Всем спасибо!
0
124
Дорогие мои, спасибо вам за поздравления, за добрые слова, за хорошее отношение. В этом году, наверное, в связи с юбилеем, и на сайте Яблока поставили некий текст, содержащий поздравление и очень лестную оценку моей скромной особы. 30-го и 31-го с утра до поздней ночи телефон не умолкал. Я не успевала положить трубку на стол, как раздавался новый звонок. В выпавшую минуту молчания я разогрела тарелку супа и надеялась съесть его горячим. Но не получилось, съела три ложки, раздался звонок… Я доедала суп совершенно холодным. В 0 часов позвонил яблочник Илья Холодняк и сказал: «Извините за столь поздний звонок, но все время было занято». И после Ильи был еще один звонок. Казалось бы, все это должно меня только радовать – я и радуюсь, но при этом еще испытываю большую неловкость, огромную. Я чувствую себя самозванкой. Это всё не про меня. Получается, что я всех обманула. Не хотела обманывать, но обманула. Я совсем не тот человек, за кого вы меня принимаете. Это вообще удивительно… Моя мама всегда говорила, что мне свойственна «неуместная откровенность». Что нельзя так о себе все рассказывать, что люди так не живут, кишками наружу, да это и неприлично. Я доверяла маме: раз она так говорит, значит, так оно и есть. Но я не могла себя изменить. А потом я прочла у Ромена Роллана… Я хочу вам объяснить, что в мое время Ромен Роллан был очень популярным и очень любимым писателем. Он был другом Советского Союза, и поэтому его всего перевели и много издавали. Мы его знали не хуже, чем русских классиков, и любили. Так вот, Ромен Роллан сказал, что искренность – это дар, такой же редкий и ценный, как художнический дар. Я прочла это, маме прочла вслух – и успокоилась. Значит, мне не нужно в себе ничего менять. В следующий раз мама начала было мне выговаривать, сказала: «Лина, ну зачем ты рассказала… Ах, да, у тебя же дар!» И вот с этим даром неуместной искренности я все-таки ухитрилась всех обмануть. Я всегда считала, что в собственном тексте спрятаться невозможно. Если даже человек захочет выдать себя за кого-то другого, будет очень стараться, то все равно правда вылезет. А у меня, получается, не вылезла, хотя я обманывать не старалась.
Я хочу рассказать о себе правду. Я человек обыкновенный, среднестатистический. Вот вы пишете в комментариях: «христианство», «человечность» - все это во мне есть в пределах среднестатистической нормы, не больше, чем у большинства людей. Я человек очень простой, может быть, даже примитивный. Я вся на вербальном уровне, начинаюсь с него, меня всю можно рассказать словами, во мне нет загадки. Вот моя дочь совсем другая, она человек с нутром. Это было ясно, даже когда ей было три года. И я ее за это очень уважаю. Она настоящая Тареева. Тареевы – люди глубокие, до дна не доберешься.
Не то чтобы я была плохим человеком, я как раз то, что называется «хороший человек». Типичный среднестатистический хороший человек, но ничего особо хорошего в это понятие не вкладывается. Я вроде бы не сделала никому ничего плохого, но я упустила множество возможностей сделать хорошее. Говорят, «благими намерениями устлана дорога в ад». Вот значительная часть этого дорожного покрытия состоит из моих намерений. Есть люди, у которых благих намерений нет, с таких и спросу нет. И получается, «дорога в ад» - это тоже не про них. А у меня они есть, но часто остаются только намерениями. Сейчас, когда я подвожу итоги своей жизни, я вспоминаю об этом со жгучим стыдом.
Расскажу вам самый вопиющий случай. Когда Лена окончила пятый класс, мы с ней поехали отдыхать в город Пирятин Полтавской области. Я рассказывала в нашем ЖЖ об этой поездке. Когда Лене было три года, она говорила на трех языках: русском, украинском и польском, причем не путала и не смешивала языки. Она на каждом языке говорила чисто, переходя с языка на язык, в зависимости от языка собеседника. А в 4,5 года она переехала в Москву, и постепенно украинский и польский языки забылись. Я хотела в Пирятине погрузить ее в украинский язык, чтобы она его вспомнила. В Пирятине мы сняли комнату в доме, где жила приятная женщина-хозяйка с дочерью. Дочь в том году закончила школу с золотой медалью и была беременна. Со своим аттестатом она могла бы без экзаменов поступить в любой вуз, но вот забеременела. Отец ребенка, ее одноклассник, узнал о беременности и перестал с ней разговаривать, обходил ее стороной. Пирятин – маленький город, где все всё про всех знают, и эта беременность была позором. Девочка никуда из дома не выходила. Люди они были бедные – и непонятно было, на какие деньги содержать ребенка. Мне было очень жалко эту девочку, отличниц я особенно люблю. Когда мы вернулись в Москву, я решила послать этой девочке приданое для малыша и все купила. Купить-купила, но пойти на почту, купить посылочный ящик и отправить посылку не выбрала время, руки не дошли. Много лет спустя я принесла это приданое в храм Козьмы и Дамиана в Столешниковом переулке, там собирают вещи для бедных, и там я как раз застала женщину с грудным ребенком, которая собиралась ехать на послушание в Соловецкий монастырь. Я все отдала ей. Она говорила, что тут очень много, может, поделиться с кем-нибудь, но взяла. У меня есть еще одна такая неотправленная посылка, не стану о ней подробно рассказывать.
А вот одну посылку я собрала, в ящик уложила и закрыла, но она не дошла до адресата уже не по моей вине. Это забавный случай, и я хочу его вам рассказать. Как-то, дело было, кажется, в 1985 году, какие-то деятели из ЦК ВЛКСМ по телевизору обратились к телезрителям. Они рассказали о том, что в колонии для малолетних правонарушителей сидят эти самые малолетние правонарушители, и они дети из неблагополучных семей, у многих родители лишены родительских прав, и этих детей никто не навещает, не носит передач, не шлет посылок. Деятели из ЦК ВЛКСМ призвали телезрителей собрать посылки для этих ребят и привезти в здание ЦК ВЛКСМ, в дом 4 по Комсомольскому переулку, если я правильно помню адрес. Этот рассказ о малолетних правонарушителях болью отозвался в моем сердце. Я купила самый большой посылочный ящик и собрала посылку с любовью как для своего родного ребенка. Там было мясо в виде тушенки, языка в желе и сырокопченой колбасы, рыба в виде рыбных консервов и воблы, плавленый сыр… Тогда в продаже был плавленый сыр в 250-граммовых металлических консервных банках, очень вкусный, он появился в продаже и вскоре исчез. Я положила в посылку две банки такого сыра. Еще положила большую металлическую банку компота из ананасов, вафельно-шоколадный торт, шоколад, зефир, пастилу, мармелад и прочие конфеты и всякие сладости, которые могут выдержать транспортировку. Закрыла ящик, с трудом сволокла его с лестницы и возле подъезда поймала такси. Таксист довез меня до здания ВЛКСМ и помог донести ящик. Я ему объяснила, что в ящике и для кого, и он с удовольствием принял участие в благотворительности. Я спросила у вахтеров, куда нести посылку, они сказали, что на второй этаж и назвали номер комнаты, при этом как-то странно улыбаясь. Мы с таксистом понесли ящик в указанную комнату. Там за двумя столами сидели два комсомольских деятеля, а по комнате в беспорядке были разбросаны пачки печенья, коробки с сахаром и т.п. Валялись не запакованные, в беспорядке, это показалось мне странным. Я поставила свой ящик, деятели спросили меня, не хочу ли я поехать в колонию пообщаться с ребятами, раздать гостинцы. Я сказала, что я для этой роли не самый подходящий человек, но если они не найдут никого более подходящего, то пусть позвонят мне, я поеду, – и оставила свой номер телефона. Мне не позвонили. У меня почему-то есть большие сомнения в том, что посылка дошла до адресата. Если не дошла, то это Бог меня наказал за неотправленные посылки.
Мне всегда была свойственна рефлексия, а теперь и вовсе рефлексия заедает и разъедает, я ведь подвожу итоги. Я было начала писать историю России XX века и не оставила этого намерения, собираюсь продолжить и закончить. Но вместо того, чтобы разбираться в истории России, разбираюсь сама с собой – и никак не разберусь. Я сама с собой всю жизнь в очень сложных отношениях. У меня что-то вроде раздвоения личности. Я живу и сама за собой наблюдаю. Мне интересно, как эта Лина справится с той или иной ситуацией. Если меня поведут на эшафот, я, наверное, буду бояться казни, но буду с интересом наблюдать, может ли эта Лина в такой ситуации держаться достойно.
Еще хочу рассказать, есть ли жизнь после 90 лет и что это за жизнь. Я уже писала, что трагедия не в том, что тебе много лет, а в том, что ты никак не можешь состариться, возраст тела и возраст души находятся в непримиримом противоречии. Душа, какая была в 19 лет, такая и осталась, не изменилось ничего. Те же интересы и желания, те же страсти-мордасти по-прежнему разбирают меня. И про любовь я все понимаю, как понимала раньше, и мне это так же важно и интересно. Впрочем, я об этом, кажется, рассказывала. Разница в том, что я с игрового поля как бы перешла на трибуны болельщиков. На поле я была игроком не очень сильным, скорее, даже слабым, но болельщик я выдающийся. Я понимаю все, что происходит на поле, ведь со стороны виднее, и даю хорошие советы. Мои юные друзья рассказывают мне о своей жизни, о своей любви с такими деталями и подробностями, с какими в мое время человек сам с собой не говорил, а теперь это проговаривается и обсуждается. Я выслушиваю, даю советы, причем всегда удачные, меня за эти советы благодарят.
Я хочу сказать, что у меня ощущение такое, будто мою юную прекрасную душу поместили в тело старой черепахи. Это тело мне мешает, стесняет меня, дышать свободно не дает, но вырваться из него невозможно. Вот так я и живу. Главное в моей жизни сегодня – это все-таки подведение итогов. Что такое была моя жизнь и я сама. Мысли об этом не дают спать. Я смотрю по телевизору попсу голимую до трех часов ночи, чтобы устать и свалиться в постель и заснуть, не думать. Но это редко получается. А когда я ложусь спать со своими мыслями, то никакое снотворное меня не берет. При бессоннице люди считают, как говорила Рина Зеленая: «Если не спится, считают до трех, максимум до полчетвертого». А я при бессоннице даю себе задание – перечислить всех американских писателей, всех английских, французских, немецких. Американских насчитала 40, английских – 38, немецких – 20, французских оказалось так много, что я решила считать писателей на каждую букву алфавита, всех писателей на букву А, букву Б, и т.д. Но больше всего мне нравится считать русских писателей. Здесь я даю себе задание назвать десять писателей на каждую букву алфавита. И представьте, на букву Б я набрала десять только гениальных поэтов – и еще четыре не гениальных.
Но не буду занимать ваше внимание мелочами моей стариковской жизни, я и так уже бессовестно пользуюсь вашей добротой.