Последствия октябрьской революции. Россия в концлагере
При проведении карательных акций в русской деревне большевики совершенно умышленно убивали русских детей миллионами, а в особенности самого беззащитного — ясельного возраста. О детях до месяца здесь и разговор не идет: они умирали вообще все — их, как свидетельствуют очевидцы, просто как дохлых щенков выкидывали из вагонов конвойные на каждом полустанке десятками, сотнями и даже тысячами. По всей же стране убивали большевики детей столько, что преступления германских национал-социалистов, в сравнении с ними, зверствами уже не покажутся.
Так какое из этих двух социалистических государств все-таки справедливее было бы именовать фашистским?
Коллективизация («раскулачивание»)
Спецэкспедиция
«…в XXI в. продолжают выходить в России книги об успешном развитии села благодаря коллективному хозяйствованию, имеющему лишь “отдельные недостатки” (См. Летопись сельского хозяйства Кузбасса. Кемерово, 2001). Но в таких книгах нет главного. В них нет ответа на вопрос крестьянки Екатерины Федотовны Трофимовой (1919 г.р.) из д. Новопестери Беловского района Кемеровской области: “До революции Россия была в состоянии прокормить себя. Она кормила и Европу. Куда это потом делось? У нас в деревне до коллективизации было изобилие всего. Мясо мы ели и отварное, и жареное и вяленое. В нормальном хозяйстве на зиму забивалось 8–10 туш скота. Рыба — любая. Блины — с икрой. Масло хранилось в бочках. Где все это теперь?”» [1] (с. 7).
Так жили люди в Сибири до 1927 г. Но вот социализация хозяйства русского человека из центральных районов России пришла и сюда. После чего старожилы уже не помнят, когда не то что там икоркою питались или мясо ели от души, но и когда просто голодными не были. И так было теперь уже везде.
Моя тетка, например, Овчинникова Любовь Васильевна (пом. Верховного судьи СОССР — полковник МВД в отставке), проживающая в ту пору во Владикавказе, упертая коммунистка и по сию пору, только недавно призналась мне, что первый раз в своей жизни наелась, когда ей вдруг удалось отоварить хлебные карточки. Это где-то на 15-м году своей жизни! До этого момента она вообще ни разу не наедалась: не черной икрой, мясом или рыбой, но хлебом!
Отец мой, Мартыненко Алексей Васильевич, рассказывал о стоящем в их деревне голоде. Это Оренбургская область, Тотский район, деревня Образцовка. Деревни этой давно уже нет. Все дело в том, что на Тотском полигоне большевики шарахнули атомную бомбу. Им, видите ли, очень захотелось испытать атомное оружие не на врагах, а на советских гражданах. Так вот, скинули они не на Херосиму и не на Нагасаки, а на собственную территорию с густозаселенными русскими районами, атомную бомбу и прогнали через зараженное место десятки тысяч ничего не подозревающих военных. Понятно, все они поумирали. Но и здесь большевизм показал весь свой звериный оскал: умиравшим в страшных муках советским солдатам и офицерам было приказано молчать о причине своего заболевания! В противном случае могли пострадать не только они сами, но и их семьи: ведь они давали подписку о неразглашении.
Но вымерли не только военные, предназначенные большевиками на убой: коммунистам уж очень хотелось поэксперементировать — сдохнут сразу они или только потом — вместо чтоб с крысами — с живыми людьми. Вымерло и гражданское население окрестных деревень: люди болели и умирали — сами не зная от чего. Вымерла и деревня, являющаяся родиной моего отца, Образцовка. Так вот относились большевики к своим соотечественникам. Имелась ли где в мире страна, более паскудно относящаяся к мирному своему населению, чем эта империя большевизма — Советский Союз?
А отец рассказывал о голодных временах, когда свой выращенный хлеб люди есть не имели права — за поднятые с убранного поля одинокие колоски большевики не щадили никого — ни многодетных женщин, ни малолетних детей: сажали в тюрьмы, откуда не возвращался вообще никто. А потому выращивающие хлеб колхозники сами этого хлеба на столе своем не видели — жили впроголодь. Мой отец первый раз в своей жизни наелся, уже находясь в армии. То есть ему было в тот момент за 18 лет. Он наелся селедки, после чего чуть не умер, потому как очень хотелось пить после этого, чего он не знал, а уставы наши в ту пору не предполагали питье воды в неурочное время…
Соседка, Рогожина Валентина Георгиевна, уроженка деревни Полтево Московской области, недавно поведала мне историю как большевики их «раскулачивали» не когда-нибудь, но в самый голодный период — во время войны — в 1943 году. Отца убили на фронте, мать забрали на трудовой фронт в Каширу. А они, пятеро детей, мал-мала-меньше, оставались на попечении старенькой бабушки. Так вот, большевики пришли их грабить: детей малых грабить пришли. На чердаке нашли и отобрали два мешка картошки, спрятанных матерью (то есть она знала — что могут прийти грабить, а потому картошку не в погребе хранила, а припрятала на чердаке!). Стали отбирать и козу. Валентина Георгиевна, а ей в ту пору было 6 лет, вцепилась в козу и не хотела ее никому отдавать. Но козу у нее все равно отобрали — большевики были старше и много сильней маленькой девочки: ребенка отшвырнули и единственную кормилицу детей насильно увели. Коза, когда ее забирали, плакала. Через пару дней, в неволе, она умерла: у козы сердце не выдержало — не смогла она пережить случившееся — забыть слезы детей, которых враги русского народа оставляли без молока — фактически, отобрав единственную кормилицу, бросали на голодную смерть. А вот у большевиков, что выясняется, сердца не было — им плевать было — кого грабить. Спрашиваю, может только вас приходили «раскулачивать» большевики — как самых в деревне состоятельных? Нет, говорит, грабить приходили всех. Но, напомню, год стоял военный — 1943-й. То есть уже с десяток лет после этой пресловутой «коллективизации» русских крестьян все так и продолжали периодически грабить большевики: еврейские комиссары в пыльных шлемах. Причем, деревня эта вовсе не какая-нибудь захолустная, где постоять за себя, ввиду отдаленности от центра, люди не могли. Это ближнее Подмосковье — в 30 км от Кремля! Но никто, понятно, жалоб никаких на такие беззакония Сталину не отсылал. И все потому, что это беззаконие при большевиках являлось исполнением их людоедского большевицкого закона. Закона по тотальному истреблению титульной нации России.
О страшном послевоенном голоде уже и рассказывать после этого не стоит. Здесь свидетелями являются вообще все пережившие тот период люди. У Виктора Гавриловича Захарченко, руководителя Кубанского казачьего хора, на протяжении трех десятков лет под его руководством занимающего исключительно первое место в мире, во время этого голода умер брат. Он же сам спасся от голода баяном — выжить на Кубани в те годы было очень трудно. Другая моя знакомая, в прошлом директор Раменского отделения университета марксизма-ленинизма, а ныне разобравшаяся во всей вредоносности марксистских идей, отказавшаяся от своих былых заблуждений и получившая сан монахини, Вера Георгиевна Грищенко, рассказывая о тех страшных временах, сообщает, что она постоянно ходила голодной. Хлеба давали по сто грамм на ребенка, а матери ее большевики не давали вообще ничего. Как она выжила с двумя детьми на руках (отец, офицер красной армии, погиб на фронте) — и по сей день не понятно: ведь не ела вообще ничего — все детям отдавала. Но брата ее, а он рос крупным и потому постоянно хотел есть, даже вынимали из петли. Он повесился — не смог выдержать постоянного чувства голода. Хорошо, она в этот момент вошла, а он висит — побежала на улицу и позвала людей на помощь. Еле откачали…
Причем, и еще хуже в ту пору творилось, например, в Башкирии, где чуть ли ни полным составом вымирали голодающие деревни (русские, как сами же они рассказывают, являясь более культурным народом, ловили рыбу в реке, собирали съедобные растения, чего башкиры не умели, а потому, оставшись без скота, вымирали). Голод в СССР, исключая, как это и водится у интер-нацистов, союзные республики, то есть население, специально выращиваемое большевиками для замещения титульной нации Царской Росси, стоял везде.
И вот сегодня выясняются его причины. Понятно, когда-то большевики пытались все беды, одолевавшие в те годы страну, свалить на неурожай, на злых американцев, якобы обязанных снабжать голодающую страну-победительницу хлебом. Но, что выясняется, все это большевицкая ложь. Хлеб, чтобы заставить победителей встать обратно в стойло и пахать за корку хлеба от зари до зари, большевицкие партия и правительство, во главе со Сталиным, решили мимо голодных ртов русских людей, победителей в этой страшной войне на уничтожение, гнать эшелонами для скармливания русским хлебом проигравшую сторону — немцев!!! Понятно, в России ни один из регионов не смог после этого не пострадать от голода. Умерло в ту пору, по разным данным, от 5 до 8 млн. человек. И очковтирательство, что СССР первым среди воюющих сторон отменил хлебные карточки, является такой же ложью, как и все остальное, что нам пытались в качестве лапши развесить по ушам марксисты, стоящие у власти в России. Как свидетельствуют очевидцы, а материал в данном сборнике и на эту тему имеется ниже, голод стоял с 1946 по 1949 год включительно. И это факты, а не та ложь, которою связал русский народ большевизм, следствием чего стало уничтожение великой нации. И сегодня вместо 72%, которые в Царской России составляли русские, уже и в самой Москве титульная нация страны давно не является большинством. И все это следствие голодоморов, устраиваемых большевиками против русских: в начале 20-х, начале и конце 30-х, конце 40-х. Так что голод здесь стоял ужаснейший. Страна представляла собой грандиозных размеров концлагерь, где люди работали лишь за корку хлеба, чтобы не умереть с голоду.
Такою-то вот была жизнь в стране грез для некоторых — в сталинском СССР…
И вот как в предлагаемом читателю исследовании сообщается о выполнении поставленной задачи по определению жизни в СССР не из бравурных газетных большевицких статей, насквозь лживых, но из опросов старожилов:
«в августе 1999 г. в рамках деятельности общественного научного фонда “Исторические исследования” была предпринята специальная экспедиция по селам Кемеровского района: Подъяково, Черемушки, Балахонка, Барановка и п. Щегловский… Задача опроса всех жителей села, помнивших коллективизацию, оказалась выполнимой… Рассказы пяти человек опубликовать стало невозможно в связи с тем, что не удалось преодолеть их недоверия и расположить к иному разговору, чем междометия и восклицания. О трудностях склонить опрашиваемых к откровенному рассказу говорили нам и студенты, хотя они чаще всего беседовали со своими родственниками или знакомыми. Причину их излишней (а может быть и нелишней) настороженности легко понять из полушутливой фразы многих рассказчиков — “а что мне за это от властей будет?” Страх перед государством у людей еще сохранился. Поэтому некоторые респонденты просили не указывать их фамилии, а некоторые даже и деревни, в которых они проживают. В книге они идут под “фамилией” N (Насколько мудры и дальновидны были респонденты, не желающие откровенно рассказывать о прошлом, стало особенно понятно уже в 2000–04 гг., когда в значительной степени восстанавливались советские порядки в отношении свободы слова).
В 134 документальных рассказах данной книги представлены 149 чел. в основном из Кемеровской, отчасти Новосибирской области и Алтайского края (по современному территориальному делению). Для сравнения даны несколько типичных рассказов бывших жителей Украины, Белоруссии, и др. Среди этих почтенных людей: 15 чел. родились в 1904–1910 гг.; 54 чел. — в 1911 – 1920 гг.; 72 чел. — 1921 – 1930 гг., 8 чел. — после 1931 г. В числе респондентов 29 мужчин на 120 женщин. Их рассказы расположены по возрастному старшинству авторов. Сбор рассказов осуществлялся в 1996–2004 гг.» [532] (с. 12–13).
Предлагаемый к просмотру сборник представляет собой научное издание «Коллективизация и раскулачивание (очевидцы и документы свидетельствуют)». Вот кто является его авторами:
Лопатин Леонид Николаевич доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории и психологии Кемеровской государственной медицинской академии. Педагогический стаж с 1966 г. Автор 200 книг и статей по историческим и политологическим проблемам. Лопатина Наталия Леонидовна кандидат культурологи, доцент Кемеровской государственной медицинской академии. Педагогический стаж с 1994 г. Автор 45 книг и статей по философским, культурологическим и историческим проблемам.
Итак, предоставляются к просмотру документальные рассказы старожилов о годах коллективизации. Материалов очень много, а потому почти все рассказы идут в сокращении (полностью см.: [1]).
Док. 1
Рейник Елена Малофеевна родилась в 1904 г. в д. Мояны Яшкинского района нынешней Кемеровской области. Рассказ записал правнук Тризна Евгений в 1999 г. (п. Яшкино)
В нашей семье было шесть детей: три брата и три сестры. Работать начинали с малых лет. Помогали родителям. Мы знали, что работаем на себя, и поэтому на трудности никто не жаловался. Хозяйство у нас было среднее: четыре коровы, пять лошадей, свиньи, овцы, куры. Сколько их было точно, я не помню. Но помню, что отец со старшим братом успевали все сделать не только в своем хозяйстве, но еще нанимались на какую-нибудь работу к тому, кто был побогаче нас. Дом у нас был большой, добротный. В общем, жили небогато, но и не бедно… Стали нас в колхоз сгонять… До колхозов у нас кулаки, конечно, были… А как колхоз образовали, богатство у них и отобрали. А самих мужиков тут же за деревней расстреляли. Потом их тела в одну яму сбросили и землей засыпали. А нам сказали, что их богатство на темноте и крови нашей сколочено. Но мы-то знали, что они работали много, вот и разбогатели. А потом один из тех, кто расстреливал, как-то в лес пошел и сгинул. Искать его никто не пошел. А другому ночью брюхо вилами пропороли. Виновного так и не нашли…
Док. 2
Скопенко Варвара Петровна родилась в 1905 г. на украинском хуторе в Черниговской области. Рассказ записала правнучка Шайдирова Надежда в 1999 г.
...Ивана моего забрали в 1941 г. на войну. А в 1942 г. я получила на него похоронку. Так и осталась я в свои 37 лет одна с четырьмя детьми. Ох, и трудно без мужа! Деваться было некуда, пошла и я в колхоз. Дети хоть и ходили в школу, закончили по четыре класса, но работали в колхозе наравне со взрослыми. В войну был голод, дети ходили в лес за грибами, ягодами. Во время войны мужиков мало осталось в деревне. Не очень-то прибавилось их и после войны: большая часть мужиков погибла. Женщина в то время забыла про себя. Она была и трактористом и пахарем, и дояркой. Работали мы от зари до захода солнца. Некоторые не выдерживали, в город бежали. Да куда от власти убежишь?! Паспорта ведь нам не выдавали. Беглецов возвращали назад… В годы войны к этому добавился фактор отсутствия мужской рабочей силы. В годы первой мировой войны, в которой враг и союзники были одни и те же, женщина оставалась дома, в семье. Тогда мужчины справлялись со своей обязанностью и на фронте, и в тылу. Не было введено в 1914–1917 г. даже карточной системы. После войны вроде полегче стало. Старший сын и средняя дочь уехали в город... Как кто виноват, что деревня не может выбраться из нищеты до сих пор?! Да тот, кто делал советскую власть и виноват!
Док. 3
Михайлова Анастасия Захаровна родилась в 1906 г. в Алтайском крае. Беседу вела Лопатина Наталия в 1999 г. (спецэкспедиция фонда «Исторические исследования» (д. Балахоновка Кемеровской области)
Я родилась в 1906 г. в Алтайском крае. Жила с матерью. Отец ушел служить на действительную. Служил семь лет, вернулся, а в 1914-м г. снова ушел. Воевал на германской. Мама держала 2 лошади, 3 коровы, 12 овечек, 12 гусей, 50 курей, 4 свиньи. Сама пахала. У нас было 16 десятин земли. Те, у кого 2–3 коровы, 2–3 лошади это самые бедняки и считались. Богатые же те, у кого было лошадей 10–15. А кулаками считались уже те, кто держал по 50–70 лошадей, коров… На отца мы получили похоронку. А вскоре мама умерла. Осталась я от нее девяти лет и брат, который родился в 1913 г. Жили у тетки. А отец оказался живой. Он был в плену. Вы помните, что было в гражданскую войну? После германской войны мужики шибко боролись. С вилами ходили. На кого — с вилами? То на беляков, то на красных… Красные придут то поросенка украдут, то овечку, а то и теленка сведут, белые, — то же самое. Ну, как жить христианину?! Сколько же работать надо! Кто такие красные, кто такие белые — мы не разбирали.
— Когда Вы вышли замуж, зажили богато?
— Какое там! Держали две лошади, корову, быка, 6–7 овечек. В 1926 г. мы с мужем вошли в коммуну «Завет Ильича». Из таких, как мы, бедняков, она и собралась. А отец мой вошел в нее еще в 1920 г. В коммуне мы жили хорошо. У нас и школа своя была — 11 классов. Работали с 8 утра до 8 вечера. Придешь домой, а там тебя ждет баня, ужин, белье, приготовленное техничкой. Скинешь грязное, помоешься, наденешь чистое. У каждой семьи была своя комната в бараке.
— Как в хорошей гостинице? Про гостиницу твою — не знаю, но в коммуне жили справно. Но в 1931 г. нашу коммуну разбили и перевели на колхоз. Богатая была коммуна.
— Кто разбил?
— Да власть и разбила. Знаете, такая борьба была! Людей убивали! Убили в 1928 г. и моего первого мужа. Прямо в грудь застрели, через окно в конторе. Он у меня писарем был. Сказали, что это сделали кулаки.
— А чем колхоз отличался от коммуны?
— В коммуну мы пришли сами, а в колхоз силой: кого задавили налогами, а кого раскулачили.
— Как деревня стала жить с образованием колхозов?
— Какая деревня! Всех же в колхоз загнали! Мы сразу же стали хуже жить. Да и как иначе? Можно ли жить над пропастью?! Скотина подохла... Начальство сразу стало воровать. Надо скотину колхозную кормить, а сена нет. Давай мы за начальством следить. Да, что там следить-то было! Воровал председатель наше сено и продавал. Он был из приезжих. Сено продаст, а скотина сдохнет. И спроса с него нет… в колхозе начальство всегда было из чужих.
— Вот и переизбрали бы председателя.
— Какое там! Тогда не переизбирали. Кого пришлют, тот и начальство! К нам прислали из Белоглазово. Он все сгубил. И скотину, и людей заморил. Тогда много людей с голоду поумирало. Зайдешь, бывало, в наш бывший коммунаровский барак, а там целыми семьями люди лежат, помирают. Мы со вторым мужем не вытерпели. Уехали в 1935 г. На искитимский кирпичный завод подались. Живы, слава Богу, остались! Весь наш колхоз так и разбежался.
— Но ведь из колхоза уехать было нельзя. Паспортов-то не давали.
— Можно! Если завербуешься. Завербованным по справке давали паспорт на год. Тогда по деревням ездили вербовщики. Помню, что ни зарплату, ни жилье на новом месте они не обещали. Только работу. Но мы и этому были рады. Лишь бы вырваться. Три года в кабале мы по вербовке отработали. Тяжелая жизнь была! Легкой жизни за свои годы я и не видывала. Смотрю я сейчас телевизор. О чем там говорят, не очень понимаю. Но чувствую, что нынешняя власть хочет перебить нашу тяжелую жизнь на доколхозную. На старину! Боюсь, однако, что трудно это сделать. Ведь молодежь работать не хочет. Да и то! Чего хотеть-то? Ведь уж сколько мы работали! А что, богато стали жить?! Вот, поди, они и думают что работай, что не работай. Одинаково босый. Испортились люди. Тяжелая нынче молодежь. Сдохнет, а не переработает. Что значит, нет работы? Что значит, не платят зарплату? А нам платили в колхозах? А на фабрике и заводе — это что, деньги были? Один только разговор, что зарплата. Так ты держи скотину, заколи, продай мясо, вот и будут у тебя деньги. И деды так жили. Деньги у людей всегда были. Даже у самого плохого хозяина в сундуке всегда, бывало, деньги найдутся. Мать моя керенки в стенку замазывала. А сейчас! Нет, он лучше на койке лежать будет, газетку читать, смотреть телевизор и ругать власть за плохую жизнь. Работать надо! Сколько поту, бывало, прольешь на работе, домой придешь, и тут работа убирать скотину.
— А когда испортились люди?
— Как это, когда! Я же тебе уже битых два часа толкую. При советской власти и испортились!
— Но люди хвалят советскую власть. Говорят, что она сильно помогала им жить.
— Так говорят лодыри. Какая помощь! Моя тетка родила 18 ребятишек: у нее все двойняшки и тройняшки шли. И все живые. А их раскулачили. Когда она умерла, советская власть принесла ей медали, а не тогда, когда она работала.
— Не любите Вы советскую власть.
— Не люблю! Вы меня хоть ругайте, хоть в тюрьму сажайте. Она не от Бога! А без Бога ни до порога! Вот я сейчас думаю, что и коммуна наша была не от Бога. Ведь в коммуне нас в церковь не пускали. Мы отреклись от церкви. Может, поэтому Бог нас с мужем и покарал: дочку отравили в школе (тогда 40 детей умерло), сын заболел и помер, а третьего сына (от первого мужа) убило на войне. О, Господи! Да, что же это такое?! Как мы с мужем молились, просили Господа! Да, и то подумать, сколько греха совершалось кругом. Даже я ходила к кулакам хлеб выгребать! Даже я! Это же надо так людей испортить, чтобы работать не хотеть, чтобы лежать и ждать богатство. Смотришь на которую женщину, а она прореху на себе зашить не умеет. Иная уже старуха, а все живет только на матерках да на водке. Вот как довели людей! Мне 93 года, я не пью и людям не велю. Вы сами содержите свою жизнь! Не надейтесь на власть! Я только недавно перестала скотину держать. Но курочки, собаки и кошки все же остались. Не могу жить без скотины. Мне трудно воду таскать, я и говорю соседу: «Выпить хочешь? Натаскай мне воды, я тебе заплачу». Я и плачу! Хотя велика ли моя пенсия? Но за все надо платить. Себя уважать! А советская власть отучила людей от этого. Вот и бродят ночью по огородам здоровенные дяденьки, воруют чужое. Советская власть в них и сидит! Колхозы и советская власть перебили хорошую жизнь, нищету привели. Раньше, бывало, не найдешь человека, чтобы милостыньку подать за помин души усопших родителей. У всех все было. Погляжу, сейчас в Кемерове старухи побираются. Лодыри, вы лодыри! Вот что я вам скажу! А вы говорите советская власть, советская власть...! Ох, и трудно повернуть людей. Дай, Бог, силы тем, кто это сейчас делает!
Библиографию см. по:
Слово. Том 35. Серия 12. Книга 2. Коллективизация https://www.proza.ru/2019/03/11/1266