«Чугунная женщина»: за что современники не любили Нину Берберову

8 августа 1901 года родилась русская мемуаристка, писательница, супруга поэта Владислава Ходасевича, Нина Николаевна Берберова. Берберова не стеснялась своих слов и острых мнений, крушила литературных гениев.

Ходасевич

Первый муж «чугунной женщины» был известным поэтом, дружил с Горьким, и эмигрировал  с молодой Берберовой за границу. Брак продолжался 10 лет, пока Берберова, зашив все носки Ходасевича и оставив на плите кастрюлю супа, не ушла. Нина еще два раза побывала замужем, но дружили бывшие супруги вплоть до смерти поэта в 1937 году. Берберова относилась к бывшему мужу нежно, но великого в нем не видела, а он относился к ней по-отечески и  писал грустные письма: » Какое право я имею предписывать тебе то или иное поведение? Или его контролировать? Разве хоть раз попрекнул я тебя, когда сама ты рассказывала мне о своих, скажем, романах? Я недоволен твоим поведением. Меня огорчает твое безумное легковерие, твое увлечение людьми, того не стоящими (обоего пола, вне всяких любовей!), и такое же твое стремительное швыряние людьми. Это было в тебе всегда, я всегда это тебе говорил… Это, на мой взгляд, должно тебя разменивать — дай Бог, чтобы я ошибся. Это, и только это, я ставлю тебе в упрек».

Одоевцева

Нина Николаевна писала всю жизнь, опубликовала сборник стихов, после чего была принята в  литературные круги Петрограда, написала несколько повестей, но делом всей своей жизни считала мемуары «Курсив мой», где обидела Иванова, упомянула Набокова, немного рассказала о Горьком. «Курсив мой» в 600 страниц путешествовал по советской России в форме «Самиздата». Конкуренцию Берберовой составили воспоминания жены Георгия Иванова «На берегах Сены». По мнению критиков в этой битве воспоминаний победила Берберова. Ирина и Нина были знакомы с юности, обе учились у Гумилева, но если Берберова позже говорила, что учение было бессмысленным, то Одоевцева Гумилева боготворила, вспоминала по-доброму, а вот об Ахматовой  и Берберовой отзывалась неуважительно. Нина Николаевна прошлась по всем привязанностям Одоевцевой, а та в одном из интервью сказала прямо: «Какая же она злая!».

Довлатов

Вспоминал о «чугунной женщине» и Довлатов: «Что касается Берберовой, то я с ней, конечно, знаком и несколько лет находился в переписке, но затем она поняла, что я целиком состою из качеств, ей ненавистных — бесхарактерный, измученный комплексами человек. И переписка увяла. Я ее за многое уважаю, люблю две ее мемуарные книги (стихи и проза — дрянь, по-моему), но человек она совершенно рациональный, жестокий, холодный, способный выучить шведский язык перед туристской поездкой в Швецию, но также способный и оставить больного мужа, который уже ничего не мог ей дать».
Хлестко, с обидой, и, конечно, с долей истины.

Юрий Колкер

Обидела Берберова и Юрия Колкера, подготовившего первое издание стихов Ходасевича. Готовил издание Юрий в Иерусалиме и связь с бывшей супругой поэта сложилась только письменная. Выдержанная в уважительном стиле переписка, в итоге свелась к конфликту — поругались писатели из-за отчества Колкера. В своем письме Юрий Иосифович писал: «Дорогая Нина Николаевна, наша переписка полна недоразумений и взаимного недопонимания, о чем можно только пожалеть. Вообще, два Ваших последних письма дышат неоправданной неприязнью ко мне. Я не дал Вам повода для этой неприязни. Мне всегда казалось, что, при всём различии между нами, мы можем и должны дружить и помогать друг другу. В основе такой дружбы может лежать лишь взаимное уважение. Я засвидетельствовал Вам таковое — Вы в ответ пытались меня унизить. Во всяком случае, такое впечатление производят Ваши выпады и уколы.»
Еще одно обидное замечание о нраве «чугунной женщины», впрочем, публикация стихотворного сборника Ходасевича случилась, а фамилия Колкер вошла в историю литературы.

Вознесенский

Андрей Вознесенский любил женщин, нравилась ему Белла Ахмадулина, нравилась и Берберова. Встречались они в России уже в 80-х, «модный поэт» посвятил ей несколько лирических строк. Какой видел, такой и писал ( у Нины Николаевны была сломана рука):

Вы выбрали пристань в Принстоне,
но, что замерло как снег
в откинутом жесте гипсовом,
мисс Серебряный век?..
Кленовые листы падали,
отстегиваясь как клипсы.
Простите мне мою правую,
за то, что она без гипса.

Богуславская

Имя Богуславской априори значительно для интересующихся всеми волнами русской эмиграции, эта женщина знала о каждом обосновывающемся и обосновавшемся на чужой стороне. С Берберовой они встретились на одной из лекций, отсюда и началась их дружба. Вспоминая о Нине Берберовой Богуславская писала: «Она была достаточно жесткой, в суждениях своих резка, категорична. Не раз я в шутку называла её железной женщиной.»  Благодаря Богуславской к нам долетели многие антипатии и предпочтения Нины Николаевны  — она любила Набокова и Бродского, не переносила кокетливых мужчин.

Берберова

Кто скажет о вас лучше, чем вы сами? Нина Николаевна прославилась благодаря своим воспоминаниям и хорошо это понимала. «Курсив мой» она любила за честность и свободу, о чем и писала в самом начале книги: «И вот я теперь не сажаю деревьев, не вожусь с пчелами, не окапываю клубнику. Я пишу сагу о своей жизни, о себе самой, в которой я вольна делать, что хочу, открывать тайны и хранить их для себя, говорить о себе, говорить о других, не говорить ни о чем, остановиться на любой точке, закрыть эту тетрадь, забыть о ней, спрятать ее подальше. Я беру на себя одну всю ответственность за шестьсот написанных страниц и за шестьсот ненаписанных, за все признания, за все умолчания. За речь и за паузы. Всё, что здесь пишется, пишется по двум законам, которые я признала и которым следую: первый: раскрой себя до конца, и второй: утаи свою жизнь для себя одной».