Русские поэты (эссе)

«Люблю тебя, Петра творенье…»

Когда через прорубленное Петром I «окно в Европу» в Россию хлынули достижения европейской культуры, именно Пушкин, по мнению доктора философских наук, профессора Валентины Федотовой, смог переосмыслить, обогатить и показать на этом масштабном фоне огромный потенциал русской национальной культуры.
Особенно зримо это видно в его гениальной поэме «Медный всадник»:

…Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой её гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса... 

Известные критики обращались и обращаются к «Медному всаднику» в переломные моменты русской истории. 

«Восстань, певец, пророк Свободы!..» 

В 1821-1822 годах лицейский товарищ Пушкина Вильгельм Карлович Кюхельбекер служил на Кавказе при генерале А. П. Ермолове. Здесь возобновилось его знакомство с Александром Сергеевичем Грибоедовым. 
«Между ними сказалось полное единство взглядов, – пишет Юрий Тынянов, – тот же патриотизм, то же сознание мелочности лирической поэзии, не соответствующей великим задачам, наконец, интерес к драме».
Разборчивый на знакомства Грибоедов угадал в Кюхельбекере недюжинную натуру и собрата-поэта. 
Будущий декабрист, как явствует из его же собственных слов, видел, как создается «Горе от ума», и даже был первым, кому автор комедии «читал каждое отдельное явление непосредственно после того, как оно было написано». 
Черты Кюхельбекера Ю.Н. Тынянов, может быть, несколько увлекаясь, усматривает в Чацком.
Удивительная личность Грибоедова оказала огромное влияние: на всё творчество Кюхельбекера. Их тесное общение переросло «в творческую дружбу, а со стороны Кюхельбекера и в поклонение, длящееся всю жизнь». 
Вильгельм Карлович увлёкся Шекспиром и начинает критически относиться к Жуковскому. 
В это же время он обращается к оде, противопоставляя ее высокую гражданственность камерности элегии. 
Внимательное прочтение Библии и интерес к библейским сюжетам привносят новый аспект в понимание места и назначения поэта в обществе. Теперь поэт воспринимается им как пророк. 
В стихах Кюхельбекера появляется образ поэта-пророка, пробуждаемого гласом бога: 
Восстань, певец, пророк Свободы!.. 
Через четыре года появился пушкинский «Пророк». Не исключено, что с ориентацией на эти строки.

«Не позволяй душе лениться!»

В 1955 году у поэта случился первый инфаркт, но он упорно продолжал каждодневный труд. 
Перед своей кончиной Заболоцкий смотрел вечером фильм «Летят журавли».
А утром, 14 октября 1958 года, Заболоцкий умер от второго инфаркта. Больное сердце поэта остановилось навсегда. Николаю Алексеевичу было всего 55.
И душа поэта, быть может, мгновенно поднялась к облакам – одному из прекрасных образов его поэзии.
И её, душу новопреставленного раба Божия Николая, как собрата-журавля с радостью принял гамзатовский журавлиный клин.
Принял как защитника великого русского слова, без которого наше Отечество давно бы перестало существовать.
В некрологе его впервые публично назвали «большим русским поэтом». Заболоцкий удостоился чести быть похороненным на Новодевичьем кладбище.
...Чувствуя приближение смерти, Заболоцкий составил свод своих произведений для будущего собрания сочинений, уничтожив тексты шуточных стихотворений и поэм.
В 1957-м он подготовил и выпустил в свет книгу – «Стихотворения» – наиболее полный его прижизненный сборник, куда вошли 64 стихотворения и избранные переводы.
В этом сборнике были опубликованы и стихи, которые через двадцать лет, в 1977-м, стали песнями Андрея Петрова «Обрываются речи влюблённых» и «Облетают последние маки» в кинофильме Эльдара Рязанова «Служебный роман». После выхода на экраны страны этого кинофильма их запела вся страна, правда, не обратив внимания на автора слов.
Вот уж поистине: нет пророка в своём отечестве. А ведь Чуковский, любитель и исследователь Некрасова, в своё время дал высокую оценку поэзии Заболоцкого, почувствовав в его поздних стихах что-то близкое классицистической гражданственности XIX века.
Прочитав последнюю, четвёртую его книгу, Чуковский написал 5 июня 1957 года Николаю Алексеевичу такое восторженное письмо:
«Пишу Вам с той почтительной робостью, с какой писал бы Тютчеву или Державину. Для меня нет никакого сомнения, что автор «Журавлей», «Лебедя», «Уступи мне, скворец, уголок», «Неудачника», «Актрисы», «Человеческих лиц», «Утра», «Лесного озера», «Слепого», «В кино», «Ходоков», «Некрасивой девочки», «Я не ищу гармонии в природе» – подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре (может быть, даже против воли) придётся гордиться, как одним из высочайших своих достижений. Кое-кому из нынешних эти мои строки покажутся опрометчивой и грубой ошибкой, но я отвечаю за них всем своим семидесятилетним читательским опытом».
А последнее из написанных Заболоцким стихотворений – «Не позволяй душе лениться...» (1958) – стало его поэтическим завещанием:

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Гони её от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в чёрном теле
И не снимай с неё узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвёт.

А ты хватай её за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
 
Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

И ещё после кончины Николая Алексеевича на его письменном столе близкие увидели лист бумаги. На нём были выведены чёткими буквами лишь три слова:
«Пастухи, животные, Ангелы».
И слово «Ангелы» – не самое ли важное, что успел запечатлеть в отечестве земном перед уходом в жизнь вечную поэт?!
...Плывут и плывут в небе облака.
Плывут над бескрайними просторами России, воспетыми Пушкиным и Блоком, Лермонтовым и Есениным, Некрасовым и Арсением Тарковским, Тютчевым и Заболоцким...
Плывут и плывут в небе облака – из прошлого через настоящее в Вечность. Одно из них, может, душа поэта.
Душа – Заболоцкого!
Словно напоминание для нас: несмотря ни на что, нужно двигаться.
К своей мечте.
К совершенству...

«И мы сохраним тебя, русская речь…»

Вспоминаю бессмертные строки Анны Андреевны Ахматовой: 

Мы знаем, что' ныне лежит на весах
И что' совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах.
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова, –
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки! 

Написанное Ахматовой в годы Ленинградской блокады «Мужество», призывает нас и теперь к мужеству.
Горько, что русские люди ещё больше, нежели при жизни великого русского поэта, разделены государственными границами.
Горько, что русские люди, живя в условиях «необъявленной войны», «фронта без линии фронта», рискуют потерять «Великое русское слово» и у своих родных очагов.
Но, выстояв на трёх великих полях – Прохоровом, Бородинском, Куликовом, в Полтавской битве, а ранее в Ледовом сражении – взгляд в глубины Отечественной Истории можно продолжать и продолжать! – выстояв в блокаду, неужто, не выстоим сегодня?!

Поэт-евразиец 

Перечитываю переводы Арсения Александровича Тарковского.
Перечитываю и его книги стихов – и те, с которыми познакомился когда-то в университете, и все последующие: «Стихотворения» (1974), «Зимний день» (1980), «Избранное» (1982), «Стихи разных лет» (1983), «От юности до старости» (1987) и «Быть самим собой» (1987)... 
За последнюю свою книгу он был посмертно награждён Государственной премией СССР (1989).
Непростая судьба Арсения Тарковского в конечном счёте – это триумф победителя, не дошедшего во время Великой Отечественной до Берлина (он служил военным корреспондентом, его стихи и статьи вдохновляли солдат). Ведь лишившийся из-за тяжелого ранения на фронте ноги, этот вроде бы немощный, но сильный духом человек дошёл в мирное время до самых глубин сердец читателей разных национальностей – и своими стихами, и своими переводами, за что к боевым наградам Арсения Александровича добавилась и награда за труд литературный – в 1977 году в связи с 70-летием поэта он был награждён орденом Дружбы народов. 
И к нему можно отнести строки поэта-фронтовика Алексея Недогонова (1914—1948), обратившегося в поэме «Флаг над сельсоветом» к судьбам поколения, вернувшегося с фронта: «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд…».
…Поэт-евразиец, Арсений Тарковский сшивал пером, словно ткач иглой, огромное духовное пространство, разорванное, увы, в постсоветское время. 
Сужается ареал распространения русского языка. 
Латиница теснит кириллицу, словно подыгрывая и Западу с его НАТОвскими ракетами, направленными на нас, и пантюркистскому Востоку во главе с Турцией.
Пришло время нам, русским, по судьбе своим евразийцам собирать камни. 
Собирать вместе с другими народами, кому дороги наша некогда общая история и культурный диалог, продолжающийся столетиями.
Где ключ от двери в наше общее будущее? 
Не художественные ли переводы, которые, словно семя, посеянные такими мастерами слова, как Тарковский, должны дать добрые всходы – в наших сердцах?!