Ольга Ханай. Путь в музыку
В творческом лагере при художественном музее мы с ребятами исследовали, каким непростым и полным сомнений иногда бывает путь молодых музыкантов к своей профессии. О годах учебы мы расспросили самых разных людей — профессионалов и любителей, педагогов и студентов. Среди респондентов оказалась и Ольга Ханай — первая скрипка камерного оркестра и всеми любимая ведущая его концертов.
— Расскажите, пожалуйста, о своем пути в музыку — как он начинался? Ходят легенды по поводу скрипок, что с трех лет маленьких детей начинают мучить, заставляют играть…
— Никто меня в детстве не мучил. И вообще я сама выбрала себе инструмент, мои мама с папой даже не мечтали об этом. В 9 лет — для скрипки это совсем поздно — прочитала в газете: «Объявляется набор…», я говорю: «Мам, почему бы и нет?» Мама так осторожно, только бы ребенка не спугнуть, он же сам захотел, привела меня в школу, и была потрясена тем, что у меня есть слух. Школа была хорошая, при музыкальном училище в Йошкар-Оле, ну, собственно, и сейчас есть — вроде десятилетки при консерватории. У меня был замечательный педагог Надежда Николаевна Ачкасова, и слава богу, она все еще преподает.
— У вас какая-то музыкальная семья?
— Не сказать, чтобы особенно музыкальная… Мой папа из украинского села подо Львовом, так вот его мама, Мария Григорьевна, была регентом приходского храма. Простая крестьянка, музыкального образования не имела. Но у нее был абсолютный слух, она руководила хором, занималась с певчими… Я помню, к ней приходили кандидаты на роль певчих, и она их прослушивала. А папа унаследовал вот эту музыкальность, и когда я в детстве играла на скрипке (представляю, с каким отвратительным звуком!) какие-нибудь гаммы, он всегда читал газету и подпевал мне в терцию.
А родная сестра маминой мамы, тетя Надя (Надежда Григорьевна Бахметьева) — певица. У нее в юности обнаружился очень хороший голос, и проучившись три года в Рязанском музтехникуме, она уехала в Ленинград. Сначала пела в хоре Мариинского театра (тогда еще Кировского), а когда Свешников стал набирать свой хор (академический русский хор Свешникова), он специально приезжал в Ленинград и нескольких человек привез с собой — основу этого хора. В нашей семье хранится фотография — 6 февраля 1947 года в Большом зале Московской консерватории бабушка солирует с И.С. Козловским и М.Д. Михайловым.
И что самое интересное, в этом же хоре два послевоенных года вместе с моей бабушкой пел папа моего будущего мужа, Жоры Степанова. Зенон Алексеевич Степанов, легендарный солист Чувашского театра, и на концертных фотографиях хора конца 40-х годов мы с Жорой обнаружили, что моя бабушка и его отец вместе.
«Убеждена, что ребенка все-таки надо заставлять заниматься музыкой, если только он не гений. Ну как вот машину заглохшую — ее же надо подтолкнуть, а потом поедет сама. До тех пор, пока человек не научится, не встанет на крыло и не сможет издавать звуки, которые ему самому будут интересны».
К приходу в музыкальную школу я музыку знала довольно хорошо. До сих пор помню: я болею, мама ставит пластинку «Пер Гюнт» Грига, сюиту, а сама читает мне Ибсена. По радио тоже, когда передавали оперу, весь город сидел и слушал. И дети в Рязани могли сидеть на лавочке и играть между собой в «угадайку»: а вот это из какой оперы, а это из какой. Помню, мы в детстве с братом, сидя в ванне, пели «Хор русалок» из оперы Даргомыжского.
— А в школе было легко? Никогда не хотелось бросить?
— Я твердо убеждена, что ребенка все-таки надо заставлять, если только он не гений. Есть люди, которых господь Бог целует в макушечку, берет за руку, и им вообще не надо никак помогать. А каких-то детей принуждать (конечно, не линейкой, не ремнем, ничем подобным) не жестко, не жестоко, надо обязательно. Ну как вот машину заглохшую — ее же надо подтолкнуть, а потом поедет сама. До тех пор, пока человек не научится, не встанет на крыло и не сможет издавать звуки, которые ему самому будут интересны.
Моя мама поступила очень мудро. Я периодически рыдала, когда что-то не получалось, а педагог мой — очень эмоциональная, она однажды стул на уроке сломала. Не об меня, слава богу… что-то там у меня было не так, я, видимо, иногда тупила, как все дети, а ей надо было все сразу, она тоже была еще очень молода, 22 года — я ее первая ученица. Она взяла стул… просто приподняла и со всей силы уронила (а тогда они клееные такие были). И вот когда я рыдала, мама всегда подходила ко мне и говорила: «Ну что ты мучаешься, ну бросай». Тут включалось мое чувство противоречия, и я не бросала. А мама тихо радовалась…
— Одно дело — просто ходить в музыкальную школу, играть… А как вы решили, что музыка станет вашей профессией?
— Я школу окончила с двумя четверками, по физкультуре и НВП, и меня все отправляли учиться куда-нибудь «в серьезное место». А для меня в какой-то момент уже не было вопроса, я понимала, что хочу этим заниматься, хочу поиграть что-то, что мне пока еще рано. Я поступила в Саратовскую консерваторию. Поступила легко и к совершенно гениальному педагогу — был такой Наум Абрамович Гольденберг, ученик Давида Ойстраха. Перед каждым экзаменом он брал мой смычок и натирал крошечным, уже замусоленным кусочком канифоли, и говорил: «Деточка, мне ее подарил сам Давид Федорович!» Я должна была в этом месте восторгаться, но канифоль эта вообще ничего не давала — у нее максимальный срок годности два года. Но все равно — это было священнодействие.
Но в конце второго курса нам сказали, что Наум Абрамович больше работать не будет, уходит на пенсию. И подружка мне говорит: «Поехали в Нижний, там есть совершенно замечательный профессор, Ярошевич, давай попробуем». Мы с ней поехали. До сих пор испытываю некий комплекс вины, потому что он меня взял, а ее нет… Смена хорошего педагога на другого, тоже хорошего, дает качественный скачок. Другой взгляд на вещи. Каждый новый человек в нас что-то другое раскрывает, мы же к нему тоже поворачиваемся своей новой стороной.
— Что для вас работа? Некоторые артисты относятся к ней как к священнодействию, служению, некоторые, наоборот, говорят: «Я этим деньги зарабатываю — умею и занимаюсь».
— Я считаю, точную формулу вывел мой гениальный муж, Жора… Однажды он так сидит и говорит: «Слушай, Ханаёныш (у меня фамилия Ханай, он по имени никогда меня не называл), представляешь, мы с тобой делаем то, что любим больше всего на свете и нам еще за это деньги платят. Мы с тобой счастливые люди!»
Ну, он-то в большей степени был счастливый и чрезвычайно талантливый человек, потому что то, что он делал, ему давалось легко. Левон Ашотович Амбарцумян, его друг, который давно уже живет и работает в Джорджии — профессор, человек в музыкальном мире очень авторитетный, однажды мне сказал: «Я много что видел. Я могу насчитать по пальцам одной руки человека четыре музыкантов, которые умеют играть на скрипке, которые точно знают как, и делают это. Вот Жора один из них, и для меня это самое непостижимое, потому что все остальные — люди с мировыми именами».
Он вообще был совершенно необыкновенный человек. И очень свободный. Он никогда никому не завидовал, и совершенно невозможно представить его в роли человека, спрашивающего: «Ну как, ну что, старик, как я сегодня играл?» А ведь этим грешит громадное количество музыкантов — нормальная человеческая слабость. Вот у него этого вообще не было, он сам про себя все знал.
— А для вас это как? У вас есть какой-то внутренний критерий или какой-то авторитет, или внутреннее понимание, как это должно быть? Бывают такие моменты, когда вы можете себе сказать: «Да, я молодец сегодня!»?
— Бывают, но очень нечасто. Критерии, несомненно, есть, но мне важна оценка со стороны. Вот промажешь иногда и думаешь: а вдруг не заметили? И спрашиваешь: «Что, не слишком позорно?» Вот позорно такое спрашивать, но у меня бывает.
Справка «СЧ»
СТЕПАНОВ Георгий Зенонович (31.12.1959 — 03.06.1998) — скрипач, дирижер, заслуженный деятель искусств Чувашской ССР ( именно так с мая 1991 г. по февраль 1992 года официально называлась Чувашская Республика. — Прим. ред.). Родился в Чебоксарах. Окончил Казанскую консерваторию (1984). Артист оркестра в Татарском академическом театре (1978–1984), солист Чувашской государственной филармонии (1984–1988), главный дирижер Камерного оркестра Чувашии (1990–1998). Первым среди чувашских музыкантов-скрипачей стал лауреатом Всероссийского конкурса музыкантов-исполнителей (1981) и дипломант Всесоюзного конкурса скрипачей, 1981). Его творческая деятельность сыграла заметную роль в развитии струнного исполнительского искусства Чувашии. Начиная с 2004 в Чебоксарах ежегодно проводится Весенняя ассамблея искусств «Творчество юных» имени Георгия Степанова.
По данным Чувашской энциклопедии.