Уничтожить любой ценой!
…Михаил Девятайкин, тринадцатый крестьянский сын, родился в Мордовии – окончил семь классов и Казанский речной техникум (здесь-то его и «перекрестят» в Девятаева). Во время учёбы ходил в аэроклуб – и после призыва в армию попал в Чкаловскую военно-авиационную школу. Войну Девятаев начал 22 июня 1941-го – уже 24-го он собьёт под Минском «Юнкерс» и удостоится ордена Красного Знамени. Вскоре лётчик будет ранен, продолжит службу в тихоходной авиации – однако в мае 1944-го вернётся в истребители…
…К сожалению, продлится это недолго – уже 13 июля под Львовом Девятаев будет подбит, выбросится с парашютом, и попадёт в плен. Его отправят в лагерь. Ровно через месяц лётчик пытается бежать – Девятаева ловят и переводят в зловещий Заксенхаузен. Вероятно, этот лагерь смерти стал бы для него последней строкой в биографии – но некий сочувствующий лагерный парикмахер меняет узнику нашивку… таким образом «смертник» Девятаев действительно исчезает – и появляется Никитенко.
<
…Под этим именем он вскоре и попадёт на остров Узедом – в упомянутый лагерь Пенемюнде.
На западной его оконечности располагалась секретная база Пенемюнде. Ее называли "заповедником Геринга". Тут испытывались новейшие самолеты. Тут находился ракетный центр, возглавляемый Вернером фон Брауном. С десяти стартовых площадок, расположенных вдоль побережья, ночами, оставляя огненные языки, уходили в небо "Фау-2". Этим оружием фашисты надеялись дотянуться аж до Нью-Йорка. Но весной 45-го им важно было терроризировать более близкую точку — Лондон. Отсюда до Лондона более тысячи километров. Ракету поднимали на самолете и запускали уже над морем.
Михаил Девятаев, мордвин из Торбеева. Фото 1950-х гг.
Авиационное подразделение, осуществлявшее испытания новейшей техники, возглавлял тридцатитрехлетний ас Карл Хайнц Грауденц. За его плечами было много военных заслуг, отмеченных гитлеровскими наградами. Десятки "Хейнкелей", "Юнкер-сов", "Мессершмиттов" сверхсекретного подразделения участвовали в лихорадочной работе на Пенемюнде. В испытаниях участвовал сам Грауденц. Он летал на "Хейнкеле-111", имевшем вензель "Г. А." — "Густав Антон". База тщательно охранялась истребителями и зенитками ПВО, а также службой СС.
8 февраля 1945 года был обычным, напряженным, с нервными перегрузками днем. Обер-лейтенант Грауденц, наскоро по-обедав в столовой, приводил в порядок в своем кабинете полетные документы. Внезапно зазвонил телефон :
— Кто это у тебя взлетел, как ворона ? — услышал Грауденц грубоватый голос начальника ПВО.
— У меня никто не взлетал ...
— Не взлетал... Я сам видел в бинокль — взлетел кое-как "Густав Антон".
— Заведите себе другой бинокль, посильнее, — вспылил Грауденц. — Мой "Густав Антон" стоит с зачехленными моторами. Взлететь на нем могу только я. Может быть, самолеты у нас летают уже без пилотов ?
— Вы поглядите-ка лучше, на месте ли "Густав Антон"...
Обер-лейтенант Грауденц прыгнул в автомобиль и через две минуты был на стоянке своего самолета. Чехлы от моторов и тележка с аккумуляторами — это все, что увидел оцепеневший ас. "Поднять истребители! Поднять все, что можно! Догнать и сбить!..".
Снимок именно угнанного Хейгкеля на месте посадки
Геринг, узнав о ЧП уже 13 февраля вместе с Борманом прилетел на Пенемюнде... Кто угнал самолет ? Первое, что приходило на ум Грауденцу, "томми"... Англичан беспокоила база, с которой летали "Фау". Наверное, их агент.
Срочное построение в лагере сразу же показало: десяти узников не хватает. Все они были русскими. А через день служба СС доложила: один из бежавших вовсе не учитель Григорий Никитенко, а летчик Михаил Девятаев.
Мы сидим в его доме. Михаил Петрович вспоминает.
В 1934 году в мордовский поселок Торбеево прилетел самолет — забрать больного. Михаилу было шестнадцать лет. Вид самолета на поле, короткий разговор с летчиком поселили в юной душе мечту. Школа окончена. Матери он сказал : "Еду в Казань. Вернусь летчиком".
В Казань он явился босым, в майке, сшитой из стираного кумача. Первые две ночи спал на вокзале. Путей в летчики сразу найти не мог, определился в речной техникум. И окончил его успешно. Одновременно учился в аэроклубе. Потом было военное училище. В 1939 году он явился в родное Торбеево лейтенантом : "Мама, я — летчик !"
Война застала его под Минском. Уже 23 июня Михаил Девятаев участвовал в воздушном бою. 24 июня он сбил вражеский самолет. А еще через день сам попал под огонь "мессершмита" и выпрыгнул с парашютом из горящего "ишака" (истребителя И-16). Не прояви он находчивость, война и жизнь окончились бы для него в этом бою под Минском — "Мессершмит" развернулся расстрелять летчика. Михаил стянул стропы и быстро "колбасой" понесся к земле. В ста метрах он дал парашюту раскрыться и спасся. Потом он еще не один раз покидал горящие самолеты. К лету 44-го года он сбил девять вражеских самолетов. Пять раз сбивали его. У него были прострелены рука и нога. Полтора года из-за ранений летал на "кукурузнике", но потом добился возвращения в истребительный полк. Награжден тремя боевыми орденами.
Об одном случае рассказать надо. Он выявляет характер летчика Девятаева. Все, что случилось потом, в звездный час его жизни, было закономерным.
Осенью 43-го года из-под Кривого Рога надо было вывезти тяжело раненного генерала — только в Москве могли сделать сложнейшую операцию. Три самолета У-2, вылетая, не достигали цели — в тумане не находили село или терпели аварию. Девятаев, полетевший четвертым, нашел село, благополучно сел, отыскал нужный дом и узнал : генерала четыре часа назад отправили в Москву поездом ... Конечно, можно было бы вернуться и доложить все, как было. Девятаев поступает иначе. Прикинув время и путь следования нечастых в прифронтовом крае пассажирских вагонов, он полетел над железной дорогой и скоро увидел поезд. Как заставить остановиться ? "Я полетел низко, едва не касаясь колесами паровоза. Отворачивал в сторону, покачивал крыльями — нет, машинист не понимал, чего добивается "кукурузник". "Тогда, выбрав место, я посадил самолет и выбежал на полотно, отчаянно размахивая шлемом. Поезд промчался мимо. Я взлетел еще раз, обогнал состав, сел и выбежал снова на полотно".
На этот раз поезд остановился. Посреди степи генерала перенесли в самолет. К вечеру он был уже в Москве. Он лежал на носилках белый, бескровный. Велел позвать летчика. Тот подошел, приложил ладонь к шлему. Генерал попросил достать из кобуры пистолет. "Лейтенант, возьмите на память. Сколько буду жить, столько буду вас помнить".
После боя
День 13 июля был переломным. Уже на заходе солнца поднялся в четвертый раз навстречу "Юнкерсам" и не заметил, как из-за облака вынырнул "Мессершмитт"...
Сначала с ним обошлись почти по-рыцарски — перевязали рану, накормили, не тронули ордена.
В прифронтовом лагере военнопленных встретил таких же, как сам. Все в плену оказались после вынужденных посадок и прыжков из подбитых машин.
Учётная карточка Девятаева из концлагеря. Из книги "Девятаев", Саранск, 2008 г.
Их держали от остальных пленных отдельно. И на запад повезли не в поезде, а в транспортных самолетах. Начался для летчиков лагерный плен. Их поместили в отдельный барак. Рядом валялась чья-то одежда, обувь, детские рубашонки, ночные горшки ... Решились спросить у охранника: что это значит? Эсэсовец, ухмыляясь, с видимым удовольствием объяснил : "В бараке жили еврейские семьи, вчера всех ... туда, — он показал на трубу крематория, — освободили место для вас".
Cекретная база
К концу 44-го года фашисты стали испытывать острую нужду в рабочей силе.15 ноября полтысячи пленных загнали в вагоны. Везли куда-то три дня. Когда вагоны открыли, более половины людей были мертвы.
"Учитель Никитенко Григорий" (так Девятаев ухитрился обозначить себя в лагерных документах) оказался среди тех, кого построили перед комендантом нового лагеря. Тот сказал : "О побеге не помышляйте. Отсюда никто не убегал и не убежит".
Карта острова Узедом с базой Пенемюнде на побережье Балтийского моря
Самой тяжкой была работа аэродромной команды : засыпали воронки, носили замес из цемента. Но именно в эту команду стремился все время попасть "учитель из Дарницы". "Рев самолетов, их вид, их близость с громадной силой всколыхнули мысль о побеге".
Все, кто работал тут, понимали: пленным пути с этой базы не будет, всех уничтожат. И потому пытались бежать. Один отчаянный югослав затаился на островном озере. "Поймали. В назидание всем поставили перед строем и спустили овчарок. Чтобы загрызли не сразу — шею обмотали брезентом. Я видел много всего, но более страшной картины не помню. И все-таки засыпал и просыпался с мыслью: бежать !"
Во время аэродромных работ "учитель из Дарницы" не упускал случая заглянуть на самолетную свалку и там впивался глазами в приборные доски "Хейнкеля-111". Случай помог проследить операции запуска. Однажды мы расчищали снег у капонира, где стоял такой же, как "наш", "Хейнкель". С вала я видел в кабине пилота. И он заметил мое любопытство. С усмешкою на лице — смотри, мол, русский зевака, как легко настоящие люди справляются с этой машиной, — пилот демонстративно стал показывать запуск: подвезли, подключили тележку с аккумуляторами, пилот показал палец и отпустил его прямо перед собой, потом пилот для меня специально поднял ногу на уровень плеч и опустил — заработал один мотор. Следом — второй. Пилот в кабине захохотал. Я тоже еле сдерживал ликование — все фазы запуска "Хейнкеля" были ясны".
Тот день
День 8 февраля 1945 года начался на острове как обычно. "Ночью взлетали ракеты. Я не мог заснуть от рева и от крайнего возбуждения. Рано утром до построения я сказал Соколову Володе, возглавлявшему аэродромную команду: "Сегодня ! И где хочешь достань сигареты. Смертельно хочу курить". Володя снял с себя свитер и выменял на него у француза пять сигарет".
Кстати, о побеге знали многие. Даже немец из охранявших базу частей ПВО. Кто-то отказался, но никто не сдал.
"В 12 ноль-ноль техники от самолетов потянулись в столовую. Вот горит уже костер в капонире, и рыжий вахтман, поставив винтовку между колен, греет над огнем руки. До "нашего "Хейнкеля" двести шагов. Толкаю Володю : "Медлить нельзя !" А он вдруг заколебался : "Может, завтра ?" Я показал кулак и крепко сжатые зубы.
Решительным оказался Иван Кривоногов. Удар железякою сзади — и вахтман валится прямо в костер. Смотрю на ребят. Из нас только четверо знают, в чем дело. У шести остальных на лицах неописуемый ужас: убийство вахтмана — это виселица. В двух словах объясняю, в чем дело, и вижу : смертельный испуг сменяет решимость действовать.
С этой минуты пути к прежнему у десяти человек уже не было — гибель или свобода. Стрелки на часах, взятых у вахтмана из кармана, показывали 12 часов 15 минут. Действовать ! Дорога каждая секунда.
Самый высокий Петр Кутергин надевает шинель охранника, шапочку с козырьком. С винтовкой он поведет "пленных" в направлении самолета. "Но, не теряя времени, я и Володя Соколов были уже у "Хейнкеля". У хвостовой двери ударом заранее припасенного стержня пробиваю дыру. Просовываю руку, изнутри открываю запор.
Владимир Соколов и Иван Кривоногов расчехляют моторы, снимают с закрылков струбцинки ... Ключ зажиганья на месте. Те-перь скорее тележку с аккумуляторами. Подключается кабель. Стрелки сразу качнулись. Поворот ключа, движение ноги — и один мотор оживает. Еще минута — закрутились винты другого мотора. Прибавляется газ. Оба мотора ревут. С боковой стоян-ки "Хейнкель" рулит на взлетную полосу. Никакой заметной тревоги на летном поле не видно — все привыкли : "Густав Антон" летает много и часто. Пожалуй, только дежурный с флажками на старте в некотором замешательстве — о взлете ему не сообщали.
"Точка старта. Достиг eё с громадным напряжением сил — самолетом с двумя винтами управлять с непривычки сложнее, чем истребителем. Но всё в порядке. Показания главных приборов, кажется, понимаю. Газ ... Самолет понесся по наклонной линии к морю. Полный газ ... Должен быть взлет, но "Хейнкель" почему-то бежит, не взлетая, хвост от бетона не отрывается ... В последний момент почти у моря резко торможу и делаю разворот без надежды, что самолет уцелеет. Мрак ... Подумал, что загорелись. Но это была только пыль. Когда она чуть улеглась, увидел круги от винтов. Целы ! Но за спиной паника — крики, удары прикладом в спину : "Мишка, почему не взлетаем ?!!"
И оживает аэродром — все, кто был на поле, бегут к самолету. Выбегают летчики и механики из столовой. Даю газ. Разметаю всех, кто приблизился к полосе. Разворот у линии старта. И снова газ ... В воспаленном мозгу искрой вспыхнуло слово "трим-мер". Триммер — подвижная, с ладонь шириною плоскость на рулях высоты. Наверное, летчик оставил ее в положении "по-садка". Но как в три-четыре секунды найти механизм управления триммером ? Изо всех сил жму от себя ручку — оторвать хвост от земли. Кричу что есть силы ребятам : "Помогайте !" Втроем наваливаемся на рычаг, и "Хейнкель" почти у самой воды отрывается от бетона ... Летим !!!"
Домой !
Управление триммером отыскалось, когда самолет, нырнув в облака, стал набирать высоту. И сразу машина стала послушной и легкой. "В этот момент я почувствовал : спасены ! И подумал: что там творится сейчас на базе ! Посмотрел на часы. Было 12 часов 36 минут — все уместилось в двадцать одну минуту". Летели на север над морем, понимали : над сушей будут пере-хвачены истребителями. Потом летели над морем на юго-восток. Внизу увидели караван кораблей. И увидели самолеты, его охранявшие. Один "Мессершмит" отвернул и рядом с "Хейнкелем" сделал петлю. "Я видел недоуменный взгляд летчика : мы летели с выпущенными шасси".
"Хейнкель-111"
Высота была около двух тысяч метров. От холода и гро-мадного пережитого возбуждения пилот и его пассажи-ры в полосатой одежде не попадали зуб на зуб. Но ра-дость переполняла сердце. Я крикнул : "Ребята, горючего в баках — хоть до Москвы !" Всем захотелось пря-мо до Москвы и лететь. Но я понимал : такой полет не-возможен — станем добычей своих истребителей и зе-ниток".
О приближении фронта догадались по бесконечным обо-зам, по колоннам машин и танков. И вот показались дымы, вспышки разрывов ... Опять колонны людей и машин. Но теперь при виде летящего "Хейнкеля" люди с дороги бегут и ложатся. "Наши !" Эту радость неожи-данно подкрепил плотный зенитный огонь. Два снаряда "Хейнкель" настигли. Слышу крик : "Ранены !" И вижу, дымится правый мотор. Резко бросаю самолет в бо-ковое скольжение. Дым исчезает. Но надо садиться. Садиться немедленно. Внизу раскисшая, в пятнах снега земля : дорога, опушка леса, и за ней — приемлемо ровное поле. Резко снижаюсь. Неубранные шасси в земле увязнут. Надо их срезать в момент посадки скольжением в сторону ..."
Артиллеристы 61-й армии с дороги, ведущей к линии фронта, видели, как на поле, подломив колеса, юзом сел "немец". Опуш-кой, опасаясь стрельбы, солдаты бросились к самолету. А мы в "Хейнкеле" не вполне уверены были, что сели среди своих. Плексигласовый нос самолета был поврежден. В кабину набился снег с грязью. Я выбрался кое-как ... "Хейнкель", пропахавший по полю глубокую борозду, казался сейчас неуклюжим толстым китом, лежащим на животе. Первое, что предприняли прилетевшие, попытались скрыться в лесу. Захватив винтовку убитого вахтмана и пулемет с "Хейнкеля", поддерживая ране-ных, они пробежали сотню шагов по полю, но повернули назад — сил не было. Приготовив оружие в самолете, решили выж-дать, что будет.
Угнанный самолёт сразу же взяли под охрану, а его необычный экипаж — под арест. Фото 1945 г. из книги "Девятаев", Саранск, 2008 г.
На обороте полетной карты я написал, кто мы, откуда бежали, где до войны жили. Перечислил фамилии : Михаил Девятаев, Иван Кривоногов, Владимир Соколов, Владимир Немченко, Федор Адамов, Иван Олейник, Михаил Емец, Петр Кутергин, Николай Урбанович, Дмитрий Сердюков".
— Фрицы ! Хенде хох ! Сдавайтесь, иначе пальнем из пушки ! — послыша-лись крики с опушки леса.
Для сидевших в самолете это были очень дорогие слова.
— Мы не фрицы ! Мы свои, братцы !
Люди с автоматами, в полушубках, подбежав к самолету, были ошеломлены. Десять скелетов в полосатой одежде, обутые в деревянные башмаки, забрызганные кровью и грязью, плакали, повторяя только одно слово : "Братцы, братцы ..." В расположение артиллерийского дивизиона их по-несли на руках, как детей, — каждый весил менее сорока килограммов. Было это 8 февраля 1945 года.
По наводке Михаила Петровича Узедом бомбили пять дней — и наши, и союзники.
До 2 ноября 1945 года Девятаев находился в фильтрационном лагере, созданном в бывшем концлагере. "Это твой лагерь ?" — спросил меня энкавэдэшник. "Да", — отвечаю. "А в каком блоке сидел ?" — "В тринадцатом". А он мне: "Хорошо, здесь и будешь опять сидеть".
Остряк...
Из лагеря его не раз возили в разбомблённый союзной авиацией Пенемюнде — его начал изучать С. П. Королёв. "Старший лейтенант ему говорит, указывая на меня : «Товарищ полковник, я отвечаю за него, буду везде сопровождать». Королев (он представлялся Сергеевым) закричал : «Пошёл отсюда ! Здесь я за все отвечаю !» Горячий был человек. Мы с ним ходили осматривать ракеты, — рассказывал Девятаев. — Я показал ему всё, что знал : места дислокации установок, подземные цеха. Нашлись даже узлы ракет…"
Королев тогда сказал, что пока не может «его освободить».
После этого около года Девятаеву пришлось в лагере на Иртыше рубить лес, потом, когда он возвратился в Казань, перебивался случайными заработками, был чернорабочим. Имея диплом капитана, работал грузчиком в Казанском речном порту. Допросам он подвергался почти до конца 1951 года, об этом свидетельствуют рассекреченные материалы его дела в КГБ Татарстана.
"И так, — пишет он, — мыкался до 1957 г. Восстановить доброе имя мне помогли хорошие люди, печать. Но совсем недавно узнал : помог мне и академик Сергей Павлович Королев". Королёв ходатайствовал о возвращении ему и его товарищам доброго имени. И после запуска в Советском Союзе первого искусственного спутника земли 15 августа 1957 года М. П. Девятаеву было присвоено звание Героя Советского Союза (но не за военные подвиги и побег с Узедома, а "за вклад в советское ракетостроение"). Некоторое представление об этом десятилетии остракизма даёт представление прекрасный художественный фильм "Чистое небо" Г. Чухрая с Евгением Урбанским в роли лётчика Астахова (1961 г.), в котором видна аллюзия на судьбу М. Девятаева.
После этого жизнь изменилась. Ему были возвращены боевые награды и признаны заслуги. Стал почётным гражданином Республики Мордовия, городов Казани (Россия), Вольгаста и Циновичи (Германия). В Торбееве открыт мемориальный музей героя. О подвиге М. Девятаева написаны книги, сняты фильмы, сложены стихи и песни. В 2008 г. в Мордовии издана новая книга о герое, в неё вошли ранее неизвестные документы и факты.
В 1957 году М. П. Девятаев стал одним из первых капитанов пассажирских судов на подводных крыльях "Ракета". Позже водил по Волге "Метеоры", был капитаном-наставником. Уйдя на пенсию, активно участвовал в ветеранском движении, создал Фонд Девятаева, оказывал помощь тем, кто в ней особо нуждался. Ежегодно, порой по несколько раз, бывал в Мордовии и Торбееве, выступая с рассказами пе-ред молодежью. Следующим поколениям россиян и своих земляков он оставил описание своего фронтового пути в книгах "Полет к солнцу" и "Побег из ада".
Михаил Петрович с любимой супругой Фаиной Хайрулловной вырастили и воспитали троих детей. Оба их сына — Алексей и Александр — стали врачами-учёными, а дочь Нелли — преподавателем му-зыки.
Умер герой 24 ноября 2002 года, на 85-ом году жизни. Похоронен на аллее Героев Арского кладбища Казани, где расположен мемориальный комплекс воинов Великой Отечественной войны.
Судьба других участников побега
В конце марта 1945 года после проверки и лечения 7 из 10 участников побега (Соколов, Кутергин, Урбанович, Сердюков, Олейник, Адамов, Немченко) были зачислены в одну из рот 777-го стрелкового полка (по другим данным — в 447 стрелковый Пинский полк 397 стрелковой дивизии) и отправлены на фронт (даже Немченко, потерявший один глаз, уговорил отправить его на фронт в качестве санитара стрелковой роты). Трое офицеров — Девятаев, Кривоногов и Емец — до конца войны оставались вне зоны боевых действий, ожидая подтверждения воинских званий.
Рота, в которую были зачислены семеро из десяти беглецов, участвовала в штурме города Альтдама. 14 апреля, во время форсирования Одера, погибли Соколов и Урбанович, ранен Адамов. По сведениям Девятаева: Кутергин, Сердюков и Немченко погибли в бою за Берлин за несколько дней до победы, а Олейник погиб на Дальнем Востоке, в войне с Японией. Из семерых остался в живых только один — Адамов, он вернулся в посёлок Белая Калитва Ростовской области и стал шофёром. Емец после войны вернулся в Сумскую область и стал бригадиром в колхозе.
• Иван Кривоногов — уроженец села Красная Слобода Борского района Нижегородской области, был пехотинцем и носил звание лейтенанта. Участвовал в сражениях на границе, попал в плен в первые дни войны (6 июля 1941 года). В плену жил под вымышленными именем «Иван Корж», выдавая себя за украинца. Так же, как и Девятаев, участвовал в неудачной подготовке побега; при подготовке побега убил лагерного полицая, за что был отправлен в концлагерь Натцвиллер под Страсбургом, а оттуда, в конце 1943 года — на остров Узедом; в 1944 году пытался вместе с группой единомышленников организовать побег с острова на лодке, однако реализовать свой план им не удалось.
• Владимир Соколов — уроженец Вологодской области, артиллерист, в плен попал в начале 1942 года, два раза пытался бежать, за попытку побега был отправлен в концлагерь, где познакомился с Кривоноговым, вместе они были направлены на Узедом и вместе планировали побег с острова на лодке.
• Владимир Немченко — белорус, после попытки побега немцы выбили ему один глаз и отправили на остров Узедом.
• Фёдор Адамов — уроженец села Белая Калитва Ростовской области
• Иван Олейник — уроженец кубанской станицы Анастасиевская, начало войны встретил на Украине во время занятий в полковой школе в звании сержанта. Его взвод попал в окружение и не смог пробиться к своим, после чего он на базе взвода организовал партизанский отряд; во время одного из столкновений с немецкими силами охраны порядка Олейник попал в плен и был отправлен на работы в Германию.
• Михаил Емец — уроженец села Борки Гадячского района Полтавской области, был политруком и носил звание старшего лейтенанта. Попал в плен в июне 1942 года.
• Пётр Кутергин — 1921 года рождения, место рождения — станция Чернушка Свердловской области (в настоящее время станция находится на территории Пермского края).
• Николай Урбанович — уроженец села под Бобруйском, попал в плен мальчиком и был угнан в Германию во время наступления немецких войск в 1941 году. После двух попыток побега был отправлен в концлагерь, а оттуда, в 1943 году — на Узедом. Познакомился с Девятаевым во время работы в бригаде, через него Девятаев устанавливал контакт с группой Кривоногова — Соколова.
• Тимофей Сердюков (в воспоминаниях Девятаева упоминается как Дмитрий) — познакомился с Девятаевым в лагере, после того как тот избежал смерти, укрывшись под фамилией Никитенко.
Сердюков был соседом Девятаева по нарам, и вместе с ним был направлен на Узедом. По воспоминаниям Девятаева и Кривоногова, имел весьма беспокойный характер и, зная о тайне Девятаева, а затем — и о плане побега, доставлял им немало беспокойства.
Воспоминания Михаила Петровича: Девятаев М.П. Полет к солнцу. — М.: ДОСААФ, 1972.
Очерк Побег из ада или Подвиг мордвина из Торбеева
Видеофильм о М. Девятаеве "Тайны Забытых Побед. Догнать и уничтожить!"
https://mikle1.livejournal.com/8382713.html
https://mikle1.livejournal.com/2176438.html
http://naspravdi.info/novosti/o-lyotchike-devyataeve-i-ego-podvige
http://zubova-poliana.narod.ru/me-ocherk-deviataev.htm
/lj-cut>
…К сожалению, продлится это недолго – уже 13 июля под Львовом Девятаев будет подбит, выбросится с парашютом, и попадёт в плен. Его отправят в лагерь. Ровно через месяц лётчик пытается бежать – Девятаева ловят и переводят в зловещий Заксенхаузен. Вероятно, этот лагерь смерти стал бы для него последней строкой в биографии – но некий сочувствующий лагерный парикмахер меняет узнику нашивку… таким образом «смертник» Девятаев действительно исчезает – и появляется Никитенко.
<
…Под этим именем он вскоре и попадёт на остров Узедом – в упомянутый лагерь Пенемюнде.
На западной его оконечности располагалась секретная база Пенемюнде. Ее называли "заповедником Геринга". Тут испытывались новейшие самолеты. Тут находился ракетный центр, возглавляемый Вернером фон Брауном. С десяти стартовых площадок, расположенных вдоль побережья, ночами, оставляя огненные языки, уходили в небо "Фау-2". Этим оружием фашисты надеялись дотянуться аж до Нью-Йорка. Но весной 45-го им важно было терроризировать более близкую точку — Лондон. Отсюда до Лондона более тысячи километров. Ракету поднимали на самолете и запускали уже над морем.
Авиационное подразделение, осуществлявшее испытания новейшей техники, возглавлял тридцатитрехлетний ас Карл Хайнц Грауденц. За его плечами было много военных заслуг, отмеченных гитлеровскими наградами. Десятки "Хейнкелей", "Юнкер-сов", "Мессершмиттов" сверхсекретного подразделения участвовали в лихорадочной работе на Пенемюнде. В испытаниях участвовал сам Грауденц. Он летал на "Хейнкеле-111", имевшем вензель "Г. А." — "Густав Антон". База тщательно охранялась истребителями и зенитками ПВО, а также службой СС.
8 февраля 1945 года был обычным, напряженным, с нервными перегрузками днем. Обер-лейтенант Грауденц, наскоро по-обедав в столовой, приводил в порядок в своем кабинете полетные документы. Внезапно зазвонил телефон :
— Кто это у тебя взлетел, как ворона ? — услышал Грауденц грубоватый голос начальника ПВО.
— У меня никто не взлетал ...
— Не взлетал... Я сам видел в бинокль — взлетел кое-как "Густав Антон".
— Заведите себе другой бинокль, посильнее, — вспылил Грауденц. — Мой "Густав Антон" стоит с зачехленными моторами. Взлететь на нем могу только я. Может быть, самолеты у нас летают уже без пилотов ?
— Вы поглядите-ка лучше, на месте ли "Густав Антон"...
Обер-лейтенант Грауденц прыгнул в автомобиль и через две минуты был на стоянке своего самолета. Чехлы от моторов и тележка с аккумуляторами — это все, что увидел оцепеневший ас. "Поднять истребители! Поднять все, что можно! Догнать и сбить!..".
Снимок именно угнанного Хейгкеля на месте посадки
Геринг, узнав о ЧП уже 13 февраля вместе с Борманом прилетел на Пенемюнде... Кто угнал самолет ? Первое, что приходило на ум Грауденцу, "томми"... Англичан беспокоила база, с которой летали "Фау". Наверное, их агент.
Срочное построение в лагере сразу же показало: десяти узников не хватает. Все они были русскими. А через день служба СС доложила: один из бежавших вовсе не учитель Григорий Никитенко, а летчик Михаил Девятаев.
Мы сидим в его доме. Михаил Петрович вспоминает.
В 1934 году в мордовский поселок Торбеево прилетел самолет — забрать больного. Михаилу было шестнадцать лет. Вид самолета на поле, короткий разговор с летчиком поселили в юной душе мечту. Школа окончена. Матери он сказал : "Еду в Казань. Вернусь летчиком".
В Казань он явился босым, в майке, сшитой из стираного кумача. Первые две ночи спал на вокзале. Путей в летчики сразу найти не мог, определился в речной техникум. И окончил его успешно. Одновременно учился в аэроклубе. Потом было военное училище. В 1939 году он явился в родное Торбеево лейтенантом : "Мама, я — летчик !"
Война застала его под Минском. Уже 23 июня Михаил Девятаев участвовал в воздушном бою. 24 июня он сбил вражеский самолет. А еще через день сам попал под огонь "мессершмита" и выпрыгнул с парашютом из горящего "ишака" (истребителя И-16). Не прояви он находчивость, война и жизнь окончились бы для него в этом бою под Минском — "Мессершмит" развернулся расстрелять летчика. Михаил стянул стропы и быстро "колбасой" понесся к земле. В ста метрах он дал парашюту раскрыться и спасся. Потом он еще не один раз покидал горящие самолеты. К лету 44-го года он сбил девять вражеских самолетов. Пять раз сбивали его. У него были прострелены рука и нога. Полтора года из-за ранений летал на "кукурузнике", но потом добился возвращения в истребительный полк. Награжден тремя боевыми орденами.
Об одном случае рассказать надо. Он выявляет характер летчика Девятаева. Все, что случилось потом, в звездный час его жизни, было закономерным.
Осенью 43-го года из-под Кривого Рога надо было вывезти тяжело раненного генерала — только в Москве могли сделать сложнейшую операцию. Три самолета У-2, вылетая, не достигали цели — в тумане не находили село или терпели аварию. Девятаев, полетевший четвертым, нашел село, благополучно сел, отыскал нужный дом и узнал : генерала четыре часа назад отправили в Москву поездом ... Конечно, можно было бы вернуться и доложить все, как было. Девятаев поступает иначе. Прикинув время и путь следования нечастых в прифронтовом крае пассажирских вагонов, он полетел над железной дорогой и скоро увидел поезд. Как заставить остановиться ? "Я полетел низко, едва не касаясь колесами паровоза. Отворачивал в сторону, покачивал крыльями — нет, машинист не понимал, чего добивается "кукурузник". "Тогда, выбрав место, я посадил самолет и выбежал на полотно, отчаянно размахивая шлемом. Поезд промчался мимо. Я взлетел еще раз, обогнал состав, сел и выбежал снова на полотно".
На этот раз поезд остановился. Посреди степи генерала перенесли в самолет. К вечеру он был уже в Москве. Он лежал на носилках белый, бескровный. Велел позвать летчика. Тот подошел, приложил ладонь к шлему. Генерал попросил достать из кобуры пистолет. "Лейтенант, возьмите на память. Сколько буду жить, столько буду вас помнить".
После боя
День 13 июля был переломным. Уже на заходе солнца поднялся в четвертый раз навстречу "Юнкерсам" и не заметил, как из-за облака вынырнул "Мессершмитт"...
Сначала с ним обошлись почти по-рыцарски — перевязали рану, накормили, не тронули ордена.
В прифронтовом лагере военнопленных встретил таких же, как сам. Все в плену оказались после вынужденных посадок и прыжков из подбитых машин.
Учётная карточка Девятаева из концлагеря. Из книги "Девятаев", Саранск, 2008 г.
Их держали от остальных пленных отдельно. И на запад повезли не в поезде, а в транспортных самолетах. Начался для летчиков лагерный плен. Их поместили в отдельный барак. Рядом валялась чья-то одежда, обувь, детские рубашонки, ночные горшки ... Решились спросить у охранника: что это значит? Эсэсовец, ухмыляясь, с видимым удовольствием объяснил : "В бараке жили еврейские семьи, вчера всех ... туда, — он показал на трубу крематория, — освободили место для вас".
Cекретная база
К концу 44-го года фашисты стали испытывать острую нужду в рабочей силе.15 ноября полтысячи пленных загнали в вагоны. Везли куда-то три дня. Когда вагоны открыли, более половины людей были мертвы.
"Учитель Никитенко Григорий" (так Девятаев ухитрился обозначить себя в лагерных документах) оказался среди тех, кого построили перед комендантом нового лагеря. Тот сказал : "О побеге не помышляйте. Отсюда никто не убегал и не убежит".
Карта острова Узедом с базой Пенемюнде на побережье Балтийского моря
Самой тяжкой была работа аэродромной команды : засыпали воронки, носили замес из цемента. Но именно в эту команду стремился все время попасть "учитель из Дарницы". "Рев самолетов, их вид, их близость с громадной силой всколыхнули мысль о побеге".
Все, кто работал тут, понимали: пленным пути с этой базы не будет, всех уничтожат. И потому пытались бежать. Один отчаянный югослав затаился на островном озере. "Поймали. В назидание всем поставили перед строем и спустили овчарок. Чтобы загрызли не сразу — шею обмотали брезентом. Я видел много всего, но более страшной картины не помню. И все-таки засыпал и просыпался с мыслью: бежать !"
Во время аэродромных работ "учитель из Дарницы" не упускал случая заглянуть на самолетную свалку и там впивался глазами в приборные доски "Хейнкеля-111". Случай помог проследить операции запуска. Однажды мы расчищали снег у капонира, где стоял такой же, как "наш", "Хейнкель". С вала я видел в кабине пилота. И он заметил мое любопытство. С усмешкою на лице — смотри, мол, русский зевака, как легко настоящие люди справляются с этой машиной, — пилот демонстративно стал показывать запуск: подвезли, подключили тележку с аккумуляторами, пилот показал палец и отпустил его прямо перед собой, потом пилот для меня специально поднял ногу на уровень плеч и опустил — заработал один мотор. Следом — второй. Пилот в кабине захохотал. Я тоже еле сдерживал ликование — все фазы запуска "Хейнкеля" были ясны".
Тот день
День 8 февраля 1945 года начался на острове как обычно. "Ночью взлетали ракеты. Я не мог заснуть от рева и от крайнего возбуждения. Рано утром до построения я сказал Соколову Володе, возглавлявшему аэродромную команду: "Сегодня ! И где хочешь достань сигареты. Смертельно хочу курить". Володя снял с себя свитер и выменял на него у француза пять сигарет".
Кстати, о побеге знали многие. Даже немец из охранявших базу частей ПВО. Кто-то отказался, но никто не сдал.
"В 12 ноль-ноль техники от самолетов потянулись в столовую. Вот горит уже костер в капонире, и рыжий вахтман, поставив винтовку между колен, греет над огнем руки. До "нашего "Хейнкеля" двести шагов. Толкаю Володю : "Медлить нельзя !" А он вдруг заколебался : "Может, завтра ?" Я показал кулак и крепко сжатые зубы.
Решительным оказался Иван Кривоногов. Удар железякою сзади — и вахтман валится прямо в костер. Смотрю на ребят. Из нас только четверо знают, в чем дело. У шести остальных на лицах неописуемый ужас: убийство вахтмана — это виселица. В двух словах объясняю, в чем дело, и вижу : смертельный испуг сменяет решимость действовать.
С этой минуты пути к прежнему у десяти человек уже не было — гибель или свобода. Стрелки на часах, взятых у вахтмана из кармана, показывали 12 часов 15 минут. Действовать ! Дорога каждая секунда.
Самый высокий Петр Кутергин надевает шинель охранника, шапочку с козырьком. С винтовкой он поведет "пленных" в направлении самолета. "Но, не теряя времени, я и Володя Соколов были уже у "Хейнкеля". У хвостовой двери ударом заранее припасенного стержня пробиваю дыру. Просовываю руку, изнутри открываю запор.
Владимир Соколов и Иван Кривоногов расчехляют моторы, снимают с закрылков струбцинки ... Ключ зажиганья на месте. Те-перь скорее тележку с аккумуляторами. Подключается кабель. Стрелки сразу качнулись. Поворот ключа, движение ноги — и один мотор оживает. Еще минута — закрутились винты другого мотора. Прибавляется газ. Оба мотора ревут. С боковой стоян-ки "Хейнкель" рулит на взлетную полосу. Никакой заметной тревоги на летном поле не видно — все привыкли : "Густав Антон" летает много и часто. Пожалуй, только дежурный с флажками на старте в некотором замешательстве — о взлете ему не сообщали.
"Точка старта. Достиг eё с громадным напряжением сил — самолетом с двумя винтами управлять с непривычки сложнее, чем истребителем. Но всё в порядке. Показания главных приборов, кажется, понимаю. Газ ... Самолет понесся по наклонной линии к морю. Полный газ ... Должен быть взлет, но "Хейнкель" почему-то бежит, не взлетая, хвост от бетона не отрывается ... В последний момент почти у моря резко торможу и делаю разворот без надежды, что самолет уцелеет. Мрак ... Подумал, что загорелись. Но это была только пыль. Когда она чуть улеглась, увидел круги от винтов. Целы ! Но за спиной паника — крики, удары прикладом в спину : "Мишка, почему не взлетаем ?!!"
И оживает аэродром — все, кто был на поле, бегут к самолету. Выбегают летчики и механики из столовой. Даю газ. Разметаю всех, кто приблизился к полосе. Разворот у линии старта. И снова газ ... В воспаленном мозгу искрой вспыхнуло слово "трим-мер". Триммер — подвижная, с ладонь шириною плоскость на рулях высоты. Наверное, летчик оставил ее в положении "по-садка". Но как в три-четыре секунды найти механизм управления триммером ? Изо всех сил жму от себя ручку — оторвать хвост от земли. Кричу что есть силы ребятам : "Помогайте !" Втроем наваливаемся на рычаг, и "Хейнкель" почти у самой воды отрывается от бетона ... Летим !!!"
Домой !
Управление триммером отыскалось, когда самолет, нырнув в облака, стал набирать высоту. И сразу машина стала послушной и легкой. "В этот момент я почувствовал : спасены ! И подумал: что там творится сейчас на базе ! Посмотрел на часы. Было 12 часов 36 минут — все уместилось в двадцать одну минуту". Летели на север над морем, понимали : над сушей будут пере-хвачены истребителями. Потом летели над морем на юго-восток. Внизу увидели караван кораблей. И увидели самолеты, его охранявшие. Один "Мессершмит" отвернул и рядом с "Хейнкелем" сделал петлю. "Я видел недоуменный взгляд летчика : мы летели с выпущенными шасси".
"Хейнкель-111"
Высота была около двух тысяч метров. От холода и гро-мадного пережитого возбуждения пилот и его пассажи-ры в полосатой одежде не попадали зуб на зуб. Но ра-дость переполняла сердце. Я крикнул : "Ребята, горючего в баках — хоть до Москвы !" Всем захотелось пря-мо до Москвы и лететь. Но я понимал : такой полет не-возможен — станем добычей своих истребителей и зе-ниток".
О приближении фронта догадались по бесконечным обо-зам, по колоннам машин и танков. И вот показались дымы, вспышки разрывов ... Опять колонны людей и машин. Но теперь при виде летящего "Хейнкеля" люди с дороги бегут и ложатся. "Наши !" Эту радость неожи-данно подкрепил плотный зенитный огонь. Два снаряда "Хейнкель" настигли. Слышу крик : "Ранены !" И вижу, дымится правый мотор. Резко бросаю самолет в бо-ковое скольжение. Дым исчезает. Но надо садиться. Садиться немедленно. Внизу раскисшая, в пятнах снега земля : дорога, опушка леса, и за ней — приемлемо ровное поле. Резко снижаюсь. Неубранные шасси в земле увязнут. Надо их срезать в момент посадки скольжением в сторону ..."
Артиллеристы 61-й армии с дороги, ведущей к линии фронта, видели, как на поле, подломив колеса, юзом сел "немец". Опуш-кой, опасаясь стрельбы, солдаты бросились к самолету. А мы в "Хейнкеле" не вполне уверены были, что сели среди своих. Плексигласовый нос самолета был поврежден. В кабину набился снег с грязью. Я выбрался кое-как ... "Хейнкель", пропахавший по полю глубокую борозду, казался сейчас неуклюжим толстым китом, лежащим на животе. Первое, что предприняли прилетевшие, попытались скрыться в лесу. Захватив винтовку убитого вахтмана и пулемет с "Хейнкеля", поддерживая ране-ных, они пробежали сотню шагов по полю, но повернули назад — сил не было. Приготовив оружие в самолете, решили выж-дать, что будет.
Угнанный самолёт сразу же взяли под охрану, а его необычный экипаж — под арест. Фото 1945 г. из книги "Девятаев", Саранск, 2008 г.
На обороте полетной карты я написал, кто мы, откуда бежали, где до войны жили. Перечислил фамилии : Михаил Девятаев, Иван Кривоногов, Владимир Соколов, Владимир Немченко, Федор Адамов, Иван Олейник, Михаил Емец, Петр Кутергин, Николай Урбанович, Дмитрий Сердюков".
— Фрицы ! Хенде хох ! Сдавайтесь, иначе пальнем из пушки ! — послыша-лись крики с опушки леса.
Для сидевших в самолете это были очень дорогие слова.
— Мы не фрицы ! Мы свои, братцы !
Люди с автоматами, в полушубках, подбежав к самолету, были ошеломлены. Десять скелетов в полосатой одежде, обутые в деревянные башмаки, забрызганные кровью и грязью, плакали, повторяя только одно слово : "Братцы, братцы ..." В расположение артиллерийского дивизиона их по-несли на руках, как детей, — каждый весил менее сорока килограммов. Было это 8 февраля 1945 года.
По наводке Михаила Петровича Узедом бомбили пять дней — и наши, и союзники.
До 2 ноября 1945 года Девятаев находился в фильтрационном лагере, созданном в бывшем концлагере. "Это твой лагерь ?" — спросил меня энкавэдэшник. "Да", — отвечаю. "А в каком блоке сидел ?" — "В тринадцатом". А он мне: "Хорошо, здесь и будешь опять сидеть".
Остряк...
Из лагеря его не раз возили в разбомблённый союзной авиацией Пенемюнде — его начал изучать С. П. Королёв. "Старший лейтенант ему говорит, указывая на меня : «Товарищ полковник, я отвечаю за него, буду везде сопровождать». Королев (он представлялся Сергеевым) закричал : «Пошёл отсюда ! Здесь я за все отвечаю !» Горячий был человек. Мы с ним ходили осматривать ракеты, — рассказывал Девятаев. — Я показал ему всё, что знал : места дислокации установок, подземные цеха. Нашлись даже узлы ракет…"
Королев тогда сказал, что пока не может «его освободить».
После этого около года Девятаеву пришлось в лагере на Иртыше рубить лес, потом, когда он возвратился в Казань, перебивался случайными заработками, был чернорабочим. Имея диплом капитана, работал грузчиком в Казанском речном порту. Допросам он подвергался почти до конца 1951 года, об этом свидетельствуют рассекреченные материалы его дела в КГБ Татарстана.
"И так, — пишет он, — мыкался до 1957 г. Восстановить доброе имя мне помогли хорошие люди, печать. Но совсем недавно узнал : помог мне и академик Сергей Павлович Королев". Королёв ходатайствовал о возвращении ему и его товарищам доброго имени. И после запуска в Советском Союзе первого искусственного спутника земли 15 августа 1957 года М. П. Девятаеву было присвоено звание Героя Советского Союза (но не за военные подвиги и побег с Узедома, а "за вклад в советское ракетостроение"). Некоторое представление об этом десятилетии остракизма даёт представление прекрасный художественный фильм "Чистое небо" Г. Чухрая с Евгением Урбанским в роли лётчика Астахова (1961 г.), в котором видна аллюзия на судьбу М. Девятаева.
После этого жизнь изменилась. Ему были возвращены боевые награды и признаны заслуги. Стал почётным гражданином Республики Мордовия, городов Казани (Россия), Вольгаста и Циновичи (Германия). В Торбееве открыт мемориальный музей героя. О подвиге М. Девятаева написаны книги, сняты фильмы, сложены стихи и песни. В 2008 г. в Мордовии издана новая книга о герое, в неё вошли ранее неизвестные документы и факты.
В 1957 году М. П. Девятаев стал одним из первых капитанов пассажирских судов на подводных крыльях "Ракета". Позже водил по Волге "Метеоры", был капитаном-наставником. Уйдя на пенсию, активно участвовал в ветеранском движении, создал Фонд Девятаева, оказывал помощь тем, кто в ней особо нуждался. Ежегодно, порой по несколько раз, бывал в Мордовии и Торбееве, выступая с рассказами пе-ред молодежью. Следующим поколениям россиян и своих земляков он оставил описание своего фронтового пути в книгах "Полет к солнцу" и "Побег из ада".
Умер герой 24 ноября 2002 года, на 85-ом году жизни. Похоронен на аллее Героев Арского кладбища Казани, где расположен мемориальный комплекс воинов Великой Отечественной войны.
Судьба других участников побега
В конце марта 1945 года после проверки и лечения 7 из 10 участников побега (Соколов, Кутергин, Урбанович, Сердюков, Олейник, Адамов, Немченко) были зачислены в одну из рот 777-го стрелкового полка (по другим данным — в 447 стрелковый Пинский полк 397 стрелковой дивизии) и отправлены на фронт (даже Немченко, потерявший один глаз, уговорил отправить его на фронт в качестве санитара стрелковой роты). Трое офицеров — Девятаев, Кривоногов и Емец — до конца войны оставались вне зоны боевых действий, ожидая подтверждения воинских званий.
Рота, в которую были зачислены семеро из десяти беглецов, участвовала в штурме города Альтдама. 14 апреля, во время форсирования Одера, погибли Соколов и Урбанович, ранен Адамов. По сведениям Девятаева: Кутергин, Сердюков и Немченко погибли в бою за Берлин за несколько дней до победы, а Олейник погиб на Дальнем Востоке, в войне с Японией. Из семерых остался в живых только один — Адамов, он вернулся в посёлок Белая Калитва Ростовской области и стал шофёром. Емец после войны вернулся в Сумскую область и стал бригадиром в колхозе.
• Иван Кривоногов — уроженец села Красная Слобода Борского района Нижегородской области, был пехотинцем и носил звание лейтенанта. Участвовал в сражениях на границе, попал в плен в первые дни войны (6 июля 1941 года). В плену жил под вымышленными именем «Иван Корж», выдавая себя за украинца. Так же, как и Девятаев, участвовал в неудачной подготовке побега; при подготовке побега убил лагерного полицая, за что был отправлен в концлагерь Натцвиллер под Страсбургом, а оттуда, в конце 1943 года — на остров Узедом; в 1944 году пытался вместе с группой единомышленников организовать побег с острова на лодке, однако реализовать свой план им не удалось.
• Владимир Соколов — уроженец Вологодской области, артиллерист, в плен попал в начале 1942 года, два раза пытался бежать, за попытку побега был отправлен в концлагерь, где познакомился с Кривоноговым, вместе они были направлены на Узедом и вместе планировали побег с острова на лодке.
• Владимир Немченко — белорус, после попытки побега немцы выбили ему один глаз и отправили на остров Узедом.
• Фёдор Адамов — уроженец села Белая Калитва Ростовской области
• Иван Олейник — уроженец кубанской станицы Анастасиевская, начало войны встретил на Украине во время занятий в полковой школе в звании сержанта. Его взвод попал в окружение и не смог пробиться к своим, после чего он на базе взвода организовал партизанский отряд; во время одного из столкновений с немецкими силами охраны порядка Олейник попал в плен и был отправлен на работы в Германию.
• Михаил Емец — уроженец села Борки Гадячского района Полтавской области, был политруком и носил звание старшего лейтенанта. Попал в плен в июне 1942 года.
• Пётр Кутергин — 1921 года рождения, место рождения — станция Чернушка Свердловской области (в настоящее время станция находится на территории Пермского края).
• Николай Урбанович — уроженец села под Бобруйском, попал в плен мальчиком и был угнан в Германию во время наступления немецких войск в 1941 году. После двух попыток побега был отправлен в концлагерь, а оттуда, в 1943 году — на Узедом. Познакомился с Девятаевым во время работы в бригаде, через него Девятаев устанавливал контакт с группой Кривоногова — Соколова.
• Тимофей Сердюков (в воспоминаниях Девятаева упоминается как Дмитрий) — познакомился с Девятаевым в лагере, после того как тот избежал смерти, укрывшись под фамилией Никитенко.
Сердюков был соседом Девятаева по нарам, и вместе с ним был направлен на Узедом. По воспоминаниям Девятаева и Кривоногова, имел весьма беспокойный характер и, зная о тайне Девятаева, а затем — и о плане побега, доставлял им немало беспокойства.
Воспоминания Михаила Петровича: Девятаев М.П. Полет к солнцу. — М.: ДОСААФ, 1972.
Очерк Побег из ада или Подвиг мордвина из Торбеева
Видеофильм о М. Девятаеве "Тайны Забытых Побед. Догнать и уничтожить!"
https://mikle1.livejournal.com/8382713.html
https://mikle1.livejournal.com/2176438.html
http://naspravdi.info/novosti/o-lyotchike-devyataeve-i-ego-podvige
http://zubova-poliana.narod.ru/me-ocherk-deviataev.htm
/lj-cut>