Станислав Иванов: Новочеркасская трагедия 1962 года. Очерк

В очерке описываются пока ещё мало известные широкому кругу читателей факты расстрела и последующих репрессий советских властей против рабочих и жителей Новочеркасска лета 1962 года. Данная масштабная трагедия долгое время замалчивалась властями СССР и РФ, и до сих пор многое ещё скрывается в архивах спецслужб, однако даже те сведения, которые просочились в СМИ и стали известны нашему обществу, потрясают ничем не оправданной жестокостью власть предержащих по отношению к простым советским людям. Автор справедливо считает, что новые власти и общество должны знать об этой трагедии всю правду и учитывать её горькие уроки, чтобы подобное не повторилось впредь.

Минуло больше полувека со времени тех трагических событий лета 1962 года, когда хрущёвские опричники в лучших традициях репрессивного сталинского режима жестоко расправились с жителями Новочеркасска – одного из красивейших городов Ростовской области.

Основан город был в 1805 году будущим героем Отечественной войны 1812 года атаманом Матвеем Платовым на большом природном холме посреди донских степей. С тех пор и поныне он является столицей Донского казачества.

Большевистский переворот октября 1917 года, Гражданская война, расказачивание, насильственная коллективизация, годы сталинского террора, наконец, Великая Отечественная война прокатились кровавым колесом по этому городу. Один из наиболее сложных и трагических периодов истории казачества прекрасно описан классиком нашей литературы Михаилом Шолоховым в романе «Тихий дон».

Молчаливыми свидетелями тех исторических событий оставались в основном геометрически правильные, прекрасные улицы, площади и скверы этого «маленького Парижа», как называли город его жители и гости. Ведь Новочеркасск проектировал и строил главный инженер армии полководца А. В. Суворова и один из лучших архитекторов того времени генерал-лейтенант Франц де Воллан.

К началу 60-х годов прошлого века городских старожилов в Новочеркасске оставалось совсем немного, и только иногда ещё можно было увидеть на скамеечке около своего дома раскуривающего самокрутку старичка в синей фуражке с красным околышем или в гимнастёрке с георгиевскими крестами и в казацких шароварах с лампасами.

К тому времени в центре города сохранилось историческое здание, где продолжал работу Музей Донского казачества, невдалеке на вершине холма возвышался один из крупнейших и красивейших в стране Вознесенский кафедральный собор, напротив него, на Соборной площади, стоял четырёхметровый величественный бронзовый памятник на гранитной глыбе покорителю Сибири – донскому казаку Ермаку.

То есть, наследие героического прошлого казачества и его свободолюбивый дух вытравить до конца советским властям так и не удалось. Они как бы незримо витали в атмосфере городской суеты и присутствовали в виде исторических зданий, архитектурных памятников и воспоминаний местных жителей. К сожалению, многие первоначальные названия улиц и площадей тогда были заменены на более созвучные эпохе социализма, значительная часть памятников и церквей была заброшена, некоторые из них – разрушены или вовсе снесены. В 1923 году такая же участь постигла простоявший 70 лет памятник основателю города атаману Платову, который вначале сняли с постамента и передали в музей, а в 30-х годах пустили на металлолом. В 1925 году на опустевший пьедестал был водружён памятник Ленину.

За годы советской власти город превратился в региональный центр студенчества и рабочего класса. В сравнительно небольшом по численности населения Новочеркасске (в то время там постоянно проживало около 120 тысяч человек) функционировало несколько вузов, наибольшую известность из которых приобрёл Политехнический институт, ряд техникумов, других средних специальных учебных заведений, в том числе и фабрично-заводских, Суворовское военное училище. На окраинах города и в пригородных посёлках работали многотысячные заводские коллективы. Город жил своей насыщенной трудовой и учебной жизнью и, казалось бы, ничего не предвещало «летней грозы» или катастрофы 1962 года.

Поскольку советские архивы лишь немного приоткрылись в период вынужденной реабилитации жертв Новочеркасской трагедии в начале 90-х годов прошлого столетия, и новые власти продолжают хранить тайны государственных преступлений того времени, автор этих строк попытался кратко изложить лишь ставшие ему известными и получившие огласку основные факты этой трагедии. В то время мне довелось проходить обучение в 9-м классе Новочеркасского суворовского военного училища, которое было расположено всего в нескольких сотнях метрах от центральной площади города, где и разыгрались основные события.

Общая ситуация в стране к тому времени постепенно ухудшалась. Хрущевская «оттепель» в политической и общественной жизни СССР конца 50-х годов постепенно сходила на нет. Авторитет руководителя государства Хрущёва Н.С. как разоблачителя культа личности Сталина и реформатора советской системы среди широких народных масс и даже его окружения неуклонно падал. Финансово-экономическое положение Советского Союза трещало по швам, особенно это становилось заметным на фоне возрождения экономик стран Восточной Европы. Хрущёв публично хвастался, что «СССР делает ракеты как сосиски», а народ предпочёл бы, чтобы было наоборот. Его попытки волюнтаристски внедрить во всех регионах Советского Союза кукурузу, ввести новые налоги на сельских жителей – всё это порождало скрытое недовольство и возмущение советских граждан.

15 января 1960 г. Верховный Совет СССР без обсуждения утвердил Закон «О новом значительном сокращении Вооружённых сил СССР». Из армии и флота одновременно увольняли до 1 миллиона 300 тысяч солдат и офицеров, то есть, более трети от общей численности армии того времени. И если рядовой и сержантский состав срочной службы мог вернуться в свои семьи и адаптироваться на гражданке, то многие офицеры и сверхсрочники увольнялись без права на пенсию и жильё, и им приходилось в зрелом возрасте с семьями начинать жизнь с нуля. Накануне отменили дополнительные выплаты фронтовикам за боевые ордена. В центральных СМИ всячески пропагандировались случаи, когда, например, уволенный в запас офицер в звании майора вынужден был возглавить свиноводческую бригаду. Престиж военной службы был существенно подорван этими и подобными им решениями. Одновременно затевалась опасная внешняя авантюра с размещением ракетно-ядерного оружия на Кубе, которая потребовала новых значительных расходов и, в последствии, поставила мир на грань атомной войны.

Поводом же для стихийных протестов населения во многих городах Советского Союза летом 1962 года стало постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о повышении цен на мясомолочные продукты с 1 июня 1962 года. Кроме того, на большинство видов продовольствия в некоторых регионах страны вводились, как и в годы войны, продуктовые карточки. До этого времени цены на продукты и предметы первой необходимости, хоть и незначительно, но постоянно снижались, и у народа была надежда на «светлое послевоенное будущее».

Почему именно Новочеркасск оказался в центре протестных акций и послужил как бы «козлом отпущения» для Хрущёва на общем фоне растущего недовольства в стране снижением уровня жизни населения? Ведь подобные явления имели место и в других советских городах, но они не были столь масштабными и не подавлялись с такой жестокостью. В той или иной форме недовольство своим материальным положением высказывалось гражданами Москвы, Ленинграда, Донецка, Днепропетровска, Горького, Тамбова, Тбилиси, Новосибирска, Челябинска, Грозного, Пензы, Риги, Перми и других городов. Только по официальным данным МВД, всего было отмечено 58 стихийных забастовок и 12 уличных демонстраций. Зачастую протесты ограничивались небольшими митингами на предприятиях, выступлениями на профсоюзных собраниях, разговорами в трудовых коллективах, сочинением анекдотов про Хрущёва и распространением антисоветских листовок. Органы милиции и КГБ отслеживали эти проявления недовольства, докладывали о них партийному руководству и принимали соответствующие меры. Занимавший в тот период пост председателя КГБ СССР В. Е. Семичастный объяснял позже масштаб Новочеркасского бунта отсутствием надлежащей агентуры на предприятиях города. Якобы его сотрудниками не были завербованы осведомители, которые могли бы своевременно предупредить власти о нарастающих протестных настроениях среди заводчан.

События в Новочеркасске на первых порах развивались обыденно и вполне мирно, тем более, подобные забастовки случались здесь и раньше. Например, ещё весной 1962 года рабочие кузово-сборочного цеха электровозостроительного завода (НЭВЗ) три дня не приступали к работе, требуя улучшить условия труда. Были перебои в работе обмоточно-изоляционного цеха, когда из-за нарушения техники безопасности одновременно отравились 200 человек. Особо тяжёлым было положение работниц-женщин на формово-земляных работах в литейном цехе. В то время на заводе работало свыше 12 тысяч человек, на всех остальных промышленных предприятиях города – примерно столько же.

Вот и на этот раз рабочие крупнейшего в стране Новочеркасского электровозостроительного завода им. Будённого в начале рабочего дня собрались на стихийный митинг у заводоуправления после принятого накануне решения администрации о снижении расценок на производимую ими продукцию (пересмотре норм выработки и оплаты труда). То есть, практически одновременно с повышением цен на основные продукты питания (на 25-30 процентов) заметно сокращалась и заработная плата рабочих. Отраслевое руководство намеревалось тем самым снизить себестоимость продукции. В результате этих непродуманных решений и без того скудный быт и питание семей рабочих заметно ухудшались, многие из них оказывались уже не за чертой бедности, а на грани голода и выживания. Многие рабочие оплачивали съёмные квартиры, комнаты, углы, ютились в бараках, так как рабочий посёлок при заводе в то время ещё не построили. Особенно трудно приходилось многодетным рабочим, так как каких-либо пособий на детей тогда не предусматривалось.

К этим неприятным известиям добавилось откровенное хамство и вызывающее поведение директора завода Бориса Курочкина, который вышел к рабочим лишь на несколько минут на крыльцо заводоуправления и нагло заявил: «Ничего с вами не случится, раньше ели пирожки с мясом, теперь будете есть с капустой и ливером». Очевидцы говорили, что эта фраза прозвучала ещё грубее. По заводу разнеслось: «Да они, сволочи, ещё и издеваются над нами!». Кто-то включил заводской гудок, кто-то пошёл по цехам, агитируя за прекращение работы. Вначале стачка или забастовка охватила большинство цехов НЭВЗ, затем к ней начали присоединяться рабочие электродного и других заводов и предприятий города.

Чтобы привлечь внимание к своим проблемам население других городов, рабочие перекрыли ближайшие к заводу железнодорожные пути, связывающие юг России с Москвой, и остановили поезд «Саратов – Ростов-на-Дону». Прибывшие для восстановления движения около 150 милиционеров не решились вступить в открытое противоборство с несколькими сотнями возбуждённых рабочих и вскоре ретировались. На тепловозе поезда кто-то написал: «Привет рабочему классу!». Рабочая молодёжь развесила на столбах вдоль дороги лозунги: «Мяса, масла, повышение зарплаты!», «Хрущёва на мясо!», «Нам негде жить» и т. п. Раздавались призывы к походу в город, чтобы с почты и телеграфа отправить обращения в другие города страны с призывами о поддержке забастовки. Тогда же рабочим стало известно, что город уже блокирован, все въезды-выезды из него перекрыты милицией и войсками.

Прибывший на завод первый секретарь Ростовского обкома партии А. В. Басов доложил по телефону о складывающейся ситуации лично Хрущеву и, получив от него нагоняй за бездеятельность, обратился за помощью к местным военным и милиции. Местные милиционеры хорошо знали тяжёлую жизнь заводчан, им были понятны их беды и проблемы. Находясь с утра вблизи забастовщиков, они в меру своих сил пытались успокаивать рабочих и поддерживать порядок, но те советовали им не вмешиваться в конфликт, не проявляя при этом излишней агрессии по отношению к блюстителям порядка.

Прибытие нескольких бронетранспортёров и грузовиков с солдатами к воротам завода лишь ещё больше накалили атмосферу среди бастующих. Басов безуспешно пытался убедить рабочих разойтись и приступить к работе, но разговора партийного босса с рабочими так и не получилось. По словам свидетелей, Басов в узком кругу перед аппаратом заводоуправления заявил: «На поводу у быдла не пойду». На требования рабочих ходатайствовать перед правительством о снижении цен на продукты питания он ответил: «Это не мои функции, решение правительства никто отменять не собирается». Толпа была явно разочарована его ответами и озлоблена. Неудавшийся диалог власти с народом закончился погромом здания заводоуправления, уничтожением портретов Хрущёва и других членов Политбюро ЦК КПСС. Басов, Курочкин и актив предприятия вынуждены были укрыться от митингующих в забаррикадированной комнате на верхнем этаже здания. Для освобождения Басова военным пришлось проводить целую спецоперацию. Взвод десантников переодели в замасленные спецовки и доставили к месту событий. Ближе к ночи «героя дня» вытащили через окно первого этажа и скрытно на заднем сиденье машины перевезли в горком партии.

Вскоре в Новочеркасск перебросили дислоцировавшийся в Ростове-на-Дону 505-й полк 89-й дивизии внутренних войск и несколько тысяч военнослужащих ростовского и других гарнизонов. Был отозван с учений в Краснодаре командующий Северо-Кавказским военным округом генерал-полковник Исса Плиев. Якобы уже в это время в расположении 18-й танковой дивизии на окраине Новочеркасска под усиленной охраной скрывались прибывшие самолётом из Москвы чуть ли не половина членов Президиума ЦК КПСС: Фрол Козлов, Анастас Микоян, Андрей Кириленко, Леонид Ильичёв, Дмитрий Полянский, а также секретарь ЦК КПСС Александр Шелепин, секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов и заместители председателя КГБ СССР Н. С. Захаров и П. И. Ивашутин. За старшего был Козлов, считавшийся на тот момент вторым человеком в государстве и доверенным лицом Хрущёва. Встреча любого из них с рабочими в тот день или на следующий могла бы существенно разрядить обстановку и предотвратить надвигающуюся катастрофу, но этого не произошло. Так называемое коммунистическое чванство и личная трусость партийных бонз и руководителей КГБ способствовали дальнейшему обострению ситуации в городе.

Поздним вечером войска с бронетехникой и милиция всё же вошли на территорию завода и взяли её под свой контроль. Одновременно выставлялись армейские заградительные посты на пути от завода к городу (протяжённостью примерно в 10 км). Как потом стало известно, в течение дня и ночи сотрудниками КГБ и милиции производились скрытые задержания и аресты потенциальных зачинщиков беспорядков и рабочих активистов, часть из которых тут же вывозилась в другие города Ростовской области.

Следующим утром 2 июня рабочие НЭВЗ собрались у стен завода уже с большим портретом Ленина, красными знамёнами, транспарантами с требованиями экономического характера и многотысячной колонной (по оценкам, 7-8 тысяч человек) направились к центру города, по пути успешно преодолевая танковые заслоны на мосту через реку Тузлов и другие кордоны и препятствия. Якобы, Хрущёв к тому времени уже дал разрешение на применение оружия и боевой техники против бунтовщиков министру обороны Р. Я. Малиновскому., министру внутренних В. С. дел Тикунову и председателю КГБ В. Е. Семичастному. Координацию действий силовиков и непосредственное руководство ими на месте Хрущёв поручил инициатору жёстких мер по отношению к рабочим Ф. Р. Козлову.

Вначале массового кровопролития удалось избежать лишь благодаря заместителю командующего СКВО, Герою Советского Союза генерал-лейтенанту М. К. Шапошникову, который отказался выполнять приказ И. А. Плиева на открытие огня из танков и бронетранспортёров по колонне рабочих со словами: «Не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками». Во избежание случайных инцидентов Шапошников приказал также мотострелкам разрядить свои автоматы и карабины и сдать боеприпасы командирам рот. Начинавший свою трудовую жизнь шахтёром, прошедший суровыми дорогами Великой Отечественной войны боевой генерал не мог представить себе, что ему придётся когда-то отдавать команду на расстрел безоружных советских граждан, и сделал единственно правильный выбор: не выполнять преступный приказ. Этим самым были спасены сотни, а может быть, и тысячи жизней манифестантов.

Очевидцы рассказывали, что шествие во многом напоминало первомайскую демонстрацию. Шапошников поинтересовался у шедших во главе колонны рабочих, куда и зачем они следуют. В ответ послышалось: «Товарищ генерал, если Магомет не идёт к горе, то гора идёт к Магомету». На такой шутливой ноте колонна продолжила движение в сторону города. Некоторые участники шествия были в праздничной одежде и даже распевали «Интернационал», слова которого придавали им решительность: «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущённый и в смертный бой идти готов!». Шли, конечно, не в смертный бой. Такая мысль им даже в голову не приходила. Шли по праву народа – хозяина страны, чтобы поговорить со своей народной властью. При движении демонстрантов по центральной улице Ленина (ныне ей возвращено историческое название – Московская) в их ряды вливались рабочие других заводов, члены семей с детьми, студенты, просто местная молодёжь и зеваки. Безусловно, к ним примыкали и нетрезвые люди, любители пошуметь и похулиганить. Как потом выяснится, сотни сотрудников КГБ и милиции в штатском из Ростова-на-Дону и Москвы также затесались в толпу и производили скрытую фотосъёмку демонстрантов и митингующих.

С утра у здания горкома КПСС выстроились мобилизованные с предприятий города дружинники с повязками на руках и значками на лацканах пиджаков. За ними расположились две шеренги солдат 98-го батальона внутренних войск с автоматами без боеприпасов. На первом этаже здания разместились военнослужащие 505-го полка, с обеих сторон площади перед горкомом стояло по два танка. Напротив горкома, на другой стороне площади, также сосредоточилось несколько десятков комсомольских и партийных активистов.

Развернувшаяся на площади и в прилегающем сквере колонна демонстрантов (уже около 10 тысяч человек), через своих делегатов потребовала встречи с местными или вышестоящими властями. Никто из партийных или советских руководителей из здания горкома к людям не вышел. Как потом стало известно: увидев приближающуюся колонну, они спешно покинули учреждение через окна на первом этаже с его тыльной стороны. Тогда толпа прорвала жидкое оцепление и несколько десятков человек ворвались в здание горкома. Убедившись, что кабинеты чиновников пусты и никто с ними разговаривать не собирается, митингующие сорвали портреты Хрущёва и других членов Политбюро со стен, устроили небольшой погром, несколько человек с балкона на втором этаже обратились к демонстрантам с призывами добиваться и дальше своих прав. В кабинете первого секретаря горкома в шкафчике рабочие обнаружили водку и колбасу, а на письменном столе – обращение коммунистов города к Хрущёву с одобрением всех последних постановлений правительства. Эти «артефакты» тут же были продемонстрированы толпе с балкона и вызвали бурю негодования у митингующих.

Именно поэтому ряд участников митинга с готовностью откликнулись на прозвучавший из толпы призыв какой-то женщины, возможно, провокатора, идти вызволять тех, кто был задержан накануне и якобы находился в городском отделении милиции. Спасать товарищей отправилось около 50 человек. Здоровякам с НЭВЗ не составило большого труда оттеснить дежурных милиционеров на входе и прорваться в отделение. Завязалась потасовка с солдатами внутренних войск, охранявшими здание изнутри. Вначале бойцы отбивались прикладами автоматов, но вскоре раздались выстрелы. Как следует из материалов следствия, проведённого КГБ, рядовой Азизов якобы увидел рабочего с автоматом в руках и выстрелил, попав ему в живот. Огонь на поражение открыли и другие солдаты. Рабочие начали разбегаться и прыгать из окон, попадая под пули тех, кто охранял внутренний двор здания. Так пролилась первая кровь. На месте убили пятерых рабочих, позже от ран скончались ещё два сопровождавших их из любопытства подростка. Как выяснилось, арестованных в здании милиции на тот момент уже не было, их заблаговременно вывезли в другие города.

К тому времени вблизи площади на соседних с горкомом улицах и в сквере были сосредоточены подразделения 406-го и 140-го танковых полков, 55-го отдельного разведывательного батальона и офицеры-слушатели курсов при Ростовском артиллерийском училище им. М. И. Неделина. Примерно в 12.20 к зданию горкома прибыл начальник гарнизона – командир 18-й танковой дивизии генерал-майор И. Ф. Олешко с подразделением солдат, которые вполне корректно выпроводили митингующих из здания горкома.

С помощью мегафона генерал обратился к собравшимся с требованием, чтобы те покинули площадь – в противном случае он будет вынужден применить силу. Его освистали, требуя встречи с кем-нибудь из высших партийных чинов. Тогда раздалась его команда: «Залпом вверх! Огонь!». Толпа, услышав выстрелы, сначала отхлынула назад, но в следующую минуту подалась обратно. Демонстранты в центре и задних рядах толпы продолжали оставаться на своих местах и недоуменно спрашивали друг друга: «Неужели родная армия станет стрелять по нам, нашим женщинам и детям?!». В толпе раздавалось: «Не бойтесь, у них патроны холостые!». Когда прозвучал ещё один залп из автоматов военных, то вдруг началась беспорядочная стрельба и люди начали падать. Причём падали не только демонстранты в первых рядах, но и по всей площади, посыпались с деревьев убитые и раненые ребятишки, которые залезли повыше, чтобы лучше наблюдать за происходящим. От рикошета пули о брусчатку погибла на своём рабочем месте женщина-парикмахер в доме напротив горкома. Демонстранты в панике пытались покинуть площадь, возникла давка, многие бросились бежать врассыпную на прилегающие улицы, но по ним все стреляли и стреляли…

Лишь через много лет будет с достаточной степенью достоверности установлено, что демонстрантов убивали не военные: второй залп они тоже дали поверх голов. Да и до сих пор точно неизвестно, были ли у солдат патроны боевые или холостые. В 1990-е годы, когда были эксгумированы тела убитых и произведена баллистическая экспертиза, стало ясно, что пули попадали в бегущих не горизонтально, а сверху и под разными углами. Это значит, что стреляли с крыш и чердаков нескольких домов вокруг площади, скорее всего, снайперы и пулемётчики. Второй предупредительный залп солдат послужил как бы сигналом и прикрытием для тех, кого заранее скрытно разместили на верхних этажах зданий, крышах и чердаках. Простым солдатам вряд ли могли доверить расстрел рабочих, женщин, детей, резонно опасаясь, что они просто психически могут не выдержать этой бойни, и с некоторыми может случиться истерика. По слухам, командир солдат оцепления в звании капитана в те минуты застрелился.

Снайперы же не просто стреляли в толпу, а выбирали себе жертв, которых добивали, даже когда те падали ранеными. По данным следствия, на месте было убито 26 человек, ещё один умер в больнице, ранено – 87 (не считая тех, кто не обратился в больницу за помощью). Безусловно, эти цифры могут быть скорректированы в сторону увеличения, если всё же когда-то откроются архивы ФСБ России. Говорят, что жертвами бойни были и дети: мальчишки, глазевшие за происходящим с деревьев и пришедшие с родителями на митинг. Очевидцы вспоминают про рассыпанные десятками сандалии и стандартные белые детские панамки: они валялись по всей кровавой площади. В опубликованных наконец-то списках погибших жертвы детского возраста не значатся. Возможно, родители в своё время боялись заявлять об этом, а может быть, потому, что к площади прибежали сироты (детский дом располагался вблизи площади, как раз на улице Ленина).

Также архивы могли бы прояснить состав расстрельной команды КГБ. По словам очевидцев, накануне этих событий в гостиницу Новочеркасск, расположенную при въезде в город со стороны Ростова, прибыло на автобусах несколько десятков мужчин с футлярами для хранения крупных музыкальных инструментов. Сразу же после расстрела демонстрации эта группа покинула город. Есть предположения, что к расстрелам могли быть привлечены и сотрудники девятого управления КГБ, то есть многочисленная охрана прибывших в Новочеркасск в те дни высокопоставленных чиновников и партийных бонз. Думается, не случайно в свите московских чиновников оказался занимавший до недавнего времени должность начальника 9-го управления КГБ генерал Н. С. Захаров. Из разных источников подтверждается, что перекрестный интенсивный огонь вёлся из снайперских винтовок и пулемётов с крыш и чердаков зданий, окружающих площадь перед горкомом партии. Как стало позже известно из архива, кодовое название операции КГБ в Новочеркасске было «Фестиваль».

Сразу же после окончания стрельбы на площади появились десятки грузовиков, автобусов и санитарных машин, в которые сваливали трупы и загружали тяжело раненых. Тела убитых так и не выдали родственникам и тайно захоронили в чужих могилах на разных кладбищах. Некоторые останки не найдены до сих пор. Сравнительно быстро подъехали к месту расстрела и заранее подготовленные поливальные и пожарные машины, принявшиеся смывать брандспойтами кровь с брусчатки мостовой. Но кровь уже запеклась, её следы все равно проступали наружу и оставались заметными. Вскоре поверх брусчатки положили слой асфальта. Всё указывает на то, что власти не только учитывали возможность такого развития событий, но и тщательно готовились к ним. Не исключено, что площадь перед горкомом была заранее выбрана в качестве засады и места для расправы над митингующими, а расстрельная бригада КГБ уже в ночное время заняла позиции на чердаках и крышах в прилегающих к площади зданиях. Косвенным признаком такой версии является то, что сопровождавших колонну и производивших скрытую съёмку демонстрантов сотрудников КГБ в момент начала расстрела на площади не оказалось. Судя по всему, их по сигналу руководства отвели на безопасное расстояние за несколько минут до начала расправы над митингующими.

Казалось бы, жителей города должен был сковать ужас после происшедшего, но люди, наоборот, начали вскоре вновь собираться на площади и в прилегающем к ней сквере. Кто-то пытался узнать о судьбе близких, кто-то пришёл удостовериться в кровавой расправе, кто-то плакал, кто-то возмущался и взывал к справедливости. Военные и милиция не трогали пришедших, лишь иногда призывая освободить площадь.

С этого дня в Новочеркасске вводился комендантский час с 22.00 до 6.00, на въездах в город были установлены блокпосты с бронетехникой, улицы патрулировались бронетранспортёрами, вооружёнными нарядами военных, сотрудников КГБ и милиции. В стенах Суворовского училища и на его территории тоже были приняты повышенные меры безопасности. Изнутри городка по периметру заборов круглосуточно патрулировали солдаты и сержанты музыкального взвода и сержанты-сверхсрочники с автоматами и штык-ножами, но без боеприпасов. Увольнения суворовцев и военнослужащих срочной службы были запрещены, проживающему в городе офицерскому и сержантскому составу было рекомендовано переодеваться в гражданскую одежду. Через окна мы наблюдали движение людских масс, танков, военнослужащих, слышали выстрелы, но плохо понимали, что происходит. Начальство старалось изолировать нас от всего происходящего, позже лишь скупо объясняя эти беспорядки разгулом хулиганствующих элементов. Выступивший в эти дни в клубе перед всем личным составом училища первый секретарь ЦК ВЛКСМ С. П. Павлов ни словом не обмолвился о событиях в городе.

На следующий день, 3 июня, паломничество горожан к месту трагедии продолжилось. Их так и не удалось запугать опричникам Хрущёва. Пришли тысячи местных жителей! Они стекались со всего города, чтобы взглянуть в лицо смерти и палачам. Часть людей проследовала к зданиям местных отделений МВД и КГБ с требованиями освободить задержанных, предоставить доступ к раненым и выдать трупы погибших для захоронения.

По-прежнему избегавшие встреч с рабочими Микоян и Козлов вначале прятались за забором танковой дивизии и решились обратиться к горожанам лишь по местному радио, но позже под усиленной охраной войск и КГБ провели заседание партийного актива НЭВЗ по вопросам возможного изменения условий и оплаты труда. Микоян пообещал снизить нормы выработки на заводе и обеспечить регулярное снабжение города продуктами. Первое обещание выполнили через месяц лишь частично, второе – полностью, но цены на продукты остались повышенными. На второй или третий день после расстрела демонстрации Козлов и Микоян всё же встретились с делегацией бастующих в штабе курсов усовершенствования командного состава, но разговор у них с рабочими не получился. В дальнейшем всех членов этой делегации арестовали, одного из переговорщиков со знаковой революционной фамилией Мокроусов приговорили к смертной казни и вскоре расстреляли.

В эти же дни продолжились массовые задержания и аресты местных жителей. Как выше было отмечено, среди демонстрантов и митингующих шныряло много переодетых в рабочую и гражданскую одежду сотрудников и агентов КГБ, которые постоянно вели скрытую фотосъемку с помощью портативных фотоаппаратов в виде зажигалок, портсигаров и т. п. предметов. В архивах нашлось несколько фотоальбомов со снимками участников этих событий. Под фотографиями каждого из них стояли красные крестики и пояснительные надписи типа: «Являясь активным участником массовых беспорядков, нёс впереди бесчинствующей толпы портрет Ленина или красный флаг, призывал к свержению советского правительства, бросался под танк или выступал с танка на площади у горкома КПСС с призывами толпы к бесчинствам» и т. п. Милиционеры и сотрудники КГБ долго ещё ходили по дворам, выспрашивая, не знаком ли кто-нибудь с запечатленными на фото личностями. Большинство участников событий были установлены, опознаны и арестованы. Поиски велись и среди раненых и пострадавших от давки в толпе по местным больницам, так что люди с незатянувшимися ранами и травмами были вынуждены скрываться на квартирах. Выехать из города было практически невозможно. В ночное время, как в 1937-38 гг., по городу сновали тюремные машины – «воронки». Якобы только в ночь с 3 на 4 июня было арестовано 240 человек. Стало известно и о случаях применения оружия военными и сотрудниками КГБ в ночное время по лицам, не соблюдавшим комендантский час. Точное число убитых и раненых при этом не установлено, но местные жители сообщают о десятках жертв.

Вначале было официально осуждено 122 человека; по приговору Верховного суда РСФСР от 20 августа 1962 года семерых осуждённых расстреляли, ещё 105 человек получили сроки заключения от 10 до 15 лет с отбыванием в колонии строгого режима, остальным дали меньшие сроки.

По свидетельствам очевидцев, в последующие дни два эшелона с лицами, так или иначе причастными к событиям 2 июня, и членами их семей были отправлены с вокзала в неизвестном направлении. Свыше ста студентов были исключены из вузов и средних специальных учреждений. В общей сложности непосредственно пострадало и подверглось репрессиям несколько десятков тысяч человек, многие семьи были разбиты, судьбы людей оказались безнадёжно сломаны. Новочеркасск оказался в очередной раз распят и подвергся массовым политическим чисткам. На предприятиях и в вузах города, как и по всей стране, вновь насаждались особые отделы, представители и секретные сотрудники (сексоты) КГБ, поощрялось доносительство, ужесточалась цензура в СМИ, литературе и культуре. Рецидивы полицейского государства сталинского периода постепенно возвращались. Пройдёт совсем немного времени, и окончательно сойдёт на нет так называемая «хрущёвская оттепель», а сам Хрущёв будет отстранен от власти. Все его последователи, включая М. С. Горбачёва, заботясь о «чести мундира» репрессивного советского государства, будут надёжно хранить тайну расправы советских властей над новочеркассцами.

Лишь 27 марта 1991 года Пленум Верховного Суда СССР постановил приговор в отношении семерых расстрелянных отменить, дело прекратить за отсутствием в их действиях состава преступления. Реабилитация всех других осуждённых по этому делу произошла только в 1996 году, после соответствующего указа Президента РФ. Некоторые родственники наконец-то смогли найти места захоронения своих близких и отдать им последние почести.

<