Главная страсть Лаврентия Берии — часть II
У ракетчиков, кроме него, был лишь один влиятельный сторонник – Сталин
Окончание. Начало читайте здесь.
Послевоенные оборонные проблемы требовали небывалой новизны решений: атомное оружие, сверхзвуковые самолеты, ракетная техника, ЭВМ, материалы с заданными свойствами… Испытанные сталинские соратники терялись, Берия – нет.
Почему? Во-первых, потому, что был талантливее – имел быструю и точную реакцию, сразу ухватывал суть, широко мыслил. Во-вторых, обладал фантастической работоспособностью, свободное от порученного дела время использовал тоже для работы. Наконец, Берия умел не только подобрать людей, вместе с ним делающих то, что было поручено Родиной и Сталиным, но и не мелочиться, доверяя тем, кто этого заслуживал.
Аппарат «атомного» Спецкомитета № 1 был небольшим, хотя на секретариат ложилось много обязанностей, включая подготовку проектов постановлений Совмина СССР. Этот коллектив ближайших помощников работал очень эффективно.
И еще одна черта стиля Берии была крайне плодотворной. Она у руководителей встречается редко, а подчиненными ценится. Речь о готовности к коллективному мышлению, об умении привлекать к выработке решений всех, кто мог полезно высказаться по существу вопроса.
По атомной схеме
Как известно, ум – хорошо, а два – лучше. Изучая стиль руководства Берии, убеждаешься, что он принимал к исполнению эту истину в усовершенствованном варианте: «Ум – хорошо, а двадцать – лучше». При этом он не «размазывал» личную ответственность за решение на многих. И перед Сталиным всегда отвечал сам. Собственно, так же руководил и Сталин с той лишь разницей, что за свои решения отвечал уже не перед кем-то лично, а перед народом и историей.
К началу 1949-го в урановой проблеме – у Берии – наметился близкий успех, в августе был успешно испытан атомный заряд для бомбы РДС-1. А с созданием ракетной техники – у Булганина – дела шли хуже. 8 января того же года начальник головного ракетного НИИ-88 Лев Гонор и парторг ЦК ВКП(б) при НИИ-88 Иван Уткин обратились к Сталину с запиской, где сообщали, что работы по созданию реактивного вооружения проводятся медленно, Постановление правительства № 1175-440сс находится под угрозой срыва.
«Нам кажется, – писали Гонор и Уткин, – что это происходит вследствие недооценки важности работ по реактивному вооружению со стороны ряда министерств». Записку авторы закончили просьбой: «Для коренного улучшения дел по изготовлению ракет просим Вашего личного вмешательства».
Дела, однако, шли по-прежнему ни шатко ни валко, и к концу августа 1949-го Комитет № 2 при СМ СССР был ликвидирован. Ответственность за разработку дальних ракет особо важным Постановлением СМ СССР № 3656-1520 от 28 августа возложили на Министерство Вооруженных Сил СССР.
Приказом главы ведомства маршала Василевского № 00140 от 30 августа 1949 года было положено начало формированию Управления по реактивному вооружению МВС СССР. Увы, и из этого ничего путного не получилось. Уже в первом приказе Василевского было много слов, но мало конкретных идей. Так что особых успехов у Управления по реактивному вооружению МВС СССР замечено не было.
А тут подоспел проект «Беркут», для реализации которого 3 февраля 1951 года Постановлением СМ СССР № 307-144сс/оп было образовано Третье главное управление, замыкавшееся на Берию.
Итог был ожидаемым – 4 августа Сталин подписал Постановление СМ СССР № 2837-1349 с грифом «Совершенно секретно. Особой важности», начинавшееся так: «Совет министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ: 1. Ввиду того, что разработка ракет дальнего действия Р-1, Р-2, Р-3 и организация серийного производства ракеты Р-1 родственны с работами по «Беркуту» и «Комете», возложить наблюдение за работой министерств и ведомств по созданию указанных ракет на заместителя председателя Совета министров СССР товарища Берию Л. П.».
И положение сразу стало выправляться. 10 декабря 1951-го была принята на вооружение ракета дальнего действия Р-1 с дальностью полета 270 километров с боевой частью, содержащей 750 килограммов взрывчатого вещества с рассеянием по дальности плюс-минус восемь километров, боковым – плюс-минус четыре километра. Это было только начало – не очень пока удачное, но еще летом предшественники Берии никак не могли наладить серийное производство Р-1 на Днепропетровском автомобильном заводе (знаменитом позднее Южмаше).
Стали готовиться инженерные кадры для возникающей ракетной промышленности, улучшался быт разработчиков – все по отработанной Берией и его соратниками «атомной» схеме. Но и до этого Берия был баллистической ракетной тематике не чужд.
Приведем оценку историка отрасли Павла Качуры: «Фактически ракетостроением руководил Берия. Маленков не занимался организационными и производственными вопросами и был формальным председателем комитета» («Ракетная техника СССР: послевоенный период до 1948 года», журнал РАН «Энергия», № 6, 2007).
Борис Черток тоже подтверждает, что Маленков, как и сменивший его Булганин, «особой роли в становлении... отрасли не играли». «Их высокая роль, – признавал Черток, – сводилась к просмотру или подписанию проектов постановлений, которые готовил аппарат комитета». Все повторялось, как в случае с «авиатором» Маленковым и «танкистом» Молотовым во время войны. Они председательствовали, а Берия тянул воз, хотя и не всегда это оформлялось официально.
Смерть на взлете
Роль Берии в становлении советской ракетной науки и техники была тем более значительной, что у ракетчиков, кроме него, в высшем руководстве страны имелся лишь один влиятельный сторонник – сам Сталин. Авиационные конструкторы, исключая Лавочкина, к ракетной технике относились, мягко говоря, сдержанно. Как, впрочем, на первых порах и к реактивной авиации.
По свидетельству того же Чертока, авиаконструктор Александр Яковлев недружелюбно относился к... работам Люльки по первому отечественному варианту турбореактивного двигателя и даже опубликовал в «Правде» нашумевшую статью, где характеризовал немецкие работы в области реактивной авиации как агонию инженерной мысли фашистов.
Не жаловали новый вид оружия (которому, правда, еще лишь предстояло стать таковым) и генералы. В 1948 году на совещании у Сталина уже другой Яковлев – маршал артиллерии – резко высказался против принятия ракетной техники на вооружение. Он упирал на сложность и низкую надежность ракет, на то, что аналогичные задачи решаются авиацией. Отец космонавтики Сергей Королев столь же резко выступал за, но в 1948-м маршал Яковлев и полковник Королев были величинами очень уж различающихся калибров.
Зато Берия ракеты поддержал сразу. Собственно, тот факт, что направление изначально стал курировать нарком вооружений Устинов, сразу обнаруживает влияние заместителя председателя Совмина.
С Устиновым у Берии во время войны установились рабочие контакты, и назначение Дмитрия Федоровича в «ракетчики» вряд ли могло произойти помимо Лаврентия Павловича. Но тщетно мы будем искать его имя на страницах популярной истории советских ракетных работ. Хорошо хоть «атомная» наша история не погнушалась воздать должное ЛП.
С Берией наше ракетостроение стало прочно становиться на ноги, ОКР шли возрастающими темпами. 13 февраля 1953 года было принято постановление СМ СССР № 442-212сс/оп «О плане опытно-конструкторских работ по ракетам дальнего действия на 1953–1955 годы» с обширной программой. К октябрю 1953-го на зачетные испытания предстояло представить Р-5 с дальностью полета 1200 километров при максимальном отклонении от цели плюс-минус шесть километров.
Это уже был успех. А к августу 1955-го намечалось испытать Р-12 с дальностью 1500 километров при тех же максимальных отклонениях от цели, что и у Р-5. Причем постановление от 13 февраля ориентировало ракетчиков на высококипящий окислитель – азотную кислоту, а это резко сокращало срок подготовки к пуску.
Останься Берия у руководства, он мог бы сделать еще больше и не только для дальних ракет военного назначения. В 1949 году, когда начались старты советских геофизических ракет типа В-2А, СССР провел и первые запуски собак в верхние слои атмосферы. А Сергей Королев уже зимой 1948-го выдал первое задание на проектирование кабины для пилота, размещаемой на высотной ракете.
Главный конструктор умел мечтать деловым образом, смотрел далеко вперед. Точно так же Лаврентий Берия. В начале 50-х годов его усилия работали на тот будущий прорыв Гагарина в околоземное космическое пространство, который стал реальностью менее чем через восемь лет после гибели Берии в хрущевских застенках.
В 1953 году Хрущев, устранив Сталина, вынашивал новый заговор – против Берии. А он не как прекраснодушный мечтатель, но как социалистический технократ задумывался о том, что необходимо сделать, чтобы советский человек первым вышел на просторы Вселенной.
Сергей Брезкун, член-корреспондент Академии геополитических проблем
P. S. Автор обращается к согражданам, которые обладают правом законодательной инициативы, с предложением организовать кампанию за полную юридическую и историческую реабилитацию выдающегося сына России Лаврентия Павловича Берии, а также за достойное увековечение его памяти в общенациональном масштабе.
Окончание. Начало читайте здесь.
Послевоенные оборонные проблемы требовали небывалой новизны решений: атомное оружие, сверхзвуковые самолеты, ракетная техника, ЭВМ, материалы с заданными свойствами… Испытанные сталинские соратники терялись, Берия – нет.
Почему? Во-первых, потому, что был талантливее – имел быструю и точную реакцию, сразу ухватывал суть, широко мыслил. Во-вторых, обладал фантастической работоспособностью, свободное от порученного дела время использовал тоже для работы. Наконец, Берия умел не только подобрать людей, вместе с ним делающих то, что было поручено Родиной и Сталиным, но и не мелочиться, доверяя тем, кто этого заслуживал.
Аппарат «атомного» Спецкомитета № 1 был небольшим, хотя на секретариат ложилось много обязанностей, включая подготовку проектов постановлений Совмина СССР. Этот коллектив ближайших помощников работал очень эффективно.
И еще одна черта стиля Берии была крайне плодотворной. Она у руководителей встречается редко, а подчиненными ценится. Речь о готовности к коллективному мышлению, об умении привлекать к выработке решений всех, кто мог полезно высказаться по существу вопроса.
По атомной схеме
Как известно, ум – хорошо, а два – лучше. Изучая стиль руководства Берии, убеждаешься, что он принимал к исполнению эту истину в усовершенствованном варианте: «Ум – хорошо, а двадцать – лучше». При этом он не «размазывал» личную ответственность за решение на многих. И перед Сталиным всегда отвечал сам. Собственно, так же руководил и Сталин с той лишь разницей, что за свои решения отвечал уже не перед кем-то лично, а перед народом и историей.
К началу 1949-го в урановой проблеме – у Берии – наметился близкий успех, в августе был успешно испытан атомный заряд для бомбы РДС-1. А с созданием ракетной техники – у Булганина – дела шли хуже. 8 января того же года начальник головного ракетного НИИ-88 Лев Гонор и парторг ЦК ВКП(б) при НИИ-88 Иван Уткин обратились к Сталину с запиской, где сообщали, что работы по созданию реактивного вооружения проводятся медленно, Постановление правительства № 1175-440сс находится под угрозой срыва.
«Нам кажется, – писали Гонор и Уткин, – что это происходит вследствие недооценки важности работ по реактивному вооружению со стороны ряда министерств». Записку авторы закончили просьбой: «Для коренного улучшения дел по изготовлению ракет просим Вашего личного вмешательства».
Дела, однако, шли по-прежнему ни шатко ни валко, и к концу августа 1949-го Комитет № 2 при СМ СССР был ликвидирован. Ответственность за разработку дальних ракет особо важным Постановлением СМ СССР № 3656-1520 от 28 августа возложили на Министерство Вооруженных Сил СССР.
Приказом главы ведомства маршала Василевского № 00140 от 30 августа 1949 года было положено начало формированию Управления по реактивному вооружению МВС СССР. Увы, и из этого ничего путного не получилось. Уже в первом приказе Василевского было много слов, но мало конкретных идей. Так что особых успехов у Управления по реактивному вооружению МВС СССР замечено не было.
А тут подоспел проект «Беркут», для реализации которого 3 февраля 1951 года Постановлением СМ СССР № 307-144сс/оп было образовано Третье главное управление, замыкавшееся на Берию.
Итог был ожидаемым – 4 августа Сталин подписал Постановление СМ СССР № 2837-1349 с грифом «Совершенно секретно. Особой важности», начинавшееся так: «Совет министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ: 1. Ввиду того, что разработка ракет дальнего действия Р-1, Р-2, Р-3 и организация серийного производства ракеты Р-1 родственны с работами по «Беркуту» и «Комете», возложить наблюдение за работой министерств и ведомств по созданию указанных ракет на заместителя председателя Совета министров СССР товарища Берию Л. П.».
И положение сразу стало выправляться. 10 декабря 1951-го была принята на вооружение ракета дальнего действия Р-1 с дальностью полета 270 километров с боевой частью, содержащей 750 килограммов взрывчатого вещества с рассеянием по дальности плюс-минус восемь километров, боковым – плюс-минус четыре километра. Это было только начало – не очень пока удачное, но еще летом предшественники Берии никак не могли наладить серийное производство Р-1 на Днепропетровском автомобильном заводе (знаменитом позднее Южмаше).
Стали готовиться инженерные кадры для возникающей ракетной промышленности, улучшался быт разработчиков – все по отработанной Берией и его соратниками «атомной» схеме. Но и до этого Берия был баллистической ракетной тематике не чужд.
Приведем оценку историка отрасли Павла Качуры: «Фактически ракетостроением руководил Берия. Маленков не занимался организационными и производственными вопросами и был формальным председателем комитета» («Ракетная техника СССР: послевоенный период до 1948 года», журнал РАН «Энергия», № 6, 2007).
Борис Черток тоже подтверждает, что Маленков, как и сменивший его Булганин, «особой роли в становлении... отрасли не играли». «Их высокая роль, – признавал Черток, – сводилась к просмотру или подписанию проектов постановлений, которые готовил аппарат комитета». Все повторялось, как в случае с «авиатором» Маленковым и «танкистом» Молотовым во время войны. Они председательствовали, а Берия тянул воз, хотя и не всегда это оформлялось официально.
Смерть на взлете
Роль Берии в становлении советской ракетной науки и техники была тем более значительной, что у ракетчиков, кроме него, в высшем руководстве страны имелся лишь один влиятельный сторонник – сам Сталин. Авиационные конструкторы, исключая Лавочкина, к ракетной технике относились, мягко говоря, сдержанно. Как, впрочем, на первых порах и к реактивной авиации.
По свидетельству того же Чертока, авиаконструктор Александр Яковлев недружелюбно относился к... работам Люльки по первому отечественному варианту турбореактивного двигателя и даже опубликовал в «Правде» нашумевшую статью, где характеризовал немецкие работы в области реактивной авиации как агонию инженерной мысли фашистов.
Не жаловали новый вид оружия (которому, правда, еще лишь предстояло стать таковым) и генералы. В 1948 году на совещании у Сталина уже другой Яковлев – маршал артиллерии – резко высказался против принятия ракетной техники на вооружение. Он упирал на сложность и низкую надежность ракет, на то, что аналогичные задачи решаются авиацией. Отец космонавтики Сергей Королев столь же резко выступал за, но в 1948-м маршал Яковлев и полковник Королев были величинами очень уж различающихся калибров.
Зато Берия ракеты поддержал сразу. Собственно, тот факт, что направление изначально стал курировать нарком вооружений Устинов, сразу обнаруживает влияние заместителя председателя Совмина.
С Устиновым у Берии во время войны установились рабочие контакты, и назначение Дмитрия Федоровича в «ракетчики» вряд ли могло произойти помимо Лаврентия Павловича. Но тщетно мы будем искать его имя на страницах популярной истории советских ракетных работ. Хорошо хоть «атомная» наша история не погнушалась воздать должное ЛП.
С Берией наше ракетостроение стало прочно становиться на ноги, ОКР шли возрастающими темпами. 13 февраля 1953 года было принято постановление СМ СССР № 442-212сс/оп «О плане опытно-конструкторских работ по ракетам дальнего действия на 1953–1955 годы» с обширной программой. К октябрю 1953-го на зачетные испытания предстояло представить Р-5 с дальностью полета 1200 километров при максимальном отклонении от цели плюс-минус шесть километров.
Это уже был успех. А к августу 1955-го намечалось испытать Р-12 с дальностью 1500 километров при тех же максимальных отклонениях от цели, что и у Р-5. Причем постановление от 13 февраля ориентировало ракетчиков на высококипящий окислитель – азотную кислоту, а это резко сокращало срок подготовки к пуску.
Останься Берия у руководства, он мог бы сделать еще больше и не только для дальних ракет военного назначения. В 1949 году, когда начались старты советских геофизических ракет типа В-2А, СССР провел и первые запуски собак в верхние слои атмосферы. А Сергей Королев уже зимой 1948-го выдал первое задание на проектирование кабины для пилота, размещаемой на высотной ракете.
Главный конструктор умел мечтать деловым образом, смотрел далеко вперед. Точно так же Лаврентий Берия. В начале 50-х годов его усилия работали на тот будущий прорыв Гагарина в околоземное космическое пространство, который стал реальностью менее чем через восемь лет после гибели Берии в хрущевских застенках.
В 1953 году Хрущев, устранив Сталина, вынашивал новый заговор – против Берии. А он не как прекраснодушный мечтатель, но как социалистический технократ задумывался о том, что необходимо сделать, чтобы советский человек первым вышел на просторы Вселенной.
Сергей Брезкун, член-корреспондент Академии геополитических проблем
P. S. Автор обращается к согражданам, которые обладают правом законодательной инициативы, с предложением организовать кампанию за полную юридическую и историческую реабилитацию выдающегося сына России Лаврентия Павловича Берии, а также за достойное увековечение его памяти в общенациональном масштабе.