки выступил Плоскиня. Целовал крест, что никто не пострадает, но обманул. Всех вышедших в степь связали, сдали монголам. Кто остался в лагере — вырезали. Пленённых князей казнили страшной смертью: положили на них доски, и отобедали на таком «живом помосте».