Царевич Алексей — горе от большого ума. В чём трагедия сына Петра Великого?

305 лет назад, 11 февраля 1718 года, в Москву был доставлен сын царя Петра I, царевич Алексей, бежавший за границу двумя годами ранее. Через три дня после предварительной беседы Алексея с отцом начнёт раскручиваться «розыск» по делу царевича.

«Вы увидите в нём что-то недоброе»

Можно биться об заклад: первым, что придёт в голову всем нашим соотечественникам в связи с воспоминанием об этом событии, будет известная картина русского живописца Николая Ге «Царь Пётр допрашивает царевича Алексея в Петергофе». Что логично — в своё время это полотно склонило создателей классического советского фильма 1938 года «Пётр I» именно к такой трактовке образа царевича. Алексея там сыграл актёр Николай Черкасов, похожий на персонажа картины Ге, что называется, до степени смешения. Узколицый, узкоплечий, субтильный, но весьма высокий, да ещё и с высоченным лбом — попадание стопроцентное.

Судя по всему, и режиссёра, и актёра вдохновляла не только внешняя сторона. Они явно были знакомы с комментарием историка Николая Костомарова, приятеля Ге, который был в восторге от картины: «Художник изобразил безукоризненно мастерски этого царевича. Тупоумие, мелкая трусость, умственная и телесная лень, грубая животность видны в его чертах... Вглядитесь повнимательнее в эти черты, и вы увидите в них что-то недоброе, лживое, лукавое. Это человек, забитый деспотизмом, но всегда желающий деспотствовать над другими».

В итоге в нашем сознании крепко прописался именно такой царевич Алексей — ленивый, необразованный, лживый, двуличный, да ко всему прочему ещё и небольшого ума, поскольку так и не смог понять, зачем его отец затеял модернизацию страны. После знакомства с таким Алексеем охотно веришь, например, тому, что он только и делал, что якшался с юродивыми да кликушами и лелеял мечту о возврате к «тихим старомосковским временам». Или, как говорила на «розыске» его любовница Ефросинья Фёдорова: «Да он же, царевич, говаривал, когда он будет государем, и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит простой город; также и корабли оставит и держать их не будет; а и войска де станет держать только для обороны, жить же будет зимой в Москве, а летом в Ярославле...»

Если к этому добавить «Объявление сыну моему» — документ, врученный Петром царевичу Алексею в 1715 году — то впечатление будет просто убийственным. "Не имея охоты, ни в чём не обучаешься и не знаешь дел воинских. А не зная, как повелевать сможешь, и как доброму доброе воздать, и нерадивого наказать, не зная сил их в деле? Какого злого нрава ты исполнен! Сколь много за сие тебя бранивал и бивал, но всё даром, и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться...«

«Стремится побольше узнать и всему научиться»

Впору хвататься за голову. Царевичу уже 25 лет, а он ничему не научился, ничего не умеет... Да такой же погубит всё! Картина безрадостная.

И — лживая. Реальный царевич Алексей совсем не похож на этот образ. Для начала — внешность. Граф Генрих Вильгельм Вильчек, в 1709 году чрезвычайный посол Вены при дворе Петра I, оставил любопытный документ — «Описание внешности и умственного склада царского сына и наследника престола». Вот что там значится: «Росту он скорее среднего, не слишком высокого; плечи и грудь широкие, в талии узок, размер ноги также небольшой. Лицо продолговатое, лоб высокий и довольно широкий, губы и нос пропорциональные».

Теперь — умственные данные и способность к обучению: «Царевич прилично выучил немецкий язык, неплохо говорит на нём, все понимает, письма к своему царственному родителю пишет исключительно по-немецки. Также он владеет и польским языком... После полудня к нему приходит обер-инженер Кулон для обучения царевича военным наукам, математике и географии. В этих занятиях проходит от двух до трёх часов, причем главное внимание уделено фортификации и навигации... Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться. Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума».

Невежественный и ленивый «любитель кликуш, юродивых и старомосковских обычаев» испаряется. Вместо него появляется умный, целеустремлённый наследник престола, который владеет несколькими языками, жадно глотает знания и, ко всему прочему, неплохо разбирается в «делах воинских». Во всяком случае, с 1707 года царевич на практике занимается крайне важными «делами воинскими». Ожидая нападения Карла XII на Россию, Пётр поручает сыну сразу несколько серьёзных дел.

Во-первых, он под Смоленском подготавливает склады продовольствия для действующей армии.

Во-вторых, поскольку считалось, что главный удар Карл нанесёт в направлении Москвы, царевич возглавляет работы по созданию своего рода «Московского укрепрайона».

В-третьих, занимается формированием пополнения, в частности, драгунских соединений. Более того — в январе 1709 года лично ведёт пять драгунских полков «на Украйну», где Пётр готовится дать шведам знаменитую трёпку под Полтавой. И справляется с этим превосходно: "Царевич привёл с собою пять полков, которые он сам набрал, устроил и учил в Москве. Его Царское Величество так был тем доволен, что публично показал сыну искренние знаки отеческой любви...«.

Трагедия отца и сына

Так почему же Петру понадобилось устранить такого перспективного наследника? И мог ли Алексей в самом деле мечтать о возвращении «уютной старомосковской старины»?

Нет, не мог. И не мечтал. И с пути модернизации сворачивать не собирался. Просто имел на всё это свой взгляд и свою стратегию, отличающуюся от стратегии Петра. А поскольку царевич явно был способен провести эту стратегию самостоятельно, это вызвало у Петра серьёзные опасения. Не «невежество и леность ума» наследника пугали Петра. Напротив — его ум, энергия и способность, если потребуется, свергнуть родителя.

Тут, конечно, неминуемо возникает непростой вопрос о страшном выборе Петра, который, по сути, принёс в жертву собственного сына. Ответить на него поможет Великий князь Александр Михайлович, внук Николая I. Будучи в эмиграции, он восхищался размахом государственного строительства, которое большевики вели в СССР — динамика первых пятилеток напоминала ему стиль Петра I. О чём князь и упомянул в ходе своей лекции и последующих дебатов в Клубе Армии и Флота США. Ему, разумеется, тут же подпустили остроумную по мнению американцев шпильку: «Странно слышать такие речи от человека, чьих братьев расстреляли большевики!» На что получили ответ, наиболее полно объясняющий трагедию царя Петра и царевича Алексея: «Мы, Романовы, вообще странная семья. Величайший из нас убил собственного сына за то, что тот попытался вмешаться в выполнение его пятилетнего плана...»