Александр Меншиков. Триумфатор при Переволочной и сиятельный вор
А. Меншиков на портрете неизвестного художника. Начало XVIII в.
Как мы помним из предыдущей статьи, после Полтавы Пётр I, принимая шпаги пленных шведских генералов, а затем пируя с ними, забыл отдать приказ о преследовании армии Карла XII. Лишь поздно вечером он все же вспомнил об отступающих шведах, и в погоню за ними были отправлены драгуны Р. Боура и М. Голицына.
На следующий день к ним присоединился Александр Меншиков, которому поручалось общее руководство операцией. Тому, кто возьмёт в плен Карла, был обещан чин генерала и 100 тысяч рублей. Сам Пётр двинулся за шведами 30 июня – во главе Ингерманландского и Астраханского полков.
Невиданная капитуляция шведов у Переволочной
Преследуемые драгунами Меншикова шведы подошли к Днепру.
Путь шведской армии от Полтавы к Переволочной
Карл XII склонялся к тому, чтобы дать ещё один бой, однако находившиеся с ним генералы уговорили его отказаться от этой идеи и переправиться на другой берег.
Генерал Крейц заявил, что, если русские подойдут с одной кавалерией, они отобьются и без Карла. А если подойдет вся Русская армия, не поможет и присутствие короля. Предполагалось, что Карл будет ожидать армию в Очакове, после чего поведет её в Польшу – на соединение с корпусом генерала Крассау и польскими войсками Станислава Лещинского.
В Стокгольм был отправлен приказ провести срочный набор новых рекрутов. 30 июня 1709 года с королём переправились 1 500 казаков и 1 300 шведов, среди которых были генералы Спарре, Лагеркрона, Мейерфельд, Гилленкрок, командир драбантов Хорд, секретарь королевской канцелярии Иоаким Дюбен.
Переправа Карла XII через Днепр
На другой берег перебрались также Мазепа с молодой женой. Часть имущества гетмана утонула, что породило слухи о кладе Мазепы.
Командовать оставленными войсками было поручено генералу Левенгаупту, который был морально сломлен двумя поражениями подряд – у Лесной и при Полтаве. Его настроение совсем упало, когда он поймал забравшегося в его шапку горностая: этого зверька он посчитал символом шведской армии, которая тоже «себя в ловушку завлекла».
Адам Людвиг Левенгаупт
Уже через три часа после переправы Карла XII к Переволочной подошли части Меншикова – драгуны и посаженные на лошадей солдаты Семеновского полка. Их было всего около 9 тысяч человек – против 18 367 шведов. Семёновцы, выстроившись в каре, заняли позиции в центре, драгуны расположились на флангах.
Русские солдаты были чрезвычайно утомлены, выехавший на разведку шведский генерал Крейц утверждал, что и кони, и люди едва стояли на ногах. Менее решительный человек, вероятно, ограничился бы попыткой блокады неприятельского лагеря, однако Меншиков потребовал от шведов немедленной капитуляции.
Часть шведской армии охватила паника, некоторые солдаты бросались в воду, другие – мелкими группами шли сдаваться в плен. Большая же часть армии, по выражению Левенгаупта, «была в отупении» и «у своих знамен оставалось не более половины нижних чинов и офицеров».
Однако нашлись части, готовые вступить в бой: выстроились Дворянский полк Рамсверда, и полк Веннерстедта, драгуны полка Альбедиля заявили, что «сделают все, что в человеческих силах», в ожидании приказа они читали молитвенники, лёжа у оседланных лошадей.
У Левенгаупта была возможность собрать силы, равные 6–7 полкам и отогнать отряд Меншикова. Но он колебался, заразив своей неуверенностью и других командиров. Он даже обратился к офицерам и солдатам с предложением высказать свое мнение о капитуляции.
Надо сказать, что боевой устав шведской армии категорически запрещал сдаваться в плен, и потому многие пришли к выводу, что ситуация безнадежна.
«Окончательное разбитие шведов у Переволочны». Гравюра Лармессена с картины Мартена-младшего
Согласно составленному договору о капитуляции, шведы передавали русским оружие, лошадей и обоз: трофеями стали 21 пушка, 2 гаубицы, 8 мортир, 142 знамени и 700 тысяч талеров (часть этих денег принадлежала Мазепе).
Таким образом, общая сумма «призовых денег» после Полтавы и Перевалочной составила 2 миллиона 700 тысяч талеров. Отметим, что при заключении Ништадтского мирного договора Россия в качестве компенсации за приобретённые территории обязалась выплатить Швеции 2 миллиона ефимков.
Рядовым шведской армии было оставлено личное имущество, офицерам, помимо этого, было обещано содержание за счёт царской казны, но они обязаны были сдать драгоценности, золотую и серебряную посуду, дорогие ткани, собольи шубы и шкурки.
Шведские пехотинцы, отдавая честь мушкетами, складывали оружие перед строем Семеновского полка. Кавалеристы проходили перед строем драгун Боура, бросая перед ними на землю литавры, штандарты, шпаги и карабины. Очевидцы вспоминали, что некоторые шведы сдавались с чувством явного облегчения, другие – плакали.
Их генералы и высшие офицеры в это время обедали с Меншиковым, который в данном случае явно подражал поведению Петра I после Полтавы.
Шведский историк Петер Энглунд приводит такие цифры о сдавшихся шведах:
Три генерала – Левенгаупт, Крузе и Крейц.
Офицеров – 983.
Унтер-офицеров и солдат – 12 575 (в том числе 9 151 кавалерист).
Нестроевых – 4 809 человек, в том числе 40 пасторов, 231 музыкант, 945 мастеров разных специальностей, 34 придворных Карла XII и 25 королевских лакеев, а также конюхи, коновалы, писари, фурьеры и другие.
Женщин (жен солдат и офицеров) и детей – 1 657.
Таким образом, число пленных достигает 20 тысяч человек. Позже в Черновцах был взят в плен генерал-квартирмейстер Аксель Гилленкрок.
Запорожцы были признаны изменниками, и на них действие договора не распространялось.
Меншиков стал генерал-фельдмаршалом – вторым в русской армии после Б. П. Шереметева.
Известие о Полтавском поражении казавшейся непобедимой шведской армии поразило Европу. Но ещё более удивительной казалась в высшей степени позорная капитуляция у Перевалочной. Все понимали, что от неудач не застрахована ни одна армия и ни один полководец. Но безвольная сдача почти 20 тысяч вполне боеспособных солдат вдвое уступающему противнику – это уже было чересчур.
Вот, например, что писал о капитуляции шведов английский посол Чарльз Витворт:
«Может быть, в целой истории не найдется подобного примера покорного подчинения судьбе со стороны такого количества регулярных войск».
А вот с каким презрением сообщает о событиях у Переволочной датский посланник Георг Грунд:
«Такое множество вооруженных людей, доходившее до 14–15 тысяч, разделенное на полки и снабженное генералами и офицерами, не посмело обнажить шпаги, но сдалось в плен гораздо более малочисленному врагу. Если их лошади могли нести их, а они сами могли держать в руках шпагу, то каждому кажется – сдаться без боя – это уж слишком».
По военному и политическому престижу Швеции был нанесён поистине страшный удар.
Известие о капитуляции поразило и Карла XII, который писал сестре:
«Левенгаупт поступил противно приказанию и воинскому долгу, самым постыдным образом, и причинил непоправимую потерю… Всегда прежде он выказывал себя с отличнейшей стороны, но на этот раз он, по-видимому, не владел рассудком».
Левенгаупт же утверждал, что больше гнева короля боялся «всеведущего Господа, который сурово спрашивает за намеренное смертоубийство».
К сожалению, впечатление от побед при Полтаве и Переволочной померкло в 1711 году после неудачного Прутского похода Петра I, в котором русский царь повторил все ошибки Русского похода Карла XII. Александр Меншиков в этом походе Петра участия не принимал.
Новые достижения Меншикова в Северной войне
В 1710 году при участии Меншикова была взята Рига, за что датчане наградили его орденом Слона.
Жан Симон Лондини. Портрет князя А. Д. Меншикова, после 1709 г.
В 1711 году Меншиков осаждал Штеттин, но вынужден был отойти, поскольку союзники-датчане не подвезли осадную артиллерию. Этот город он все же захватил в 1712 году. Его передали Пруссии – в обмен на присоединение этой страны к Северному союзу. При этом Меншиков взял от пруссаков взятку в 5 тысяч золотых дукатов, что вызвало гнев Петра I.
В 1713 году герой статьи воевал в Польше, Курляндии и Померании, получил прусский орден Черного Орла. В 1714 году он вернулся в Петербург, где 25 октября получил письмо Ньютона об избрании его членом «Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе».
Кстати, историки уверены, что Меншиков был неграмотным, и единственное, чему научился – ставить свою подпись, да и то очень неразборчивую. При этом он собрал большую библиотеку (возможно, это просто было модным среди приближенных к Петру вельмож) и был куратором петербургской типографии.
Карьера Меншикова, как действующего военачальника после возвращения в Петербург была завершена, но в 1717 году он стал президентом Военной коллегии.
«Верная, но вороватая рука» Петра I
А. Д. Меншиков в 1720-е гг., портрет неизвестного художника
Надо сказать, что Александр Меншиков прославился также и неисправимым воровством. Похоже, что для него красть из казны и брать взятки было так же естественно, как для сороки тащить в свое гнездо блестящие предметы. Он постоянно находился под следствием, порой его бил своей знаменитой дубинкой сам Петр.
Но Меншиков неизменно выходил сухим из воды. К тому же его всегда прикрывала бывшая любовница – Марта Скавронская, ставшая женой Петра I. Однако в 1724 году император все же снял Меншикова с должностей губернатора Петербурга и президента Военной коллегии.
На пике своего могущества Меншиков был крупнейшим землевладельцем Российской империи, количество его крепостных достигало 99 тысяч ревизских душ. Причину снисходительности Петра многие объясняют тем, что у царя и его фаворита были «общие карманы», а дворцы Меншикова использовались для приема послов и проведения ассамблей.
Датский посланник Юст Юль в своих записках утверждает, что значительная часть имущества и денег Меншикова на самом деле принадлежали царю и находились у фаворита «в доверенном управлении». Уже в апреле 1709 года английский посол Уитворт докладывал в Лондон о просьбе Меншикова похлопотать о паспорте для его родственника – Василия Аксенова, и о своем намерении прежде удостовериться, насколько князь «изъявит готовность употребить свое влияние» в лоббировании британских интересов.
Меншикова интересовала и помощь в переводе накопленных средств за рубеж, но, в конечном итоге, он вывел свои капиталы в банки Венеции и Амстердама. Вполне возможно, он действовал по указанию Петра I, который прекрасно понимал, насколько непопулярен он среди своих подданных. Царь не мог рассчитывать на поддержку бояр, которых заставлял учиться, служить, курить табак и носить иноземное платье.
Духовенство порицало его за богохульство и непристойные забавы на «Всешутейшем, всепьянейшем и сумасброднейшем соборе», возмущалось конфискацией колоколов. Простой народ был доведен до нищеты, поскольку, по словам Ключевского, «чтобы защитить отечество от врага, Пётр I опустошил его больше всякого неприятеля».
Ходили слухи о том, что за границей «немцы подменили царя», в подметных письмах Петра называли Антихристом и Аггелом Сатаны. На стороне Петра I был лишь тончайший слой «новых людей» во главе с тем же Меншиковым и служилые иностранцы, которые понимали, что в случае падения этого царя, они первыми «попадут под раздачу».
К тому же Петр не мог забыть Стрелецкий бунт 1682 года, когда на его глазах были убиты Михаил Долгоруков и Артамон Матвеев. Считают, что именно после тех событий у 10-летнего Петра появились нервный тик и приступы эпилепсии, которые беспокоили его на протяжении всей жизни. Через 7 лет, при первом же и ничем не подтвержденном известии об опасности нового бунта в пользу сестры Софьи, он, бросив все, бежал из Преображенского в Троице-Сергиеву Лавру.
В 1698 году, узнав по пути в Венецию о подавлении нового стрелецкого мятежа, Петр срочно вернулся в Россию. Этот бунт уже давно был подавлен Алексеем Шеиным и Федором Ромодановским, виновные жестоко наказаны – никто не мог упрекнуть этих людей в христианском милосердии. Тот же Ромодановский тогда лично обезглавил четырёх бунтовщиков. Однако царь развязал новые масштабные репрессии, приказав казнить более тысячи человек, пятерым из них головы отрубил сам царь Петр.
Страхом перед возможным заговором объясняется и жестокость по отношению к сыну Алексею, для расследования дела которого 20 марта 1718 года и была создана знаменитая «Тайная канцелярия». С 19 июня и до смерти 26 числа этого месяца торжественно «прощенного» отцом царевича жестоко пытали, заставляя называть все новые и имена «сообщников».
В общем, Петр I действительно вполне мог подстраховаться на случай возможного бегства из страны, переведя с помощью Меншикова часть средств в иностранные банки.
Любопытно, что члены Верховного совета прекрасно знали о «высоких» финансовых отношениях Петра I и Меншикова. Франсуа Гийом Вильбоа сообщает:
«В описях имения и бумаг Меншикова нашли, что у него находились значительные суммы в банках Амстердамском и Венецианском. Русские министры неоднократно требовали выдачи сих сумм на том основании, что всё имение Меншикова принадлежало правительству русскому… Но требования не были исполнены, ибо директоры банков, строго следуя правилам своих заведений, отказывались отдать капиталы кому бы то ни было, кроме того, кто положил их».
С огромным трудом эти средства удалось возвратить в Россию во время правления Анны Иоанновны.
Любовный треугольник
За годы Северной войны в русском плену оказались примерно 250 тысяч человек различных национальностей. Это были и военнослужащие, и «некомбатанты» – кузнецы, плотники, коновалы, прачки и прочие. Одним из самых ценных (с точки зрения Петра I) «трофеев» оказалась портомоя Марта Скавронская. Вначале она «ублажала солдат под телегой», но затем в Мариенбурге на неё обратил внимание граф Б. Шереметев (по другим данным – генерал Р. Боур). Затем ее забрал к себе Александр Меншиков.
Франц Вильбоа в книге «Рассказы о российском дворе» сообщает, что знакомство царя с 19-летней Мартой состоялось осенью 1703 года, и за «ночь любви» царь честно заплатил 10 франков (половину луидора). Сведения Вильбоа заслуживают внимания, так как он был женат на старшей дочери пастора Глюка, в семье которого воспитывалась будущая императрица. И был шафером на свадьбе Петра и Екатерины.
Francois Guillemot de Villebois на портрете неизвестного художника. В России его называли Никитой Петровичем
После этого Марта еще два года находилась в услужении у Меншикова, но периодически ее навещал и Петр. И потому неизвестно, от кого именно она родила в 1704 и 1705 году двух мальчиков – Петра и Павла, умерших в младенческом возрасте.
Но в 1705 году Петр I все-таки решил забрать её к себе, поселив в усадьбе своей сестры Натальи (в селе Преображенском). В 1707 или 1708 году она была обращена в православие, причем крёстным отцом стал царский сын Алексей, от которого она получила отчество. А с 1709 года Екатерина уже практически неотлучно находилась при Петре.
Дело в том, что только она умела снимать и облегчать какие-то приступы, во время которых Петр катался по полу, кричал от головной боли и порой терял зрение. Екатерина укладывала его голову на свои колени и гладила по волосам. Когда царь успокаивался, она неподвижно сидела 2–3 часа. Иногда эти припадки удавалось предотвратить: заметив судорожные подёргивания углов рта Петра, придворные звали Екатерину, которая разговаривала с ним и гладила по голове.
В 1711 году состоялось тайное венчание Петра и Екатерины, в 1712 году они венчались уже официально. В декабре 1721 года Екатерина была провозглашена императрицей, в мае 1724 года – коронована. Во время церемонии коронации Меншиков стоял по правую руку от Петра.
А. Зубов. Императрица Екатерина I в окружении медальонов с портретами русских царей, 1725 г.
Но Екатерина завела любовника, которым стал не кто-нибудь, а Виллем (Вильгельм) Монс, бывший адъютант царя и брат знаменитой фаворитки Петра I. Анна Монс была любовницей царя на протяжении более 10 лет, известие о её связи с саксонским посланником Кенигсеком привело Петра в ярость, фаворитка на 2 года была помещена под домашний арест, ей запрещалось даже ходить в церковь.
Когда посол Пруссии Георг-Иоанн фон Кейзерлинг обратился к Петру I за разрешением на брак с Анной, российский монарх и верный Меншиков просто спустили его с лестницы, что вызвало дипломатический скандал.
И вот теперь Петру «наставил рога» родной брат Анны. Виллем Монс был казнен, его отрубленная голова, помещенная в сосуд со спиртом, была поставлена в спальне Екатерины. Это не анекдот: в конце XVIII века эту голову (а также голову любовницы Петра I Марии Гамильтон) обнаружила курировавшая Академию наук Екатерина Дашкова.
Екатерина II, которая, видимо, очень порадовалась тому обстоятельству, что ее мужем был Петр Третий, а не Первый, приказала эти головы закопать в подвале.
Что касается Петра I и Екатерины, император тогда охладел к жене, помирились они лишь незадолго до смерти императора.
В следующей статье будет рассказано о том, как на российский престол была возведена жена Петра I Екатерина, о пике карьеры Александра Меншикова, падении этого временщика, а также о судьбе некоторых потомков этого незаурядного человека.