Захар Прилепин: Банде прохиндеев в Киеве собственная власть дороже государственности Украины
Войну за Донбасс Киев не начнет потому, что гарантированно ее проиграет
Украина продолжает бить в боевые барабаны по поводу ближайшей судьбы Донбасса. В минувшую субботу советник главы Офиса президента Украины Алексей Арестович рассказал, что на днях на Украину из США прибыла новая партия переносных противотанковых ракетных комплексов Javelin (30 пусковых установок, 180 ракет). И чрезвычайно кровожадно заметил по этому поводу: «Считайте 175 российских танков уже не существует. Это почти танковая дивизия».
Так все же грозит ли России новая вспышка войны за Донбасс, предсказаниями неизбежности которой просто бурлят СМИ практически всего мира? «Свободная пресса» решила обсудить это с известным писателем Захаром Прилепиным. Который, к тому же, с января 2015 года лично участвовал в боях в Донбассе в качестве заместителя командира разведывательно-десантного батальона Народной милиции Донецкой республики.
«СП»: — Скажите, Захар, вы на фронте ощущали себя в первую очередь писателем или военным?
— Никаким писателем, конечно, себя на фронте не ощущал. Это невозможно совместить. Достаточно быстро видоизменение внутреннее произошло. Может быть, одна неделя, другая…
Помню, командир батальона просто разложил карту: вот наши позиции. Здесь — они, здесь — мы. Помню, еще поймал себя на мысли, будто со стороны на все это смотрю. Думаю: «Вот куда тебя опять занесло!».
Потом неделя — и всё! Два года окопной жизнью жил в Донбассе. Не прочитал ни одной книги. И уж точно ничего не написал. Было не до этого.
«СП»: — Сейчас во всем мире гадают: что вот-вот случится в Донбассе? Поэтому вам вопрос в лоб: вы ожидаете, что в ближайшее время там вспыхнет война?
— Нет.
«СП»: — Не начнется?
— Нет, не начнется. Всегда это говорил. И буду говорить впредь. Сейчас объясню — почему.
Во-первых, украинская сторона прекрасно осведомлена, что никаких шансов (ни малейших!) у них нет не только на победу, но даже и на сколько-нибудь затяжное противостояние с Россией. Допустим, хотя бы в течение двух-трёх дней. Они проиграют сразу.
«СП»: — Но это при условии, что Россия активно вмешается в ход боевых действий.
— Конечно.
«СП»: — А если не вмешается?
— Она, конечно же, вмешается. Более того. Мы тут все взрослые люди и сами себя обманывать не будем: Россия вмешалась уже давно.
Когда находился в составе армии ДНР, нам прямо приказывали: в случае чего продержаться максимум сутки-двое. А потом, мол, откуда надо явятся нужные люди в нужном количестве.
«СП»: — Внезапно над Донбассом подует «северный ветер»?
— Да. Зачем нам обманывать самих себя? Мы прекрасно понимаем, что и сегодня 26 тысяч человек армии ДНР не способны выдержать удар 100-тысячной и достаточно хорошо укомплектованной украинской группировки.
Поэтому, конечно же, какая-то помощь Донбассу из России неизбежна. Может быть, даже без захода российских танков в Донбасс. Формы вмешательства могут быть самыми разными. В любом случае у украинской армии нет шансов.
Это первое. И второе: даже сам Киев на самом деле и не собирается переходить в наступление. Всё, что сегодня говорится и делается вокруг Донбасса, давно вынесено в сферу политтехнологий. Обстановка сознательно нагнеталась Западом и Украиной исключительно накануне и ради только что состоявшихся переговоров Байдена и Путина.
Так ведь и в прошлый раз происходило, перед летней встречей лидеров России и США в Женеве. Перед тем саммитом Байдена такой же «математикой» пытались накачать: вот-вот Россия нападет! Вот новое обострение! Вот ещё что-то! Потом президенты встретились и все тут же пошло на спад.
Сейчас очередная встреча произошла. Поэтому снова напряжение вокруг Донбасса вот-вот пойдёт на спад. Тем более, что прозвучали наиважнейшие для нас и для Украины утверждения из уст Байдена. Что США и НАТО не будут «вписываться» в военные конфликты на стороне Украины. И что они не имеют никаких обязательств перед Киевом по этому поводу.
Все, Киев в Вашингтоне «отфутболили» прямым текстом. Чего Украине еще ждать в э том конфликте?
А с другой стороны Владимир Владимирович Путин в своё время, ещё в году 2018 году, на мой вопрос по «прямой линии» о том, что будет, если украинская армия начнет наступление, сказал: тогда Киев рискует потерять политическую власть и управление.
«СП»: — Он, по-моему, тогда сказал, что Украина рискует вообще потерять государственность.
— Ну да. Я думаю, что этих людей, эту банду прохиндеев, которая засела в Киеве, собственная политическая власть интересует больше чем украинская государственность. В случае потери власти эти люди тут же окажутся в розыске на самой Украине. А к власти на ней придут совсем другие люди.
Поэтому я думаю, что серьезная часть населения Донбасса даже желает сегодня того самого обострения на фронте. Которое потом завершилось бы максимальным отдалением от Украины. Люди просто остервенели жить в ситуации, когда на окраине Донецка, на окраине Горловки и ряда других населенных пунктов постоянно рвутся снаряды и мины. Им хотелось бы, чтобы — раз! И все это прекратилось! Отошли бы куда-нибудь украинские войска от их домов в степь. Но этого не происходит пока.
«СП»: — А в состоянии Народная милиция сама отодвинуть линию фронта? Пусть даже с помощью России? Ну, допустим, в виде добровольцев или хорошо обученных «отпускников» из наших войск?
— Конечно. Для этого в Донбассе предстоит ряд операций, которые давно продуманы и просчитаны. Где надо в сейфах лежат папочки, где все прописано.
При этом вряд ли речь пойдет о каких-то лобовых атаках. Есть разные формы нейтрализации противника ради захвата у него тех или иных территорий. Все намечено провести совсем не так, как это, видимо, представляется украинским стратегом, которые понастроили по линии соприкосновения очень серьезных укреплений. Они реально забетонировалось, зарылись очень хорошо. Но это всё бесполезно. Потому что она очень длинная, эта линия фронта. Там есть совершенно пустые, никем не прикрытые участки фронта.
«СП»: — Это с нашей стороны?
— Да нет, там с обеих сторон целые «прогары» на передовой.
Вот если Горловка, есть Донецк. Там все зарыто в землю, всё серьезно. А потом можно проехать километров пятнадцать по линии соприкосновения и — просто голое поле, которое почти никем не прикрыто. Там отдельный окоп. Здесь окоп. И все.
Словом, Донбасс — это вовсе не «линия Маннергейма».
«СП»: — Здесь, в вашем кресле, напротив меня, дней десять назад сидел хорошо известный вам Игорь Стрелков, один из организаторов обороны Донбасса в 2014 году, бывший министр обороны ДНР. Вы с ним, безусловно, знакомы.
— Нет, с Игорем Ивановичем мы никогда не пересекались, Так-то мы друг о друге знаем, конечно.
«СП»: — Так вот, он страшно скептически настроен насчет наших перспектив в сегодняшнем Донбассе. Говорит, что линия обороны там — жиденькая цепочка редких взводных опорных пунктов, которые установлены на высотах, на каких-то дорожных пересечениях. По сведениям Стрелкова, часто эти опорные пункты обороняет даже не взвод, а неполное стрелковое отделение в составе четырех-шести, как он сказал, «плохо обученных, кривых и косых бойцов». Все в самом деле так уныло?
— Конечно, разные есть случаи, варианты разные. Некоторые подразделения Народной милиции, конечно, выглядит не столь убедительно, как нам бы хотелось. Но не до такой степени.
То есть, я 100% линии соприкосновения не проверял. Но всё-таки помимо того, что сам был офицером фронтового батальона, ещё одновременно выполнял обязанности советника главы ДНР Захарченко. Мы буквально два-три раза в неделю выезжали с ним на линию соприкосновения. В десятки разных мест.
«СП»: — То есть вы хорошо знакомы с ситуацией?
— Я неплохо знаком. Правда, по ситуации 2017-го года. Не думаю, что с тех пор она радикально ухудшилась.
Игорь Иванович Стрелков, бесспорно, очень осведомленный человек. Но если кто-то поставит себе цель отследить все его высказывания за минувшие семь лет, то убедится, что они всегда весьма пессимистичны. Настолько пессимистичны, насколько это вообще возможно.
Его прогнозы, к счастью, не всегда сбываются. Хотя, может быть, это и правильная манера подачи информации. Что все плохо, все безобразно. Видимо, так Стрелков старается всех держать в тонусе.
«СП»: — У вас другой взгляд?
— Понимаете, линия соприкосновения очень большая. Есть донецкая ее часть, есть луганская. Есть Горловка, есть мариупольское направление. Там всё очень по-разному.
Уходит одно подразделение, заходит другое. Уходит хорошо укомплектованное, заходит — так себе. По-всякому бывает. Это живой процесс. При этом следует иметь ввиду: семь лет идет война, люди уставшие, «текучка» большая.
Но никаких катастрофических представлений о ситуации в Донбассе у меня, конечно же, нет.
«СП»: — В тот раз Стрелков рассказал потрясающую, с моей точки зрения, вещь, о которой я был совершенно не в курсе. Мол, в 2014 году, когда всё только начиналось в Донбассе, на фронт приехала уйма добровольцев отовсюду. В том числе из украинских городов — Одессы, Харькова, Житомира, Запорожья, других. Честные, открытые, принципиальные люди, которые полагали, что с Донбасса начинается полное освобождение их страны от засевшего в Киеве нацистского режима.
Поначалу ополчение вроде бы и впрямь грозилось пойти вперед. А потом фронт застыл на годы. Всё зацементировалось в позиционной обороне. В поход на Киев теперь никто не собирается. Поэтому нынче этим людям просто деваться некуда. По домам, к семьям, оказавшимся по ту сторону линии фронта, они вернуться не могут, ибо в СБУ всех их знают поименно и немедленно арестуют. В Донбассе у них тоже ничего нет, кроме мест в окопах и блиндажах.
Стрелков говорил, что эти люди точно никогда с передовой не отступят. Им просто некуда отступать. Их можно только убить. Таких людей много в Донбассе?
— Вам число назвать?
«СП»: — Нет. Но у вас в батальоне были такие?
— У нас в батальоне, думаю, процентов пятьдесят личного состава воюют с 2014 года. Два командира рот, «Жигер» и «Док», погибли. Оба воевали с самого начала.
Есть люди с Западной Украины. Есть из других республик бывшего Советского Союза — из Казахстана, Латвии, Узбекистана. Им тоже, как вы понимаете, возвращаться некуда. Но они за семь лет уже обжились в Донбассе. Какое-никакое жилье нашли. Получили паспорта, гражданство. Процентов девяносто женились, детей завели. То есть — вросли корнями в Донбассе. Поэтому идейная, человеческая, ментальная вовлеченность в эту ситуацию у таких бойцов очень высокая.
При этом есть на фронте некий процент ополченцев, которые воспринимают службу как более-менее надежную в материальном отношении форму обеспечения жизнедеятельности.
«СП»: — Типа вооруженных «заробитчан»?
— Да, есть такие. Но они выявляются при первом же обострении. Что-то такое начинается на фронте — тут же начинают увольняться. Или просятся в тыловое подразделение.
Такие, повторяю, есть. Но их минимум. А процентов девяносто — это ребята, для которых война стала формой жизни.
Да, часть из них при этом постоянно подрабатывает в так называемых ЧОПах. С линии фронта регулярно уезжают на «точки» в тыл. А потом возвращаются. Потому что на жалованье, которое в состоянии платить своим защитникам республики, семьи содержать невозможно. Командование это понимает и принимает.
«СП»: — А вообще что за люди были в вашем батальоне? Военные профессионалы в отставке, в запасе? Или энтузиасты, которые впервые взяли в руки оружие?
— Военных профессионалов было человек пять. Из спецслужб, войск специального назначения. Они проводили занятия с остальными бойцами. Делились опытом.
«СП»: — А сколько всего народу в батальоне?
— У нас было 284 человека личного состава. Девяносто процентов (это всегда особенно огорчает моих «замайданных» оппонентов) — местные жители, которые пришли из сфер, никак не связанных с воинской службой. Обычные служащие, рабочие.
Многие уже стали легендарными командирами в истории Донбасса. Например, «Воза», командир из «Спарты», который пришёл на смену убитому «Мотороле». Он в ополчение буквально пришёл с улицы. Был просто старшеклассником. Стал блистательным командиром.
«СП»: — Очень молодой?
— Конечно. Ему сейчас, может быть, 23 года. А когда начинал воевать, было 16−17 лет.
Конечно, донбасское ополчение — это такая добровольческая армия, идеальная форма гражданской войны. Шахтёры, рабочие, учителя. Один чуть ли профессиональный музыкант.
«СП»: — С ними проводится регулярная боевая учеба, боевое слаживание? Полигоны, танкодромы в Донбассе есть для этого?
— Да, конечно. Естественно, в 2014 году не было. Начиная с 2016-го стали появляться.
Полигоны какие-то существуют в тылу? Мы этим занимались постоянно.
«СП»: — Я, кстати, перед этим разговором интересовался через интернет, как вообще организована подготовка Донбасса к обороне. Обратил внимание на совершенно потрясающие объявления. Совершенно официальные, с телефонами. Ну, типа — военкомат.
Вот, например, такое: «В пехоту требуются мужчины от 18 до 55 лет. Рассмотрим СОЧ, НУК и с судимостью». Я сам 27 лет в Вооруженных силах прослужил. Но что такое «СОЧ» никогда не слышал. Оказывается, это «самовольное оставление части». То есть, в Народную милицию готовы набирать даже тех, кто раньше просто сбежал из своих бригад или батальонов.
А «НУК», как выяснилось, это «невыполнение условий контракта». Это, выходит, про тех, кто уже служил, но систематически нарушал воинскую дисциплину. Их сейчас тоже просят вернуться обратно.
Или еще любопытное объявление: «В 1-й танковой отдельный батальон Макеевки требуются люди с опытом и новички. Работа с 8 до 17, суббота — короткая, воскресенье — выходной. Трёхразовое питание, вещевое довольствие, зарплата 21.500 (надо полагать — рублей — „СП“). У нас без боевых. Занимаемся, в основном, охраной».
Складывается ощущение, что сейчас, в преддверии возможного обострения, в Народную милицию набирают людей буквально с улицы. Это так?
— Если говорить о «СОЧ» и «НУК», это адресовано людям служившим. Значит, не с улицы набирают, а ребят, которые по той причине на прежней службе «залетели» и были уволены в запас.
Ещё раз говорю: Народная милиция семь лет стоит на передовой. А у большинства ее бойцов за плечами дом. Часто в 3−5 километра от окопов. Там жена или любовница. Или водопровод протек. Или еще что-то. Как итог — то самое «СОЧ». Честно говоря, у нас в батальоне такое не считалось серьезным «залетом».
Бывало, к нам приезжала проверка и начинала по списку проверять наличие личного состава. «Где такой-то и такой-то?». Отвечаем: «СОЧи». Хотя бы по три таких на взвод — это обязательно. И ничего страшного.
Вот если вообще никого на позиции не осталось — это проблема. А если хотя бы человек пятнадцать на месте — уже хорошо, уже нормально.
Еще люди регулярно отправлялись в тыл, как я уже говорил, зарабатывать для своих семей. Ведь при мне зарплата у нас была 12 тысяч рублей у рядовых и порядка 15 тысяч у офицеров. За такие деньги вообще не живут люди. Ну, как на них жить?
У нас подсобное хозяйство было при батальоне. Гуманитарная помощь поступала регулярно. В том числе и благодаря моей известности. И все равно бойцам не хватало.
А в других подразделениях я прямо тосковал. Заеду, а там с голодными глазами сидят. Чёрные, немытые. Такой ужас!
Естественно, в таких обстоятельствах сквозь пальцы смотришь, как подчиненные ищут заработок на стороне.
«СП»: — Меня вот что удивляет при этом. В столь сложной обстановке, когда враг у ворот, никто не говорит, что пора проводить массовую мобилизацию в Донбассе. Если даже не мобилизацию, то хотя бы нормальный призыв в войска. Так разве готовят народ к войне? Или все в Донецке и Луганске уверены, что ее не будет?
— В ДНР и ЛНР не провели призыв и в 2014 -2015 годах, когда была просто жизненная необходимость.
«СП»: — Так военкоматов же не было, все сломано.
— Не до такой степени. Все начало работать достаточно стремительно.
Думаю, причина была не в военкоматах. Давайте себе честно скажем: за что и против чего встал Донбасс, сразу было понятно, главным образом, людям старше 30-ти. Которые хоть немного успели пожить при Советском Союзе. Они и составили костяк ополчения. А если бы тронули 18-летних, то, не исключено, началось бы какое-то брожение.
Эти пацаны родились на Украине и выросли на Украине. Учились по украинским учебникам. Для них вся эта взрослая, на самом деле, заваруха была весьма странной. Не для всех, конечно, но для многих. «Какая-то общая страна, какая-то война началась… При чём тут мы?».
Хотя были и те, что сами пошли воевать. Скажем, у нас в батальоне с самого начала добровольно служили пацаны, которым было тогда от 18 до 24 лет. Вероятно, что-то такое им от родителей передалось. Непонятным образом в них жила память о той России, которой они, бывало, и не видели даже. Очень часто — просто не бывали в ней. Но память каким-то образом в мальчишках произрастала.
Но вот, скажем, покойный глава ДНР Захарченко был уверен, что на самом деле ту войну выиграли мужики 70-х годов рождения. Которые знали Советский Союз и сами пожили в нем.
«СП»: — Им сейчас лет по пятьдесят. Многие из них в случае чего снова пойдут воевать ха Донбасс?
— В Донбассе помимо самой армии ДНР, которая стоит на линии соприкосновения, всегда найдётся еще 20−30 тысяч человек, готовых в любой момент взять в руки оружие.
«СП»: — Сами? Где они возьмут автоматы и пулеметы? Под собственными диванами?
— Не думаю, что открою военный секрет: на самом деле по всем центральным магистралям, по которым враг может попытаться зайти в наши города (не только в Донецк), на верхних этажах обычных домов просто проживают служившие в армии ДНР люди. У которых есть право на хранение оружия. Оно у них всегда под рукой и в любой момент готово к бою.
«СП»: — На верхних этажах, чтобы дальше видеть?
— Конечно. Там это просто часть жизни. Все это давно организовал Захарченко. В какой-то момент Александр Владимирович понял, что вместо того, чтобы держать на крыше каждого окраинного дома постоянные вооруженные посты, нужно просто поселить туда имеюших боевой опыт взрослых мужиков. Чтобы они буквально по щелчку из собственного окна могли вступить в бой за город. По какому-то там секретному «прозвону» им часа достаточно чтобы начать контролировать ситуацию.
Вот и всё. Там речь идет только о том, чтобы удержать ситуацию до того, как будут включены какие-то политические, дипломатические или военные способы спасения ДНР и ЛНР. А для этого в Донбассе обученных людей хватает.
«СП»: — В одном из своих интервью вы заявили: «Я честно сказал Захарченко: «Саша — это твой дом, твоя земля, ты тут президент. А у меня дом там. Я сейчас еду, но едва начнётся наступление — в тот же день вернусь. В любую секунду». Если сейчас громыхнет — поедете?
— Конечно, если начнется украинское наступление — сразу вернусь в Донбасс. Хотя у меня никаких нет особых интересов там. Ни политических, ни ещё каких бы то ни было. Только человеческие.
«СП»: — Речь именно об украинском наступлении? А если вперед пойдет Народная милиция?
— Это сегодня вряд ли случится. Мы с какого-то момента уже не планировали никаких наступлений. Еще в 2015 году эти темы активно обсуждались в закрытом кругу с участием Захарченко. Говорили, что, мол, надо там и там в какую-то ситуацию на фронте втянуться. Войти в какие-то населенные пункты в «серой зоне».
Бывало и входили. Это сейчас говорят, что такое исключительно украинская сторона инициирует. На самом деле еще непонятно — кто? Они зашли в «серую зону» — мы их выбили. Затем сами зашли. Кто первым начал — совершенно не имело значения.
Но это я говорю о том времени, когда сам воевал. Как сейчас происходит — не знаю. Думаю, сегодня нашим за подобное головы откручивают.
Тогда было можно активничать потому, что не было еще «Северного потока-2». Был жив Захарченко, очень серьёзный и независимый от Москвы. Сейчас все по-другому. Донецкая Луганская сторона гораздо более дисциплинированны, чем украинская сторона. Они никогда первыми теперь не наступают.
«СП»: — Скажите, весь этот кошмар донбасский «рассосется» хоть когда-нибудь?
— Конечно. Вопрос в том, чтобы «рассосался» однажды и навсегда. Если эти территории когда-нибудь все же признает Россия, тема будет сразу закрыта. Как только Россия официально ведёт на линию соприкосновения своих миротворцев — все! В тот же момент все прекратится.
«СП»: — То есть, сначала нужно признать. И тут же поставить в Донбассе российские военные базы. Как в Абхазии и Южной Осетии.
— Думаю, что формы давно продуманы и ждут своего часа. Видимо — стечения каких-то политических обстоятельств. Это случится неизбежно. Единственный вопрос — когда? Через месяц, через три? Или через три года?
Понятно, конечно, что Россия очень много уже вложила в Донбасс. Результат есть: не происходит массированных обстрелов, которые были в 2014—2015 годах. Просто с перелетами снарядов в центры городов. Это же зверство творилось!
Подобного, слава Богу, сейчас не происходит. Но и при этом масса людей гибнет в республиках. В основном — в рядах ополчения. И тогда, когда я там служил, и сейчас гибнет гораздо больше народу, чем нам официально сообщают.
К тому же сам факт, что в Киеве в любой момент могут снова «включить мясорубку», сильно напрягает людей в Донбассе. Ее надо «выключить» раз и навсегда. Как в Приднестровье. Там эта проблема давно закрыта. Все, больше никто не стреляет. Вот надо к этому прийти и в Донбассе.