XVIII век историки называют временем остывания страстей: ушли в прошлое ужасы религиозных войн, когда целые провинции обезлюдели, «люди жили в лесах, а волки – в сёлах, протестант резал католика за гнилую брюкву, а католик – протестанта за худые сапоги», – вспоминал хронист.

Религиозные войны и фанатизм остались в прошлом, армии стали компактными и профессиональными, офицеры – это в основном дворяне, которые видели в войне путь к славе, а в противнике – таких же дворян, солдатам просто-напросто не за что ненавидеть противника, а как следствие прилагать особые усилия ради победы над ним.

Единственное исключение – это появление харизматичного военачальника, способного зажечь армию на сверхусилия яркой фразеологией: «Ваши имена навечно войдут… ваши знамёна покроются… - и да, город я отдаю вам до утра!»

Но жестокость явно сокращалась, население не вырезалось подчистую, к пленным относились достаточно корректно: господ офицеров могли отпустить под честное слово на свободу, если те обещали не бежать, чтобы участвовать в новой битве. Но нужно сразу оговориться: это не касалось русских.

Шведы: благодарственная служба после битвы. Художник Г. Седерстрём

Самый яркий пример такого двойного стандарта – неудачная для саксонцев и присланного им в поддержку русского корпуса битва при Фрауштадте в 1706 г. Битва началась с катастрофы: швейцарские и французские наёмники, воевавшие на стороне саксонцев, просто перешли на сторону шведов – условия у тех показались привлекательнее, в самом начале сражения командующий саксонцами полковник фон дер Гольц со всем штабом сдался шведам, а король Август с 15-тысячным отрядом кавалерии ускакал в Краков, бросив русских. С точки зрения европейцев это понятно: если джентльмену не нравится расклад карт в игре, он игру оставляет и ждёт подходящего расклада. Но Август оставил почти 6 тысяч русских пехотинцев.

Корпус сражался до темноты, уже ночью командир корпуса полковник русской службы Самуил фон Ренцель повёл уцелевших в штыки на прорыв, в конце концов полковник вывел к своим более 1 900 русских.

Судьба остальных была трагична. Пленных, в основном израненных, окружили, после чего отделили и пощадили саксонцев. Капитан русской службы шотландец Томас Аргайль обратился к шведскому полководцу с призывам вспомнить человечность и правила ведения боевых действий, но Реншельд ответил, что «ни человечность, ни законы войны не распространяются на животных, каковыми были, есть и останутся русские».

«Трупы лежали в три слоя, размочаленные шведскими штыками, – пишет современный шведский историк Петер Энглунд. – Часть объятых ужасом русских, пытаясь избежать такой судьбы, выворачивали свои мундиры наизнанку, красной подкладкой наружу, чтобы таким образом сойти за саксонцев». Но хитрость раскусили и, как вспоминал другой участник сражения, «узнавши, что они русские, генерал Реншельд велел вывести их перед строем и каждому прострелить голову…»

Нужно обязательно вспомнить, что нескольким офицерам-немцам, служившим в русской армии, шведы предложили выйти за кольцо окружения, но эти немцы гордо ответили: «Мы все здесь русские!» – и разделили судьбу своих солдат.

Очевидцы говорят о том, что под шведскими штыками погибло около пятисот русских. Тот же историк говорит: «В битве при Фрауштадте обнаружилась непонятная, истинно звериная жестокость шведов именно относительно русских».

Карл ХІІ не был возмущён убийством пленных – Реншельд был удостоен графского титула и звания фельдмаршала.

Не было ещё никаких гитлеров, никаких никаких теорий о высшей расе, но шведский полководец знал, что русских нужно истреблять – мы для них другие, чем-то очень опасные, от нас нужно избавляться.

После Полтавы Реншельд был взят в плен – Пётр повелел вернуть ему шпагу и поднял бокал за учителей. Как вы думаете, мы такие гуманисты – или такие забывчивые?