Глас военного в защиту жандармов. Год 1917-й
В Российской империи отношение военных к полиции, а особенно к политической полиции, колебалось от терпимого до весьма прохладного. Известно, что генерал Михаил Скобелев «о тех, кто менял свой мундир на полицейский, потом и слышать не мог». Крупнейший военный теоретик империи, киевский генерал-губернатор Михаил Драгомиров презирал политический сыск, и при этом заступался за убежденных революционеров. Основной причиной подобного отношения военных к чинам политической полиции, по мнению исследователей, являлся офицерский менталитет и особые «представления об офицерской чести и достоинстве, не допускавшие носителей этой чести опуститься до так называемого „шпионства“».
С началом Февральской революции, как представители политического сыска, так и простые городовые, сделались мишенью негодования распропагандированных армейских нижних чинов.
Воспоминания последнего начальника Петроградского охранного отделения Константина Глобачёва сохранили свидетельства беспрецедентной жестокости по отношению к бывшим слугам режима:
«Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части, некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции и кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, так беспощадно убивали. Одного, например, пристава привязали веревками к кушетке и вместе с нею живым сожгли. Пристава Новодеревенского участка, только что перенёсшего тяжёлую операцию удаления аппендицита, вытащили с постели и выбросили ил улицу, где он сейчас же и умер».
Начальника Петроградского губернского жандармского управления, генерал-лейтенанта Ивана Волкова толпа жестоко избила и уже избитого притащила в здание Государственной думы.
«Увидав израненного и обезображенного Волкова, Керенский заверил его, что он будет находиться в полной безопасности, но в Думе его не оставил и не отправил в госпиталь, а приказал отнести его в одно из временных мест заключений, где в ту же ночь пьяный начальник караула его застрелил».
Однако жестокость по отношению к бывшим слугам режима, несопоставимая с их реальным вкладом в борьбу с новой властью (каковой, в абсолютном большинстве случаев, попросту отсутствовал), подвигла на сочувствие даже никогда не испытывавших к ним особых симпатий военных. Прошение некоего «военного Головина» — единственное подобное письмо, написанное армейским офицером, находящееся среди массы жалоб бывших полицейских и жандармов, поступивших в адрес Государственной думы и Министерства внутренних дел Временного правительства. Обращает на себя внимание редкое для первых послереволюционных недель, достаточно здравое и спокойное восприятие общественно-политической ситуации в стране.
Прошение военного Головина на имя председателя Совета министров и министра внутренних дел князя Г.Е. Львова.
Председателю Совета Министров и министру внутренних дел князю Львову.
Та система управления государством, которую Вы и Ваши коллеги проводите — опасна для интересов России.
Жестокое и ничем незаслуженное обращение нового строя с ничтожными городовыми и жандармами, которые в настоящее время не представляют из себя никакой решительно угрозы, вызывает со стороны населения чувство негодования и возмущения.
Когда совершился государственный переворот, то все сразу не оказывая сопротивления, а приветствуя, присоединились [к] новому правительству, взявшему бразды управления страной, в том числе полиция и жандармы.
Мне кажется, что после того, как полиция и жандармы изъявили готовность подчиниться воле совершившего переворот правительства, последнему больше ничего не оставалось делать, как мирно и спокойно призвать всех городовых и жандармов в войска и распределить по соответствующим родам оружия. Они очень рады были с приведенным мною взглядом. Теперь же, когда все тюрьмы набиты полицейскими, городовыми, стражниками и жандармами, пользы будет мало, если таких людей послать на позиции. Все они до крайности возмущены зверским с ними обращением нового правительства и в душе каждого из них таится страшная месть. Мне думается, что такие люди, попав на фронт, первым делом постараются перейти на сторону нашего противника и для них Германия будет второй Родиной. К этому нужно прибавить ещё и то, что у каждого жандарма, городового и стражника есть братья и близкие, сражающиеся в окопах и каждый из них, узнавши, как поступили с его братом или близким, будет в душе мстить конечно не Вам, а интересам Родины.
Мне, человеку совершенно чуждому общения с полицией, а по чувству человеколюбия, Ваше суровое обращение с ней считаю непоправимой ошибкой. Не следовало бы мстить тем людям, которые из-за насущного куска хлеба по несчастью служили старому режиму.
В настоящее время заря свободы взошла для всех, а поэтому прошлое должно быть забыто. Все должны братски примирившись и подав друг другу руку должны приняться за устройство новой жизни, а не заниматься делами мщения за прошлое. Всё прошлое, да не возвратится и не повторится. Мстить нужно бывшим их министрам и их приверженцам.
Усердно Вас прошу, в интересах благополучия и спокойствия страны поставьте на обсуждение министров вопрос о ликвидации полиции и обратитесь с воззванием к народу о лояльном и гуманном отношении к бывшим чинам полиции и жандармерии.
Вы своими зверскими поступками на первых порах превзошли распоряжения турецкого правительства в отношении армян.
Я боюсь, когда б Ваши распоряжения не привели Россию к окончательной гибели.
Военный Головин.
16 марта 1917 г.
Документ публикуется по источнику:
ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации). Ф. 1791 (Главное управление по делам милиции и по обеспечению личной и имущественной безопасности граждан Министерства внутренних дел Временного правительства). Оп. 1. Д. 724. Л. 146–147.