«Ты будешь жить с моей племянницей?»
Саша ЛИБУРКИН
Родился в 1958 году в городе Бельцы, Молдавия. Образование высшее.
С 1989 года живет в Санкт-Петербурге. Публиковался в журналах «Урал», «Крещатик», «День и ночь», «Зинзивер», «Дети Ра» и других.
Автор книги рассказов «Жениться на англичанке» (издательство «Красный матрос», Спб., 2013).
СВОБОДУ НЕ КУПИШЬ
В середине семидесятых я знал человека, которого звали Овидий Семёнович. Это был очень красивый молодой мужчина лет двадцати шести, по специальности - учитель физики. Красив Овидий Семёнович был необыкновенно, какой-то южной, но вовсе не опереточной красотой. Предмет свой, физику, он знал до тонкостей, преподавал - отлично, ученики и ученицы его любили. После уроков он шёл к друзьям. Они встречались в ресторанах, буфетах или винных погребках, а иногда, у кого-нибудь дома, в беседке, увитой плющом, беспечно разговаривали, шутили и спорили, попивая алб де масэ семидулче, а, может, и рошу де пуркар, однако пьяным я его ни разу не видел. Походка у Овидия Семёновича была свободная, лёгкая, одевался он всегда элегантно, а когда шёл по Пушкинской, женщины смотрели ему вслед какими-то влюблёнными глазами.До того, как устроиться в школу, Овидий Семёнович несколько лет преподавал физику в пединституте. Это учебное заведение он в своё время закончил блестяще, с красным дипломом, поэтому его и оставили на кафедре. Овидий женился на симпатичной девушке, которая была родной племянницей проректора по научной части, но через полгода от неё ушёл. Может, она ему надоела, а, может, даже и опротивела, кто знает? Любовь и брак не одно и то же. Он снял комнату в частном секторе, и стал жить по-прежнему холостяком.
Но вот однажды, когда лекции закончились, и Овидий Семёнович уже хотел уйти, вошла секретарша и сообщила, что его вызывает проректор.
- А, Овидий! - приветливо воскликнул Евгений Викторович, увидев входящего племянника. - Здравствуй! Проходи, садись. Кури, - предложил он, придвигая пепельницу. - У тебя «Флуераш»? У меня «БТ», бери мои, если хочешь.
- Нет, спасибо, дядя, - вежливо отказался физик. - Я люблю молдавские.
Он достал спички и закурил.
- Овидий, - торжественно произнёс Евгений Викторович, - как ты думаешь, зачем я тебя пригласил?
- Понятия не имею, - стряхнув пепел, ответил Овидий Семёнович.
Проректор раскрыл папку, лежащую на столе, и достал оттуда какой-то лист, на котором было что-то напечатано.
- Знаешь, что это? - сказал он, показывая его племяннику.
- Не знаю, дядя.
- Это то, о чём ты всегда мечтал! Целевое направление в аспирантуру, в университет. Здесь твоё имя.
- А куда?
- В Москву, в столицу!
- Правда? Я не ожидал.
- Ну, ты рад?
- Ещё не понял… - улыбаясь, ответил физик.
- Завидую тебе, поедешь в Москву! А в Москве… всё по-другому! Не так, как у нас, в провинции. Вернёшься через три года кандидатом наук, станешь доцентом. Зарплата - триста двадцать! А потом, с твоим научным складом ума, и в докторантуру можно.
- Спасибо вам, дядя.
- Слушай, Овидий, давай прямо сейчас пойдём в ресторан… в «Нистру»!
Я свои дела на сегодня закончил. Там, кстати, неплохо готовят. Возьмём чорбы, костицы, пару бутылок сухого - алб де масэ или алиготэ, и посидим по-семейному, отметим твоё направление.
- Я согласен.
- Тогда остался только один вопрос…
- Какой вопрос?
- Ты будешь жить с моей племянницей?
- Нет, не буду! - решительно ответил Овидий Семёнович.
- Нет, так нет, - вздохнул Евгений Викторович, и взяв направление, порвал его на четыре части.
Овидий усмехнулся, бросил окурок в пепельницу и вышел из кабинета.
ЛЮБИТЕЛЬ МУЗЫКИ
- Послушай, я хочу задать один вопрос, но сначала расскажу историю. Это было давно, мне было восемнадцать. Я училась в институте, отца тогда посадили в Кресты по ложному обвинению. Мне пришлось носить передачи в тюрьму, стоять в очередях, встречаться с адвокатами. Ещё и лекции. Мама? Мама была влюблена. Целыми днями и ночами где-то пропадала. Я её почти не видела. Всё легло на мои плечи. Я очень устала, и на последние деньги решила поехать в Крым. Десять дней отдыха, не больше, а потом, думала – вернусь, найду работу, буду учиться, заботиться об отце. Было начало октября, я приехала в Ялту, сняла комнату, а на следующий день в кафе ко мне подошёл мужчина, ему было не больше сорока. Он сказал, что его зовут Андрей, спросил, почему я такая грустная, и предложил погулять по набережной. Ну, я рассказала ему, не вдаваясь в подробности, о себе. Кто он был? Судья, или помощник судьи, откуда-то из Винницы, я точно не помню. Вечером, в китайском ресторане, повар почему-то принял нас за молодожёнов и приготовил рыбу, вкуснее которой я никогда больше не ела. Пили вино… а на следующий день я переехала к Андрею. Рыба? Какая была рыба? Кажется, карп. Нет, он жил не в гостинице, у него была своя квартира, на третьем этаже: две небольшие смежные комнаты, душ и туалет, а кухня общая. Утром Андрей готовил кофе, и мы уходили на пляж, людей было мало, сезон почти закончился. Потом медленная прогулка по набережной. Обедали в кафе, или ресторане, где часто кроме нас, в зале никого не было. Гуляли по городу, в парках, заходили в какие-то магазины или торговые павильоны. Андрей всегда предлагал мне что-нибудь купить, только не любил ждать, если я долго возилась с примеркой. Смеялся… «Ну, что ты там возишься? Берём обе пары. Дома примеришь». Несколько раз заходили к букинисту, и, пока я рылась в книжках, Андрей перебирал старые пластинки. Когда возвращались домой, пили вино и слушали музыку на старом советском проигрывателе - «Аккорде», к которому Андрей относился с каким-то трепетом. Я его спросила, почему он не купит современной аппаратуры, он взглянул на меня удивлённо, и сказал, что, по его мнению, лучше винила ничего нет. Что слушали? Разное. Иногда джаз, но чаще классику. Один музыкант ему очень нравился. Какой? Сейчас вспомню. Фамилия итальянская… Дину Липатти! Он его часто ставил. Ходил по комнате, курил, останавливался у открытого окна, смотрел на маяк, на море. «Ты раньше не слышала? Не знала? Он был гений, понимаешь, гений! Умер такой молодой, ему было всего тридцать два…»
На восьмой день, да на восьмой, утром, когда мы пили кофе, кто-то Андрею позвонил.
«Слушай, я сейчас уезжаю… на службу вызывают, а ты оставайся». Он быстро собрался и вызвал такси. У ворот мы выкурили по последней. «Всё было хорошо. Увидимся. Ключ оставишь у соседки. В спальне, на шкафу, лежит свёрток. Возьми его». Андрей крепко обнял меня и уехал. Больше мы не виделись. Через два дня я вернулась в Петербург. В свёртке, который лежал на шкафу, было две с половиной тысячи долларов. Я взяла их себе. Отца выпустили весной, сняв все обвинения.
Какой вопрос? Ты думаешь… я проститутка?
ОЧКИ
- «Сумасшедшие в свою пользу»? Я такого выражения никогда не слышал… - растерянно
произнёс Дима. - Видимо, старое.
- Возможно, - ответил я, - но оно и сейчас часто используется. Мне нередко приходилось слышать, как покойный критик Виктор Леонидович Топоров о некоторых людях так отзывался. Таких сумасшедших много встречается среди актуальных художников и поэтов.
- Я, кажется, понимаю смысл этого выражения, - вздохнул Дима, - но не мог бы ты объяснить на примере?
- Слушай, Дима, ты Дашу знаешь? Актуальную верлибристку? Знаешь. Так вот, лет десять назад, в Москве, в одном литературном кафе был Дашин поэтический вечер.
Публики собралось немного, не больше пятнадцати человек, в основном её друзья и соратники.
Пришла на вечер и никому не известная пожилая литературная дама, как её туда занесло, об этом история умалчивает, скорее всего, ей очень хотелось понять, кто такие, эти новые - актуальные поэты? Сначала Даша показала оригинальный перфоманс. Он заключался в закидывании принадлежавшего ей анальгина в заранее подготовленную мусорную урну. Расправившись с лекарством, Даша стала читать свои замечательные гетероморфные и полиметрические стихи.
Читала их Даша примерно час, а потом предложила задавать вопросы. Вопросов у друзей и соратников не нашлось – видимо они и так всё знали о Дашином творчестве, зато множество острых вопросов возникло у литературной дамы. «А почему ваши стихи так похожи на прозу?», «Кто читает ваши стихи, кроме друзей?» - вопросы следовали один за другим, и через какое – то время это Дашу стало сильно бесить, а последний вопрос - «как вы относитесь к творчеству Бориса Рыжего?», вывел её из себя окончательно, но она вида не подала.
- Боже мой! – вдруг с восторгом воскликнула Даша. – Какие у вас… замечательные очки! Какая… необыкновенная оправа! Я такой никогда не видела!
- Французские, - смущённо ответила дама, - мне удалось купить их на распродаже.
- Они вам очень идут. Позвольте взглянуть?
- Конечно, возьмите.
Дама доверчиво протянула поэтессе свои очки. Даша их с интересом повертела в руках, а потом положила на бетонный пол и стала яростно топтать каблуками, бормоча себе под нос: «Дура! Дура! Будешь задавать свои вопросы?! Будешь? Будешь?!», и топтала до тех пор, пока от дорогих французских очков не остались одни только мелкие осколки. Никто из друзей и соратников Дашу не остановил, никто ей не сказал: «Даша, что же ты делаешь? Так нельзя!». Лишь один молодой господин, с чёрной, аккуратно расчёсанной, окладистой бородой и добрыми, слегка навыкате глазами, склонил голову к сидящей с ним рядом красивой молодой женщине в стильных красных штанах и прошептал ей тихо на ухо: «Что-то, Анечка, наша Даша сегодня уж слишком, кажется, разошлась!», на что красавица в красных штанах ему с гордостью ответила: «Так она же, Данила, из наших, из «бабищ!»
- А что же литературная дама? – взволнованно спросил Дима.
- А литературная дама, наконец, поняла, кто они - эти новые - актуальные поэты. Взяла она своё пальто, и молча пошла, близоруко щурясь, к выходу…
- Ну, вот, - сказал Дима, - теперь я хорошо усвоил, что значит - сумасшедшая в свою пользу!
ФИАЛКА МОНМАРТРА
- Саша, «Орфей в аду» - вещь замечательная! - сказала поэт Жанна Сизова. - Как хорошо, что вы меня вытащили в оперетту, но теперь хотелось бы где-нибудь посидеть и немного выпить.
- Смотрите, справа заведение…
- Хорошо, пойдёмте туда. Я в этом ресторане была. Там не плохо.
Через несколько минут мы уже сидели за столиком в уютном зале. Жанна листала меню.
- О, как здорово! Здесь есть устрицы. Я их обожаю. И ещё - пиво, «Бургун де Фландр». Оно такое вкусное!
- А я возьму бокал сухого и пельмени.
Подошёл официант, и мы сделали заказ.
- Саша, а вы в какие-то другие театры ходите? - спросила Сизова.
- Да, - ответил я, - был однажды в БДТ… на «Дяде Ване».
- И как?
- В кассе мне предложили билет в боковую ложу, на второй этаж, второй ряд, - сказал я, пускаясь в воспоминания. - С моего места почти ничего видно и слышно не было, но если наклониться поближе – виден был кусочек сцены слева, и слышны отдельные реплики. А в первом ряду сидела дама, прямо передо мной, и когда я наклонялся, она ядовито шептала: «Как вы себя ведёте? Не дышите на меня, отодвиньтесь. Провинциал!». В общем, мне спектакль не понравился.
- А ещё?
- Нет, я люблю только оперетту. Она так поднимает настроение!
Нам принесли выпивку и закуски.
- Какой сегодня прекрасный день, - задумчиво сказала Жанна. – Оперетта, чудесная февральская метель, устрицы… Я очень счастлива.
Мы выпили за встречу, и я спросил:
- Жанна, а вы ещё когда-то были счастливы?
- Странный вопрос. Конечно.
- Расскажите, если не секрет.
- Ну, вот слушайте. Однажды, лет двадцать назад, я, и ещё два хороших поэта, вы их знаете, Саша Скидан и Серёжа Завьялов шли пешком на Васильевский остров, там были какие-то чтения. Разумеется, что-то выпили по дороге. Когда мы подошли к Троицкому мосту, они посадили меня на скрещённые руки и несли, представляете, Саша, через весь мост! И пока несли, громко кричали: «Да здравствует Жанна Сизова, королева поэзии!»… Я была совершенно счастлива.
Жанна сделала небольшой глоток, и поставила бокал на стол. А я задумался:
«Конечно изящную, маленькую и лёгкую Сизову перенести на руках через мост и для нас с Димкой Шабановым не проблема… - размышлял я. - А вот если бы на её месте была какая-нибудь другая девушка? Например, поэтесса Полина Барскова? На скрещённых руках… через весь Троицкий мост… Полину… Нет, это вряд ли. Это не только для нас с Димой, но и для Серёжи и Саши наверняка было бы слабо!».
- Саша, что вы так загадочно улыбаетесь?
Вопрос Жанны вывел меня из задумчивости.
- Простите, а знаете, что я сейчас решил?
- Ещё нет.
- Может, пойдём с вами на «Фиалку Монмартра»? Её дают через две недели.
- Я согласна.
- Тогда, давайте выпьем.
- А за что мы будем пить?
- За вас... и за «Фиалку Монмартра»!
СПЕКТАКЛЬ В «БОРЕЕ»
Зашёл поужинать в «Борей», а там спектакль дают: «Репортаж с петлёй на шее». Таня сперва не хотела меня кормить: «Ну, представьте, Саша! Люди пришли в театр, а в нём борщом пахнет!», но потом пожалела, и поесть я, всё-таки, успел, и успел спросить высокую красивую актрису:
- Спектакль по Фучику?
- По мотивам и письмам, - ответила она.
- Наверное, с намёками на Путина и Мордор?
- Ну, кто что увидит, - слегка смутившись, ответила лицедейка.
- Саша, вам пора, - стала торопить меня Таня, - сейчас начнут приходить зрители.
Я рассчитался, и, схватив куртку, вышел на улицу.
О ЛЮБВИ К РОДИНЕ
Прилёг вздремнуть, и приснилось, будто кто-то злой и жестокий говорит надо мной отвратительным каркающим голосом:
- А, ну-ка, скажи: па-ля-ны-ца... Не умеешь? Я вот научу! Будешь, будешь говорить!
Проснулся в испуге, с бьющимся сердцем...
Нет, не хочу говорить: паляныца.
Хочу произносить просто и твёрдо: хлеб.