«Там было очень страшно». Три истории Донбасса
История первая: о снарядах под балконом и школьном подвале
Оксане — 41 год, в Рязань приехала с 14-летним сыном Богданом. В ЛНР остались муж и старший сын.
Сейчас Оксана и Богдан живут в лагере «Солнечный». Для них эвакуация не внове — первый раз родные места они покидали в 2014 году, но потом вернулись. Хотят вернуться к себе и сейчас — когда в ЛНР станет спокойно.
Поезд, на котором уехала Оксана с сыном, ушёл с территории ЛНР утром 21 февраля. На работу женщина в этот день не пошла, а сын, объясняет она, был дома — на дистанционном обучении. Коронавирус — первое, что приходит на ум, но Оксана буднично поправляет: «Нет, из-за обстрелов».
Об обстрелах, из-за которых пришлось уехать, Оксана рассказывает, как о чём-то повседневном: «Ночью опять начали стрелять по окраинам. Эвакуацию объявили уже, мы пришли на пункт сбора с младшим сыном, оттуда автобусом, потом на один поезд, на другой — и вот в Рязани».
Говорит, ехали с тревогой и надеждой. Беспокоились, как примут; ждали не комфорта, а спасения: «Мы были готовы жить и в брезентовой палатке, и по двадцать человек в комнате… Не думали, что так разместят. Мы с сыном вот вдвоём в комнате. Всё на высшем уровне просто. И кормят прекрасно, и врач есть… Мы верили в Россию, но не думали, что вот так тепло, гостеприимно встретят нас».
В этот момент в комнату стучатся волонтёры. Начинают расспрашивать, нужно ли что-то ещё. Оксана смеётся — мол, всё есть. Но рязанцы замечают, что женщина сидит в домашнем халате и зимних ботинках. Выясняется, что это единственная имеющаяся обувь: ни времени, ни возможности обстоятельно собираться не было. Волонтёры вносят в списки размеры, чтобы подобрать нужное на складах. В перечне — самые простые вещи: пара футболок, тапочки.
Оксана вновь возвращается к рассказу: «Было очень страшно. У сестры муж погиб. Слышишь эхо разрывов — снаряды рвутся… В 2014-ом году нам под балкон снаряд прилетел».
14-летний Богдан тоже помнит и этот снаряд, и другой — упавший у местной администрации. А ещё хорошо помнит школьный подвал. В подвале было бомбоубежище, в котором тогда ещё первоклассник укрывался с мамой от обстрелов. «А недалеко тогда девочку с мамой убило», — добавляет Оксана.
Оксана про профессии — повар-кондитер, но работала в последнее время, где придётся. Её муж — плавильщик-металлург, но сейчас в ополчении, остался в ЛНР. Дома остался и старший сын Максим, ему 19. Рядом с Оксаной лежит телефон — сейчас это единственная связь с семьёй. Её мужчины пишут, что в ЛНР продолжают стрелять. Она в ответ делится впечатлениями от Рязани.
На наш вопрос о впечатлениях Богдан хвалит рязанские дороги. Его мама уточняет: «Понимаете, у нас-то ямы просто, дырки... Нет дорог. Положили асфальт - а вечером танк проехал, и что там осталось». И добавляет: «Леса у нас тоже такого нет, как у вас. Леса вообще нет, одни палки торчат… Украина же этим ничем не занималась. А ещё мы по-разному чуть говорим, вы правильнее».
Говорим мы с Оксаной одинаково, только говор у неё по-южному мягкий. В понедельник её сын первый раз пошёл в новую школу. Школу, где не надо будет сидеть в подвале из-за обстрела.
Любимый предмет у Богдана — русский язык.
История вторая: как просто можно сойти с ума
Через пару комнат от Оксаны и Богдана разместили ещё одну семью — Юлию с дочкой Настей. Они рассказывают о себе и собирают вещи — переезжают во Владимирскую область. Там у Юлии брат: «У меня папа — украинец, а мама — русская».
Настя смущается, а её мама, укладывая сумки, рассказывает: «Канонады, сирены… Дочка оставалась дома одна, очень боялась. Я с ней уехала сразу, я бы там с ума сошла: женщина знакомая рассказывает, как снаряд с Украины над головой летит, она просто лицом вниз падает на землю и считает, сколько до разрыва. Я сошла бы с ума. У меня сестра с Попасной убегала с детьми, одному три, второму шесть. Они впереди бежали, закрывали головы руками».
В ЛНР обязательно хотят вернуться: «У нас сейчас папа там…».
Именно «их папа» стал для них источником важной новости: когда стало известно, что Россия признала ЛНР и ДНР, Юлия ехала в эвакуацию с дочкой: «Мы ехали, я сообщение от мужа получила. Пишет - вы там телевизор не смотрите? Нас признали, Россия поможет! Мы начали просто танцевать, кричать "Ура!", мы так ждали этого!».
И добавляет: «Люди верят лжи легче, чем правде. А мы же там. Мы же в этом котле варимся… Почему так?».
Перед отъездом к брату Юлия и Настя тоже успели погулять в солотчинском лесу. О нём упоминают сами: «У нас же никуда не выйдешь вот так на природу, кругом растяжки…».
История третья: о рязанских лесах и рязанских людях
Многие собираются в эти дни в холле — там стоит телевизор. Чуть в стороне, у стола администратор вручает пожилому мужчине контейнер для еды. Вполголоса уговаривает: «Ну он говорит, что не хочет — а вы ему бутерброд положите или запеканки, может… Яичко возьмите. Может, поест все-таки. Сейчас не хочет, а потом, может, съест». У соседа мужчины по комнате ампутированы ноги. Он редко ходит в столовую, но каждый старается позаботиться о нём.
Администратор выходит к дверям, спрашивает у людей, как дела, напоминает, чтобы одевались теплее — в феврале у нас прохладно: «Я же сама бабушка. Они меня уж все знают. Хвалят всё, гуляют с удовольствием… Лес вот у нас какой».
Похоже, про лес говорит каждый. А ещё — про людей. Приветливо кивают уже знакомым сотрудникам ПВР, благодарят за помощь. Каждый на вопрос, не нужно ли что-то, благодарит за помощь и отмечает гостеприимство рязанцев.
Психолог, которая работает с эвакуированными, отмечает, что жители ДНР и ЛНР стали спокойней, хотя всё также тревожатся об оставшихся дома родных.
Волонтёры уточняют, что есть и просьбы от эвакуированных. Например, женщины просят помочь им организовать поездку в храм 6 марта. На эту дату выпадает Прощёное воскресенье, последний день перед Великим Постом: «Понимаете, вот мы пообщались — ну они же наши совсем люди. Очень благодарны, как их приняли в России».
И почти те же слова произносит одна из эвакуированных: «Все мы люди. У нас разницы-то никакой… Правда, пока в Рязани мне все встретились люди только хорошие».