25.10.21==Хитрый лис Леонид Кравчук: отец независимой Украины. Очерк 9
ИА REGNUM предлагает вашему вниманию серию очерков писателя Платона Беседина о том, что это был за человек и в каком контексте он приходил к власти.
Владимир Щербицкий: восхождение
Итак, ещё один босс Леонида Кравчука, видный советский деятель — Владимир Щербицкий. Стоит поговорить о нём подробнее.
Владимир Щербицкий хоть и являлся таким же убеждённым, преданным коммунистом, как и его предшественник Шелест, человеком меж тем он, несомненно, был иным: более воспитанным, скромным, зависимым, сдержанным, образованным. В крови его присутствовало куда меньше, скажем так, украинства. И, кроме прочего, он страстно любил футбол, что во многом и объединило его с Леонидом Кравчуком.
Щербицкий родился в городе Верхнеднепровске Днепропетровской области (тогда — Екатеринославской губернии) 17 февраля 1918 года (он был на десять лет младше Петра Шелеста). До декоммунизации центральная площадь родины первого секретаря ЦК КПУ была названа его именем. То, что Владимир Васильевич был родом с Днепропетровщины, несомненно, сыграло не малую роль в его выдвижении на первые роли при земляке Леониде Брежневе. Собственно, «днепропетровский клан» надолго станет определять политику не только Украинской ССР, но и уже независимой Украины.
Любопытно, что Щербицкий, как и Шелест, по некоторым источникам, имел среди предков запорожских казаков. Такая информация, в частности, относится к его деду — Григорию. Тот жил в Верхнеднепровске в большом доме-пятистенке с камышовой крышей на берегу речки Самоткань, где любил ловить рыбу, чему и научил внука. Кроме того, в особой чести у Щербицких было разведение голубей. Сама фамилия его «рыбья»: происходит от слова «щерба» — что значит уха на разведённой муке.
Своему сыну Василию Щербицкому, отцу Владимира, дед Григорий привил умение и желание трудиться. Оба они не выносили праздности, лени, что, собственно, передалось и внуку, будущему главе УССР. Отец Щербицкого работал механиком, причём знания в этой и других областях он получил самостоятельно. Тогда многие занимались самообразованием. Односельчане описывали его как здоровенного, плечистого, замкнутого мужика, вечно ходившего в синей спецовке, пропахшей машинным маслом.
Мать Владимира, Татьяна Чепа, наоборот, была женщиной открытой. И даже больше. О таких говорят: остра на язык. Она, и правда, умела и вдохновить, и осадить, и съёрничать. Причём делала Татьяна Ивановна это на украинском языке, бойком, звонком. Как и многие украинки, часто принимала гостей, потчуя их в основном соленьями и вареньями собственного приготовления, но никогда — спиртным. Позже, когда сын станет главным на Украине и предложит переехать ей в столичный Киев, она откажется и останется в родном селе, хотя муж её давно погибнет, в 1948 году. На ремонтных работах он поскользнётся на залитом маслом полу и травмирует позвоночник. После года мучений Василий Григорьевич скончается. Как вспоминал сам Владимир Щербицкий, мать всегда незримо была с ним, но напоминала о себе редко — ценила его время: поздравляла с праздниками и порой передавала просьбы земляков, за которых всегда очень переживала.
Днепропетровский журналист Борис Матющенко, правда, разбивает предание о скромности матери Владимира Васильевича: «Была женщина, от которой Щербицкий мог стерпеть любую критику. Мне довелось ее увидеть в лечкомиссии. Сидим, ждём, как вдруг нарастает шёпот, с какой-то помесью тревоги и раболепия: «Бабушка Таня, бабушка Таня…» И я вижу, как в невиданном для советских конструкторов кресле катят старушку в эффектном банном халате. Не менее шести тетушек в белом явно конкурировали за возможность порулить, а взмокший от волнения румяный врач страховал процессию, забегая вперёд. Казалось, он готов подхватить кресло с матерью Щербицкого на руки и бежать на любой этаж…»
Старший брат первого секретаря Украины, Георгий, будучи партизаном-подрывником, погиб на войне, похоронен в Минске, а младший, имевший в детстве кличку «Крячок», переехал в Киев и, став доктором экономических наук, возглавил Киевский филиал Всесоюзного научно-исследовательского института стандартов и нормативов Госплана СССР. Борис, так его звали, вспоминает один весьма любопытный эпизод, свидетельствующий о принципиальности Владимира Васильевича. Когда зашёл вопрос о жилье, он сказал:
— Вас четверо, два взрослых сына, можно и четырёхкомнатную квартиру дать. Но по совести — вам положена трёхкомнатная. Так как, по совести решим?
— По совести, — ответил Борис.
Мать Щербицкого, если верить рассказам, положенными благами так же пользовалась весьма скромно — всего два раза съездила в санаторий. Своим детям Владимир Васильевич всегда говорил: «Мы — Щербицкие. Но Щербицкий пока только я, а ты — никто, расти, учись хорошо, найди хорошую работу. Докажи!«
Правда, если в случае с дочерью воспитание сказалось благотворно, то с сыном ничего хорошего не вышло: Валерий неудачно женился, сильно пил, употреблял наркотики, скитался по «притонам» — к слову, довольно стандартная картина для детей партийной верхушки, для «детей генералов, сходящих с ума от того, что им нечего больше хотеть» — и в результате, пережив отца на год, покончил жизнь самоубийством.
Владимир Васильевич с семьёй жил в Киеве на улице Десятинной. Там была мемориальная доска, свидетельствовавшая об этом. Не изменяя увлечениям, Владимир Васильевич лично соорудил и содержал во дворе дома голубятню. Убрал её оттуда Леонид Кучма, занявший жилище украинского первого секретаря уже во время своего президентства (среди местных, помимо прочего, он прославился тем, что прорубил окно в торце здания).
К голубям, как уже говорилось, у Щербицкого имелась особая страсть. Вспоминает его личный водитель Александр Кабанов: «К этому увлечению Владимира Васильевича приобщил соседский старичок ещё в детстве. В коллекции Щербицкого было 28 видов этих птиц. Он держал несколько голубятен — во дворе в старом гараже на Десятинной, в Пуще-Водице на даче. Каждое утро, едва проснувшись, он наведывался к пернатым. А потом — перед тем как сесть в машину. Причем порой приходилось возвращаться домой, чтобы поменять шляпу… В бытность Владимира Васильевича ЖЭКам было дано указание всячески способствовать голубятникам в обустройстве жилищ для птиц».
Позже Щербицкий переедет на уютную улицу Шелковичиную, сейчас там, аккурат перед его домом, регулярно цветёт и плодоносит раскидистое абрикосовое дерево. Мама воспитала его так, что, уже будучи первым секретарём ЦК, он ходил по квартире и выключал везде свет, экономил: «Лампочка горит, — говорил он, — шахтёр работает».
У маленького Володи, похоже, не было иного варианта, кроме как стать образцовым коммунистом. Во время Великой Отечественной войны в доме его отца проходили встречи с подпольщиками и партизанами. В их организации Василию Щербицкому помогали двое его младших сыновей, в том числе и Володя. Так что уже в школе он стал не просто частью комсомола, но его активной, динамичной частью. Учителя характеризовали его как рослого, физически крепкого мальчика, не без способностей.
В номенклатурной структуре он оказался ещё в девятом классе школы, где, к слову, играл на трубе в музыкальном оркестре. С 16 лет, будучи на активной комсомольской работе, переехал в Днепропетровск, поступил в местный химико-технологический институт, а уже в 1941 году вступил в партию. Дочь Щербицкого Ольга вспоминает, что отец ещё в школе полюбил физику и, уже будучи партийным бонзой, помнил многие химические формулы — так что выбор вуза его был сознательный.
После окончания института, в 1942 году, Владимира забрали на фронт. Его отправили служить в Закавказье, в танковую бригаду. Здесь он вновь оказался на хорошем счету, проявил ум, выдержку и был демобилизован в 1946 году в звании капитана.
Во время войны Щербицкий познакомился со своей супругой — Радой Гавриловной Жеромской. По её же словам, намешано в ней было много разной крови, и, как водится в таких случаях, женщиной она была эффектной, красивой, элегантной, но очень скромной. Отец Рады Гавриловны был крупный инженер с двумя образованиями (одно из них получено в Бельгии), арестованный в 1937 году в эпоху «чисток» и чудом выпущенный через год.
Будущая Щербицкая так вспоминает их знакомство: «Это произошло в Тбилиси в 1944 году: ещё шла война, и танковая бригада, в которой Володя служил, прибыла в столицу Грузии для пополнения. Мы жили тогда на самой окраине. Неподалеку расположились танкисты, и командование обратилось к местным жителям с просьбой: если кто-то имеет возможность, разместить офицеров у себя. Двое ребят — Павел и Яша — остановились у нас. Яша Рубанов, по специальности врач, начал рассказывать мне о своем друге Володе Щербицком, да с таким восторгом… Мне даже показалось, по-человечески он в него был влюблен… В школе между тем развернули госпиталь, и в один из дней лежавший там тяжелораненый танкист Саноев скончался. Этого парня хоронили сотни людей, была масса цветов, и когда гроб несли мимо нашего дома, мы с подружкой вышли на балкон первого этажа посмотреть. Так мы с Володей друг друга приметили. Он среди всех выделялся — высокий, статный, широкоплечий, ему очень шла форма». Говорил же Щербицкий наливистым баритоном с густым украинским акцентом.
Так и закрутилось. Влюблённые на фуникулёре поднимались на гору Тацминда или шли на неё пешей тропой, любовались видом. Рада Гавриловна вспоминает, что «она жила далеко, и во время его увольнительных ему нужно было её провожать; оттого он, бедный, бежал потом в часть, опаздывал, получал выговоры и нагоняи». Вскоре они поженились. Уже в Киеве, когда муж займёт высокий пост, Рада Гавриловна будет работать учительницей русского языка и литературы.
После войны Щербицкий перешёл на привычную партийную работу, перебравшись в «брежневский» Днепродзержинск. Тут карьера его планомерно пошла вверх. Он — высокий, статный, часто возвышающийся над остальными (и по психологическим, и по физиологическим качествам) — прокладывал путь, точно ледокол, разбивающий красный лёд. И это ещё один вопрос, конечно — возможна ли такая карьера (ведь Щербицкий был не исключением — наоборот) сейчас? Достаточно просто перечислить должности: второй секретарь Днепродзержинского горкома КП Украины, парторг Днепровского металлургического завода им. Ф. Э. Дзержинского, первый секретарь Днепродзержинского горкома, второй секретарь, первый секретарь Днепропетровского областного комитета КПУ, секретарь ЦК КП Украины. Помогало и природное чутьё, и раннее понимание номенклатуры.
И всё же, на бумаге — так гладко, так споро, на деле же — всё, конечно, несколько иначе. Перефразируя известный рок-хит: «Долог путь на вершину, если хочешь играть в политику». Близкие, сослуживцы вспоминают, что он всегда был в «игре», всегда в работе. Спал минимум — иногда 3−4 часа, и даже на отдыхе, выезжая с семьёй на море, поплавав полчаса рано утром, на весь день уходил в кабинет. Трудиться.
По воспоминаниям Александра Власенко, работника ЦК КПУ и знакомого Владимира Щербицкого, «приёмная первого секретаря работала в круглосуточном режиме. Киевляне, и не только они, об этом знали. На втором этаже светились два окна — приёмная не спит».
Ясно, что такая активность не могла пройти без последствий для здоровья. В 1963 году в 45 лет Щербицкий, вернувшись в Днепропетровск, перенёс первый инфаркт. Безусловно, сказалось и то, что Владимир Васильевич много, очень много курил — по две пачки в день; редок кадр, где он сфотографирован без сигареты. Впрочем, куда убийственнее был, конечно, гнев Хрущёва. В 1963 года он снял Щербицкого с должности первого секретаря ЦК КПУ и отправил на понижение — возглавлять Днепропетровский обком. Пострадал Владимир Васильевич якобы за то, что выступил против одного из самых спорных нововведений Никиты Сергеевича относительно разделения единых руководящих органов партии на промышленные и сельские. Поддержки не получил и был сослан.
Юрий Шеповал, доктор исторических наук, говорит о том, что год этот для Щербицкого буквально стал переломным, разделил жизнь на до и после. «Два разных Щербицких, два разных человека. До 1963 года мы видим Щербицкого в ситуации «оттепели», либерализации, каких-то иллюзий, восстановления статуса и прав республик — тогда это очень модная тема была. Кстати, не только модная, реально делались какие-то вещи. И Щербицкий 1965 года, чуть-чуть позже, когда он делал карьеру, когда он знал, что он станет первым человеком. Он делал для этого всё. Это разные два Щербицких».
Тот же Шеповал, утверждает, что отыскал в архиве раннюю характеристику Щербицкого, когда его выдвигали в обком. Так вот там было написано, что он человек эмоциональный, несдержанный, и более того — заносчивый. С поздним Щербицким — не сравнить. И о нём, и о его трагедии на фоне трагедии всей страны мы поговорим дальше.
17-27.10.21