«Почти украинцы»: из истории русинской идентичности (часть 1)
P.S. Статья намеренно написана на русском языке. Украинцу большую часть этих реалий объяснять не надо – он (она) и так прекрасно с ними знаком. Статья написана скорее для читателя из таких городов, как Киев и Харьков, для которых карпатские реалии – до сих пор в чём-то экзотика.
«Почти один народ»
Являются ли американцы, австралийцы, британцы и канадцы «одним народом»? Административно и территориально они разделились сотни лет назад. Ещё полторы сотни лет назад американцы разрешили споры о легитимности и территории с британцами и канадцами, а позднее британцы так же были вынуждены распрощаться с Ирландией и сделать уступки Шотландии. При этом все перечисленные народы не только говорят на одном языке, но смотрят одни и те же фильмы, имеют кучу общих «культурных мемов», наконец, между этими странами существует «маятниковая миграция» (то есть переезжают как в одну, так и в другую сторону).
Есть и более сложные случаи. Например, Сербия, Черногория, Босния и Хорватия: различия между их языками – не как между русским и украинским, а скорее на уровне соседних региональных вариантов украинского языка, типа ужгородского и львовского (т.е. к некоторой местной лексике приходится привыкать, но грамматика в целом одна и та же). А вот в плане материальной культуры, сложившихся кланов, да и «в мозгах» таковы, что хорват едва ли обрадуется, если его спутают с сербом. Рядом с ними находятся Северная Македония и Болгария, где пример скорее противоположный: по ряду политических причин они уже вряд ли срастутся в одно государство, и языки тоже пользуются разной орфографией – но у народов есть чувство общей истории, общих героев, общих культурных памятников.
Жизнь в разных государствах и даже на удалении друг от друга далеко не всегда приводит к тому, что люди начинают воспринимать себя как разные народы. Возьмём, к примеру, диаспору выходцев из Украины в Северной Америке и Европе (к которой принадлежит и автор статьи). Эта диаспора образовалась относительно недавно, в основном за последнее столетие, и у многих диаспорян есть и родственники в Украине, хотя бы даже и очень дальние, и память о сёлах и регионах предков. Третье-четвёртое поколение диаспорян может уже забывать о своих украинских корнях, но тем не менее, диаспоряне ощущают себя «канадскими (американскими, европейскими) украинцами», а не каким-то особым народом, чей язык похож на украинский.
Но помимо диаспорян, существуют также «почти украинские» этнические группы, которые уже давно, как минимум несколько сот лет, живут за пределами современных границ Украины. Это, например, белорусские полещуки, кубанские и ставропольские казаки, жители Белгородчины или западных районов Ростовской области. Их местные диалекты, на которых ещё в начале XX века говорило большинство, не сильно отличаются от киевско-полтавского литературного стандарта. Сейчас, к сожалению, эти диалекты забываются и вытесняются русским языком (не без помощи ассимиляторской политики империи). Память о родстве с Украиной живёт в основном в песнях, поговорках, в речи старшего поколения.
Вопрос об «украинскости» этих групп – это вопрос об их идентичности, где важно не только то, насколько их язык и праздничные вышиванки похожи на украинские, но и насколько они сами отождествляют себя с Украиной. Взять современных кубанцев – с одной стороны, они постоянно поминают Голодомор, к немалому раздражению российских федеральных чиновников. С другой, среди поминающих запросто могут оказаться как сочувствующие Украине, так и сборщики средств для «друзей из ДНР», и наконец, просто равнодушные к тому, что творится за пределами «поребрика». К сожалению, чаще всего отношение выражается так: «Украина – это другая страна, ни я, ни мои деды там не жили».
Но рассказ о «почти украинцах» будет неполным, если мы будем говорить только о землях бывшего СССР.
«Руснаки», «лемки», «русины» - за или против Украины?
С конца 1980-х в Восточной Европе, на землях, которые никогда не входили в состав романовской или большевистской империи – в Словакии, Сербии, Хорватии, Польше – возникает движение за возрождение «русинского народа». Причём это движение затронуло украинцев напрямую. Сначала украинские этнические организации, существовавшие в этих странах ещё в период социализма, одна за другой стали объявлять себя не украинскими, а «русинскими», и вводить местные диалекты вместо стандартного украинского литературного языка в своих изданиях, в начальных школах, в театре, книгах и журналах.
Разумеется, движение не могло возникнуть без «двигателя». Им стал профессор-историк из Канады Павел Магочий, книги которого известны и в Украине. Планы его были довольно амбициозными, включая создание общерусинского литературного стандарта. На сегодняшний день понятно, что поставленные цели далеко не соответствовали возможностям. Единый литературный язык не получился – в каждом регионе пользуются своей диалектной нормой. Не получилось создать даже единую идентичность, вместо них существуют скорее три – «лемки» в Польше, «руснаки» в Сербии и Хорватии, и «русины» в Словакии и двух венгерских деревнях. Но по крайней мере, раз в год-два проходит Всемирный конгресс русинов, объединяющий активистов из всех указанных регионов.
С одной стороны, казалось бы – какое украинцам дело, если все эти движения действуют на территориях, никогда не входивших в состав Украины? Обидно, что не считают себя «своими», но ведь не ссориться же из-за этого с Польшей, Словакией, а тем более с территориально удалёнными Сербией и Хорватией? Однако в начале 1990-х «карпатское русинское движение» возникает и в Закарпатской области Украины – сначала при поддержке местного обкома, а с середины 1990-х, как пишут, его неформальными спонсорами стали братья Балога (https://www.dsnews.ua/investigation/zapadnoukrainskie-plany-kremlya-rusinov-zakarpatya-kormyat-04122014080900).
Внутри «карпатского русинского движения» сразу оформляются два течения. Одно из них – условно «проевропейское» - группируется вокруг книгоиздателя Валерия Падяка, публикующего книги на местном диалекте (причём издательство процветает, значит, на книги есть спрос) и развивает связи с русинскими организациями в других странах Восточной Европы. Лейтмотив этого движения – ностальгия по «золотому веку» карпатской автономии в составе довоенной Чехословакии. Второе течение – «Сойм подкарпатских русинов», лидером которого является отец Димитрий Сидор, не скрывало своей промосковской ориентации и активно поддерживалось российской прессой. С их точки зрения, «русины» были частью «русского мира».
«Момент истины» наступил ещё до революции 2014 г., когда отцу Сидору пришлось отвечать перед СБУ и судом за сепаратизм.
После революции «проевропейские русины» выступили в поддержку Украины и против Сидора, а движение «сидоровцев» сошло на нет. Но нельзя сказать, что сейчас вопрос закрыт. На мой взгляд, нужна внятная политика Украины в отношении зарубежных «русинских» организаций. Называть их «сепаратистскими» бессмысленно – они действуют на территориях, никогда не входившими в состав Украины. Точно так же бессмысленным, уж простите за откровенность, мне представляется ворчание в ряде украинских лингвистических изданий: мол, когда они перестанут выпендриваться и перейдут на литературный украинский язык вместо своих диалектов. На это можно сказать, что диалект украинских газет в довоенном Львове тоже не слишком был похож на язык газет УССР, однако до 1939 года жители Львова не особо страдали из-за того, что были отделены от «рая для рабочих и крестьян».
Иными словами, политика в отношении «почти украинцев» должна быть проукраинской и в то же время реалистичной – опираться на общие интересы, а не на символы и хотелки.
Поэтому для начала попробуем выяснить, откуда возникли русины (лемки, руснаки), чем они отличаются от «типичного украинца», и насколько эта разница позволяет считать их отдельным народом или народами, а их говоры – отдельным языком или языками.
Лирическое отступление
Собственно, а что за повод заставил меня написать о русинах-лемках-руснаках именно сейчас?
Я периодически ищу на Ютубе, чего бы нового послушать. Поскольку я нередко ищу видео на украинском языке, Ютуб услужливо подбрасывает мне новые ссылки по сходству содержания с уже просмотренным. И где-то в начале декабря среди них выскочили клипы незнакомой мне фолк-группы Hrdza. Я открыл первый – и от зажигательной мелодии самому захотелось танцевать:
Мне понравилось. Девушки – огонь! Хореография великолепная, и костюмы тоже хорошие. Правда, по ходу я обратил внимание на некоторые особенности языка: мягкие согласные заменялись на шипящие (например, певица выговаривала «просять» как «прошять»), или характерное слово «лем», которое означало «только». В субтитрах я тоже отметил интересную деталь: там встречались и украинские буквы І и Ї, и русская буква Ы.
Следующий клип оказался таким же ярким:
Полез я в Интернет посмотреть, почему же группа неизвестна в Украине. Оказалось, что это – словаки, а две песни на «почти украинском» – скорее исключение из их репертуара. Впрочем, нынешняя солистка – родом из Украины. Даже если её родной диалект – другой, но если эти две песни услышит украинец – прекрасно поймёт без перевода. В чём же тут нюанс?
Коротко я уже писал о «русинском вопросе» в своей старой статье «Что там у соседей» (и пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех тех, кто оставил комментарии – особенно пользователя KIM, который отметил в статье неточность во фрагменте о Молдове). С точки зрения современной украинской политики и законодательства, русины-лемки – часть украинского этноса, хотя и обособленная, а русинские диалекты – часть украинского языка. А вот точка зрения самих русинов-лемков, живущих за пределами Украины, неоднозначна – часть признаёт такой подход, другие считают себя особенным, отдельным этносом. Название «лемки» когда-то было насмешливым прозвищем (из-за упомянутого выше слова «лем»), но современные лемки в Польше пользуются словом с гордостью как своим национальным «лейблом». И «пряшевские русины» в Словакии, и лемки в Польше, и руснаки в Сербии и Хорватии издают книги и журналы на своих диалектах (причём на них есть покупатели безо всякой разнарядки), устраивают совместные конгрессы и даже пытаются выработать собственный литературный язык, отличный от украинского (спойлер: пока что не получилось, три диалекта так и не срослись в один язык). Если кому-то хватит терпения дочитать статью до конца, я приведу и примеры на всех трёх диалектах, чтобы читатель сам решил, насколько они похожи на украинский язык.
Но вот что особенно интересно – наряду с жителями Восточной Европы, литературу на этих трёх диалектах (прежде всего на «пряшевско-русинском») читают и покупают и на территории собственно Украины. Довольно большими для Закарпатья тиражами книги на русинском диалекте (или «микроязыке», как говорят лингвисты) выходят в Украине, в Ужгороде. Причём на эту литературу есть спрос, издательство Валерия Падяка получает от их продажи прибыль, растёт и развивается.
Наверное, для начала нужно разобраться с историей вопроса. Для начала: откуда вообще возникли русины-лемки-руснаки?
«Руськие» и их язык(и) от Средневековья и до Богдана Хмельницкого
Когда была Киевская Русь, то «руськими» были все, кто её населял. Но и после татаро-монгольского нашествия понятие «Русь» не умерло, а оставалось частью идентичности народов, населявших земли будущих Украины и Беларуси. Большая часть бывших княжеств-вассалов Киева постепенно собралась в составе Великого княжества Литовского (ВКЛ). В свою очередь, ВКЛ вместе с Польшей объединилось в конфедерацию «Речь Посполитая». Но до бурных событий XVII века эти две части оставались относительно автономными, отличались и в культурном, и в правовом смысле.
Если в литовских землях Речи Посполитой «руський» литературный язык активно использовался в административной сфере, то в польских он постепенно вытеснялся польским и латынью. Заметим, к тому времени книжный «руський» язык уже имел принципиальные отличия от московского «русского». Как писал в мемуарах Ян Хризостом Пасек, посол Речи Посполитой в Москве, владевший, как и его свита, местным «руським», плохо понимал московитов и вынужден был пользоваться услугами переводчиков.
Но «руський» был в основном языком административным, своего рода общепонятным стандартом для небольшого числа грамотных людей – дворян, грамотных горожан и духовенства. В быту народ говорил не на нём, а на множестве диалектов, в той или иной мере похожих друг на друга.
В те времена, когда не было радио, телевидения и дешёвой прессы, язык плохо поддавался стандартизации и имел сильные региональные различия. Люди с детства привыкали говорить медленно, напрягая ухо, услышав «неместного», чтобы продраться сквозь малознакомую лексику или интонации -- и так до конца XIX – начала ХХ века. Индустриализация принесла с собой массовое книгопечатание, рост грамотности, трудовые миграции обедневших крестьян и массовую мобилизацию в армию – всё это активно перемешивало народ из разных регионов и способствовало стандартизации языка и вытеснению диалектов, не успевших стать литературными.
Точно так же только в индустриальную эпоху границы между государствами стали жёсткими, хорошо охраняемыми, а вопрос этнической идентичности постепенно стал более важным, чем вопрос, кто твой монарх. Во времена Средневековья границы существовали лишь постольку, поскольку на каких-то дорогах можно было собирать таможенные пошлины, а войско позволяло собирать дань с подконтрольных территорий. У кого были деньги на пошлины – мог ездить через границы открыто, а у кого не было – мог рискнуть и пойти через лес или горы, где ему угрожали не столько «пограничники», сколько волки.
На каких там языках говорили жители поданной территории – владетельному феодалу было не особенно интересно. Феодалы могли время от времени переселять подданное им население на новые земли. Мигрировали также ремесленники и горожане. Однако значительная часть крестьян была привязана к земле, поскольку земля и имущество были в своём селе, а средневековая «инфраструктура» была, мягко говоря, недружелюбна к мигрантам. Сельское население жило консервативно и не спешило смешиваться даже с ближайшими с соседями. Картина, когда в соседних деревнях жили славяне, румыны, венгры, не смешиваясь друг с другом, была для того времени обычной (и стала причиной кровавой резни в XX веке, когда стало слишком тесно).
Если посмотреть на современные границы распространения украинского и белорусского языков, то можно отметить, что они грубо-приблизительно соответствуют границам XV-XVII веков между польской и литовской частями Речи Посполитой. Белорусский язык сформировался из тех «руських» диалектов, на которых в эпоху Речи Посполитой говорили на территории Великого княжества Литовского, а украинский – из тех, на которых говорили в Польском королевстве (точнее, на его периферии, относительно слабо контролируемой из Варшавы, которую сами же поляки первыми и назвали Украиной; это для них был дальний «край», а для наших это были родные земли, где они жили сотни лет).
Но за пределами Речи Посполитой – а точнее, на землях венгерских феодалов – были тогда и другие «руськие». В период XV-XVII вв. они оказались сначала под властью турок, а затем вошли в состав Австрийской империи, но феодалы оставались одни и те же – венгерские, а помимо венгров, их ближайшими соседями на тех же землях, часто в соседних сёлах, были словаки. С одной стороны, в силу тогдашней прозрачности границ они продолжали общаться со своими соплеменниками в Польском королевстве. К примеру, знаменитые карпатские опришки действовали как в Речи Посполитой, так и на венгерских землях. С другой стороны, их почти не затронули ключевые для украинской идентичности события – освободительная война Богдана Хмельницкого и события следующих полутора сот лет, до раздела Польши. Вот на этих землях, под властью венгерских феодалов, и начали формироваться будущие русинско-лемковские диалекты. Пока ещё только диалекты – об этнической идентичности никто тогда ещё и не думал, даже выражения такого не было.
(продолжение следует)