Сидя на белой полосе: 70 лет со дня рождения Майка Науменко
18 апреля исполнилось 70 лет со дня рождения Майка Науменко, лидера группы «Зоопарк» и человека, научившего рок-н-ролл говорить на честном русском языке. То был не высокопарный язык бардов или ранних наивных советских рок-групп, неприхотливые узоры текстов Гребенщикова*, а простые и точные слова о самой обычной, повседневной жизни, вызывавшие у слушателя оторопь, смешанную с восторгом: «Неужели так можно?» и «Это же про меня!» Когда-то Науменко вместе с БГ* и Цоем входил в тройку главных звезд питерского рока, однако со временем о нем стали говорить меньше. Сегодня он мог бы красоваться среди седых рок-аксакалов, но лидер «Зоопарка» выбрал иной путь.
Михаил Науменко родился в семье коренных ленинградцев-петербуржцев. Прозвище Майк он получил отнюдь не в рок-н-ролльной тусовке, как можно было бы подумать, а от учительницы в английской спецшколе. С тех пор оно приклеилось к нему, тем более что свое настоящее имя он признавал только в полной форме – Михаил, а уменьшительное Миша терпеть не мог.
Благодаря спецшколе и личной увлеченности Науменко был лучшим знатоком английского среди ленинградских рокеров. Не секрет, что многие отечественные артисты, не зная языка, очень слабо представляли себе, о чем поют их западные кумиры. Майк же не только вникал в тексты песен, но и регулярно читал доставляемую в СССР контрабандой зарубежную рок-периодику, пересказывая потом друзьям новости из жизни знаменитых музыкантов, а нередко переводил и целые книги, будь то биография любимого им Марка Болана из T.Rex, энциклопедия рок-н-ролла или повесть Ричарда Баха «Иллюзии».
[embed]https://profile.ru/culture/svet-skvoz-treshhinu-90-let-so-dn...[/embed]
Любимыми писателями юного Майка были Тургенев и Ремарк. Мужество, товарищество, душевное благородство ремарковских героев определили его отношение к жизни. «При его телесной хрупкости у Майка были очень… мужские взгляды, мужские предпочтения», – вспоминала позже подруга Науменко художница Татьяна Апраксина.
Он также очень интересовался военной техникой и любил клеить модели самолетов, причем эти увлечения остались и в зрелости: Майк мог удивить расслабленных рокеров-пацифистов неожиданными познаниями в области новейших видов вооружения. Его знакомые знали, что подаренной модели самолета Майк обрадуется не меньше, чем хорошей пластинке.
Увидев, что сын примеряется к гладильной доске, задумав выпилить из нее гитару, родители поспешили приобрести Михаилу музыкальный инструмент в магазине. Заподозрить, что из него вырастет большой артист, было никак невозможно, уж слишком слабый и гнусавый был у Науменко голос. Но Майк понимал, что рок-музыка не требует от исполнителей способностей Карузо или хотя бы Пола Маккартни. Его кумиры Боб Дилан, Леонард Коэн, Лу Рид сделали себе имена на бормотании, хрипении и подвывании. Так что стесняться ему в этом плане было нечего. Куда больше Майка беспокоила собственная низкорослость. Но и тут было чьими примерами утешиться: Дилан – человек невысокий, а Марк Болан и того меньше.
[caption id="attachment_1690249" align="aligncenter" width="1200"] Майк Науменко, Всеволод Гаккель и Борис Гребенщиков*, конец 1970-х[/caption]
После школы Науменко по семейной традиции поступил в Ленинградский инженерно-строительный институт. Его окончили родители и старшая сестра Таня (к слову, именно она привила ему любовь к рок-н-роллу). Но на Майке традиция оборвалась. Едва дотянув до конца первого курса, он, не дожидаясь летних экзаменов, рванул в «самоволку» – в гости к институтским друзьям из Киева. Вернулся настолько хмурым и замкнутым, что родители показали его знакомому психиатру и тот поставил диагноз «маниакально-депрессивный психоз» (сейчас это принято называть биполярным расстройством). Зная биографию Науменко, можно предположить, что если врач сгустил краски, то несильно. Но тогда диагноз был воспринят Майком и его родными как подарок, ведь он давал освобождение от службы в армии, что было очень кстати, учитывая сложные отношения с институтом, который Науменко через некоторое время и вовсе бросил.
[embed]https://profile.ru/culture/kak-novaya-kniga-o-klassike-piter...[/embed]
По советским понятиям это был чудовищно непрактичный шаг, ведь даже если человек не горел желанием работать по специальности, диплом позволял найти какую-нибудь синекуру. Без диплома Майку светила карьера сторожа, дворника или кочегара, причем о дополнительном заработке подпольными концертами тогда, в середине 1970-х, речи еще не шло.
Но будущую звезду рок-н-ролла такие перспективы вполне устраивали. В бытовом плане он был максимально неприхотлив. И хотя в зрелом возрасте это безразличие к быту обернулось семейной драмой, в бедной юности оно было очень кстати: Майк мало ел, обходился минимумом одежды, а сэкономленные рубли мог тратить на иностранные пластинки.
После того побега в Киев в Майке произошел внутренний переворот. Его мать Галина Флорентьевна вспоминала: «Как будто до восемнадцати лет мы знали одного человека, а после встретили другого. В нем изменилось все: характер, увлечения, взгляды, занятия».
Через институтского приятеля, колоритного неформала и тусовщика Анатолия Заверняева по прозвищу Родион, Майк познакомился с Борисом Гребенщиковым* и его кругом. Группу «Аквариум» тогда почти никто не знал, это была компания друзей, практиковавших интеллектуальные развлечения «для своих» и время от времени записывавших странные экспериментальные альбомы вроде «Притч графа Диффузора». До гимна «Рок-н-ролл мёртв» и фразы Бананана из «Ассы» «БГ* – бог, от него сияние исходит» было еще очень далеко.
Но Майк и Борис нашли друг в друге единомышленников и желанных собеседников. Обоих переполняли музыкальные знания и впечатления, оба копали глубоко, но по-настоящему обменяться накопленным интеллектуально-эстетическим богатством было не с кем. БГ* не раз иронично замечал, что среди музыкантов умных собеседников не сыщешь. Майк оказался исключением.
Единственное, в чем их взгляды не совпадали, были духовные вопросы. Религиозные поиски Гребенщикова* общеизвестны, а вот Майк был убежденным атеистом и даже бравировал этим в среде рокеров, где мистицизм, индуизм, даосизм, христианство были такой же положительной альтернативой советскому безбожию, как и подпольный рок – альтернативой официальным ВИА. Но Майка было не пронять. Он считал, что в жизни нет ничего сверхъестественного и она проста, как дважды два. А увлечения друзей эзотерикой позже высмеял в песне «Гуру из Бобруйска».
Под влиянием «Аквариума» в середине 1970-х Майк начал сочинять первые серьезные песни. Пробовал он это и раньше – у него даже были заготовлены названия для будущей группы: либо Rains, либо «Зоопарк». За вторым стояла концепция «мир – это зоопарк», которую Майк при случае развивал в пьяных компаниях.
[embed]https://profile.ru/culture/tancy-na-grani-zimy-70-let-borisu...[/embed]
Но ранние опусы Науменко, еще до встречи с «Аквариумом», были слабы и наивны, у этого юношеского творчества не было никакой опоры. Опора появилась после общения с Гребенщиковым*, который в тот период задумал перейти от авангардистской зауми к тому, чтобы стать «русским Диланом», поющим о жизни на понятном языке. И БГ* отчасти выполнил свой план, хотя все же был склонен касаться высоких материй. А вот его младший товарищ Науменко реализовал идею разговорной, «бытовой» или «уличной» рок-поэзии на все сто.
В своей работе он ориентировался не столько на Дилана, сколько на Лу Рида, больше всех любившего репортажную конкретику текста: перечисление деталей, имен.
Первой серьезной песней, которую Майк сочинил и решил показать друзьям, была «Ода ванной комнате»:
Автор еще не распрямился в полный рост, но главная черта его лирики – фокус на частной жизни героя, столь неожиданный для привыкшего к коллективизму советского слушателя, – уже на месте. Присутствовала в песне и характерная для Майка легкая горечь, выдававшая в нем человека, готового скорее к неудачам, чем к победам.
Манера, в которой исполнялись ранние песни Майка, тоже прибавляла ощущения «прозаичности»: то было не совсем пение, а скорее напоминающий беседу речитатив носовым, немного гнусавым голосом. В интонациях Майка было больше философской мудрости, чем рок-н-ролльного задора.
[caption id="attachment_1690250" align="aligncenter" width="1028"] «Зоопарк» в студии у Андрея Тропилло, 1983 год[/caption]
Помимо первых настоящих опытов сочинительства, тусовок и поездок на прибалтийские рок-концерты автостопом, Майк в этот период начал выступать на сцене, подыгрывая музыкантам коллективов «Союз любителей музыки рок» и «Вокально-инструментальная группировка имени Чака Берри», исполнявших классику рок-н-ролла, а также «Капитальный ремонт» и «Аквариум».
В 1978 году Гребенщиков* предложил Майку записать совместный альбом, в котором бы их песни чередовались. Так появилась запись «Все братья – сестры», сделанная за несколько летних часов на лужайке у Смольного. Сама идея альбомов, имитировавших западные виниловые пластинки, но записывавшихся и распространявшихся на бобинах для катушечных магнитофонов, в ту пору была еще нова для отечественного рока. «Братья» стал одним из первых таких опытов. Пройдет несколько лет, и распространение магнитоальбомов превратится в большую подпольную индустрию. Без нее песни питерских рокеров вряд ли бы достигли Сибири и Дальнего Востока, а творения какого-нибудь Вовы Синего из закрытого города Челябинска-70 – Москвы и Ленинграда.
Осенью 1980-го пришло время большой славы для Майка, пусть и не в самых широких кругах. На последнее в Советском Союзе могли претендовать только эстрадные артисты, да, пожалуй, еще барды вроде Высоцкого с Визбором. Науменко со своими песнями впервые выступил в Москве при поддержке музыкантов «Аквариума» на организованном критиком Артемием Троицким* концерте в Чертанове.
После этого концерта у Майка появились как горячие поклонники, так и ненавистники, говорят, дело дошло и до рукоприкладства. Перессорила всех песня «Дрянь»:
Зацепил публику и «Пригородный блюз», начинавшийся словами «Я сижу в сортире и читаю Rolling Stone / Венечка на кухне разливает самогон». Одни были потрясены, что можно вот так без обиняков и «музыки Вивальди» рассказывать о том, что происходит между людьми, другие – до глубины души возмущены грубостью и натурализмом «нового русского рок-н-ролла». Среди последних был Андрей Макаревич*, которого Майк через пару лет припечатал в песне «Уездный город N»: «Наш молодежный герой опять затеял битву с дураками, но бьется он сам с собой». То была отсылка к популярной в то время песне «Машины времени» «Битва с дураками». Впоследствии два пионера русского рока помирились.
Сегодня, когда слушателя словом «дрянь» уже не шокируешь, на первый план выходит другая проблема, связанная с песнями Майка, в 1980-е никого особо не волновавшая, – техника «творческого присвоения». Ведь «Дрянь» – это вольное переложение (с сохранением оригинального риффа) песни Лу Рида Baby face, а «Пригородный блюз» был, мягко выражаясь, навеян еще более известной композицией Subterranean Homesick Blues Дилана. И такого у Науменко более чем достаточно.
[embed]https://profile.ru/culture/na-dikoj-storone-80-let-otcu-indi...[/embed]
Ленинградские рокеры 1980-х вообще не стеснялись заимствовать у своих западных кумиров сюжеты, строчки, риффы, темы, будь то Гребенщиков*, игравший цитатами из Моррисона, Дилана, Патти Смит и других, или «Кино», основательно общипавшие The Cure и The Smiths. Но у Майка это было особенно заметно, настолько, что одних это сегодня провоцирует на обвинения в воровстве, а других – на рассуждения об «искусстве заимствования». Вторых все-таки больше, потому что, конечно, Майк не первый и не последний, кто делал подобное. Как, например, относиться к «Волшебнику Изумрудного города» Александра Волкова?
Брал у других литераторов Пушкин, брал Пикассо, а кинорежиссер Жан-Люк Годар даже поучал: «Проблема не в том, чтобы украсть, а в том, как ты распорядишься украденным». В этом смысле Майк распоряжался «сокровищницей рок-н-ролла» самым лучшим образом, вплавляя англо-американские строфы и риффы в до боли знакомые отечественному слушателю реалии.
Это мог быть рифф из песни Sweet Jane группы The Velvet Underground, использованный в «Сладкой N», или почти буквальный перевод Let In Bleed – композиции The Rolling Stones, которая у Майка стала называться «Если ты хочешь». Это могли быть «Старые раны», выросшие из песни Дилана It's Alright Ma (I'm Only Bleeding), или «21 Дубль» – из Dress Rehearsal Rag Леонарда Коэна, или «Сегодня ночью» – из Tonight Игги Попа. Нельзя не вспомнить и самое пространное произведение Науменко «Уездный город N», построенное по тому же принципу, что и дилановская Desolation Row: исторические персонажи и литературные герои помещаются скопом в новую абсурдную обстановку.
Это была игра эрудита, знатока рока. Майка можно сравнить с автором-синефилом, мыслящим фрагментами фильмов, а также с сотнями, тысячами художников и поэтов, работавших с библейскими сюжетами. Его Библией был западный рок, и он брал из него сюжеты и темы с такой же свободой и надеждой на то, что цитаты будут опознаны и поняты, как это делали мастера Ренессанса.
В 1981 году наконец-то воплотилась давняя мечта Майка: у него появилась собственная группа, названная, как и предполагалось, «Зоопарком». Вскоре по мотивам московских гастролей группа выпустила концертный магнитоальбом Blues de Moscou. Это были электрические варианты песен, которые годом ранее Майк зафиксировал на акустическом альбоме «Сладкая N и другие».
[embed]https://profile.ru/culture/sam-sebe-rezhisser-iz-chego-vikto...[/embed]
У Майка появился и особый сценический имидж вальяжного, немного циничного человека, который мало вязался с тем чопорным от застенчивости и щепетильным интеллигентом, каким знали его друзья. Но проштудировавший сотни рок-журналов Науменко хорошо понимал, что без некоторой доли театральности хорошего рок-н-ролла не бывает.
На первых порах «Зоопарк» играл так грязно, что многие считали, что это панк-рок, благо Майк в ту пору дружил с музыкантами первой советской панк-группы «Автоматические удовлетворители». Панк был тогда в СССР в новинку, и получалось, что Майк стал модным музыкантом, хотя на самом деле, в отличие от настоящих модников вроде Цоя, он был консервативен и предпочитал играть только рок-н-ролл и блюз. Многие сходятся во мнении, что «Зоопарк» – единственная чисто рок-н-ролльная группа во всем отечественном роке.
Юный Виктор Цой играл в «Удовлетворителях» на бас-гитаре, а потом начал петь свои песни. Человеком, который очень помог ему на первом этапе, был именно Майк. Отчасти это отражено в нашумевшем фильме Кирилла Серебренникова* «Лето».
Дружба с Цоем продолжилась и в середине 1980-х, когда во время усилившихся гонений на рок-музыку Майк и лидер набиравшего популярность «Кино» часто давали совместные квартирные концерты. Но через несколько лет отношения испортились. Говорят, что Цой, став героем стадионов, саркастически отзывался о старшем товарище, выбравшем путь пьянства и эскапизма. Майк, в свою очередь, не переносивший карьеристов, счел нужным заметить в интервью, данном после гибели лидера «Кино»: «Цой умело использовал людей, был холоден и расчетлив в отношениях. Мне не нравилось то, как он изменился в последние годы».
[caption id="attachment_1690251" align="aligncenter" width="1200"] Майк Науменко и Виктор Цой на квартирнике, январь 1985 года;[/caption]
В отличие от своего главного любимца Марка Болана, Майк не был тем, кто старается казаться поэтом не от мира сего, а на деле ведет бизнес железной хваткой. Он действительно не умел и не хотел быть расчетливым. Мечтая о жизни рок-звезды, он предпочитал плыть по течению, отказываясь пальцем о палец ударить ради продвижения своего творчества или саморекламы. Ему бы никогда не пришло в голову пригласить домой фотографа ради модной фотосессии, а, к примеру, Гребенщиков* делал это регулярно.
И долгое время течение несло его куда надо. В начале 1980-х «Зоопарк» стал одной из главных групп недавно образованного Ленинградского рок-клуба. По инициативе легендарного энтузиаста звукозаписи Андрея Тропилло команда Майка произвела на свет два классических альбома – «Уездный город N» (1983) и «Белая полоса» (1984). Последний, когда началась перестройка, был выпущен фирмой «Мелодия» огромным тиражом.
[caption id="attachment_1690253" align="alignright" width="373"] Майк с женой Наташей, 1982 год[/caption]
Бит-квартет «Секрет», который советское телевидение почему-то любило больше остальных ленинградских групп, активно популяризировал две песни Майка – «Мажорный рок-н-ролл» и «Буги-вуги каждый день».
У Майка были жена Наташа, сын Женя и своя «нора» в Наташиной комнате в коммуналке на Лиговке. Чтобы далеко не ходить, в той же коммунальной квартире поселился и гитарист «Зоопарка» Александр Храбунов. Когда в конце 1980-х финансовые дела у Майка пошли на лад, жена завела разговор о том, что жилищные условия пора менять, но, для того чтобы это произошло, надо было прилагать какие-то усилия, а напрягаться Майк не хотел.
Не хотел он и общаться с чудом попавшей в питерскую рок-тусовку молодой американкой Джоанной Стингрей. Казалось бы, кто, как не Майк, мог бы поговорить с ней на отличном английском языке, но Науменко заподозрил в ней агента то ли ЦРУ, то ли КГБ. Когда Стингрей собирала записи для выпущенного в Штатах сборника ленинградских рок-групп Red Wave (1986), Майк свои песни отдавать не захотел.
Зато пластинка «Мелодии» увеличила советскую аудиторию «Зоопарка» в разы. Особенно группу полюбили в регионах – за доходчивость, отсутствие вычурности и прямоту высказывания. В некоторых городах возникли свои «Зоопарки», например «Чайф» в Свердловске. В конце 1980-х группа Майка не вылезала из гастролей. Вроде бы вот она, долгожданная слава, но к этому времени у звезды рок-н-ролла появилось несколько серьезных проблем.
Во-первых, Майк почти перестал писать новые песни. Сегодня это не выглядит проблемой: многие артисты десятилетиями гастролируют с одной заезженной пластинкой, но в те честные и по-хорошему наивные времена заявляться два года подряд в один город с одной и той же программой считалось неуважением к публике. Тем более что друзья-конкуренты из Ленинградского рок-клуба фонтанировали свежими идеями.
[embed]https://profile.ru/culture/glavnoj-propagandistke-russkogo-r...[/embed]
Во-вторых, Майк стал много пить. Алкоголь из атрибута дружеских посиделок превратился в ежедневную анестезию, которой музыкант отгораживался от мира, требовавшего от него каких-то песен, действий, предприимчивости. Несмотря на горбачевский сухой закон, в спиртном недостатка не было: его чуть ли не ящиками несли в коммуналку к лидеру «Зоопарка» поклонники, раздобывшие адрес кумира и считавшие, что он обязан пропустить в их компании стакан-другой.
Науменко словно потерял интерес к сколько-нибудь активной жизни, и течение медленно несло его в стоячие воды. Вокруг шумела перестройка, перед рок-музыкантами открывались небывалые возможности, Гребенщиков* и вовсе отправился в Америку, но Майк, если не гастролировал, лежал на диване в своей комнате с бутылкой, глядя в телевизор. А если гастролировал – пил еще больше.
Можно решить, что отцу русского рок-н-ролла в некотором роде пристало скорее лежать на печи, а не суетиться, подобно гончаровскому Штольцу, и это был бы неплохой образ, если бы история Майка не закончилась так трагично.
Возможно, всему виной был тот самый маниакально-депрессивный психоз, найденный у Михаила в 18 лет. А может, и что-то иное. Но, когда мечта всей жизни началась сбываться, Науменко принялся изо всех сил саботировать ее.
Уже в 1987 году на фестивале в Подольске Майк выглядел опухшим и обрюзгшим. Дальше было только хуже. Все чаще на концертах он забывал слова собственных песен. После микроинсульта у него стала плохо работать правая рука. Лечиться Майк отказывался. По словам барабанщика «Зоопарка» Валерия Кириллова, на все дружеские предупреждения «Майк, сдохнешь же» музыкант отвечал: «А я этого хочу, я к этому иду».
«Майка погубило то, что он жил как живется. Это было его проповедью, его музыкой, его философией. И он пил как пьется, ел как естся, и ничего не делал для того, чтобы спасти жизнь и поверить в Бога. Он не искал Бога, и это его погубило, на мой взгляд», – считал друг музыканта, питерский коллекционер и битломан Коля Васин.
[caption id="attachment_1690252" align="aligncenter" width="1200"] «Зоопарк» во время съемок передачи «Рок-перекресток», 4 апреля 1987 года[/caption]
В начале 1991 года, устав от пьянства и неустроенности, от него ушла жена. Майк увеличил объемы потребляемого спиртного, страдал. Публика ожидала увидеть «Зоопарк» на концерте в честь 10-летия Ленинградского рок-клуба, но Майк решил не предпринимать ничего по этому поводу. И все же друзья из «Аквариума» вытащили его одного, без группы, на сцену и все вместе – довольно лихо и, как оказалось, на прощание – исполнили «Пригородный блюз».
Несколько песен Майком во второй половине 1980-х все-таки было написано, в том числе «Выстрелы», одна из самых сильных его вещей. Но на полноценную программу их явно не хватало. Незадолго до смерти Науменко уверял друзей, что снова начал писать и скоро грядет возрождение группы. По словам Гребенщикова*, которому Майк читал свои новые тексты, впечатление они производили удручающее.
27 августа 1991 года Майка нашли лежащим на полу в коридоре коммуналки. Его подняли и проводили в комнату, где он к вечеру умер от кровоизлияния в мозг, вызванного переломом основания черепа, а оно, в свою очередь, произошло от падения навзничь.
Несмотря на то что Науменко жил так, что гибель могла прийти и раньше, она все равно стала шоком для друзей и тех, кто ценил его музыку. Ему было 36, и все ждали, что Майк оклемается и вернется в строй с новыми песнями.
За год до него погиб Цой, а еще раньше Александр Башлачёв, но «ни одна смерть не потрясла меня так, как смерть Майка, – признавался писатель и рок-критик Александр Житинский. – С его уходом рок-н-ролл во мне кончился».
Само время ухода Майка из этого мира кажется символичным. Только что отгремел августовский путч, большая страна готовилась распасться на части. Наступала эпоха хищного капитализма и деловых людей, и неделовой, щепетильный Майк этой новой эпохе был органически чужд.
Получается, что позиция, обозначенная им в песне «Сидя на белой полосе», не была художественным преувеличением. Герой песни говорит, что хотел бы всю жизнь просидеть посреди дороги, на белой разделительной полосе. Даже не на природе, а посреди городской сутолоки, но при этом совершенно отдельно от нее:
Именно так и прожил свою жизнь Майк Науменко, звезда рок-н-ролла.