Что случалось с женщинами из Красной Армии в плену у немцев?

“Её ударили в лицо. И прекрасно, пусть все видят. Здоровые немецкие офицеры бьют пленную, бьют женщину: израненную, еле стоящую на простреленных ногах. Потом заставили идти к машине. Каждый шаг вызывал обморочную боль. Она вскрикивала, стонала, и вместо слёз крупные капли пота катились по лицу. Трое немцев подняли её в кузов. “Прощайте, товарищи!” — крикнула она, уверенная, что это последний её путь. Но путь её только начинался”. В повести советского писателя Даниила Гранина “Клавдия Вилор” (опубликована в 1976 году) подробно описываются мучения 35-летней женщины-политрука, захваченной в бою солдатами вермахта. Пожалуй, это был первый случай, когда раскрыли жестокую правду о том, каково приходилось нашим женщинам в плену. Да и сейчас подобная тема — по большей части табу. Про тяжкую долю мужчин-красноармейцев в лагерях у врага рассказано многое, про девушек — совсем чуть-чуть. А ведь представительниц “слабого пола” на фронтах Великой Отечественной сражалось более чем достаточно — и медсёстры, и врачи, и связистки, и снайперы, и зенитчицы, и лётчицы. До сих пор сравнительно мало известно — через что им пришлось пройти, оказавшись в плену у немцев…

С 1941 по 1945 годы в Красной Армии служили 800 тысяч женщин (из них 80 000 — в офицерском звании). Командование Третьего рейха с самого начала войны не признало их полноправными “комбатантами”, приравняв к партизанам (в нацистской терминологии — “лесным бандитам и террористам”). На девушек не распространялись даже те жалкие правила отношения к военнопленным, которые немцы хотя бы изредка соблюдали в случае захвата мужчин-красноармейцев. Например, насчёт 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка (получившего от нацистов прозвище “ночные ведьмы” и состоявшего из женщин) был выпущен специальный приказ: “в случае спуска на парашюте лётчиц противника в плен не брать”. До 1944 года в частях вермахта действовал приказ о немедленном расстреле на месте комиссаров и политруков, а также “женщин в военной форме”. Таким образом, тысячи гражданок СССР стали жертвами расправ прямо на поле боя. И ладно бы ещё просто расстрел! Над многими девушками перед тем, как убить, глумились, их мучили и пытали. Сохранились свидетельства бойцов РККА, во время наступления под Москвой в декабре 1941-го обнаруживших трупы военнослужащих-женщин, ранее захваченных в плен немцами. У большинства погибших были исполосованы ножами и штыками тела, у некоторых отрезана грудь и выколоты глаза.

Ещё хуже приходилось “слабому полу” из СССР в нацистских концлагерях. В мемориальном музее на месте Штутгофа мне рассказали про пленную женщину — советского майора. Её привезли в лагерь в 1944 году и постоянно подвергали издевательствам: охрана СС заставляла жертву раздеваться для обыска, фотографировала и хохотала. Женщина плюнула одному из эсэсовцев в лицо, и тогда с ней зверски расправились — живьём затолкали в печь-крематорий. К сожалению, узнать имя мученицы Штутгофа мне так и не удалось. Ещё один случай беспримерной храбрости советских девушек известен из истории женского концлагеря Равенсбрюк. В 1943 году пленные врачи, санитарки и медсёстры (около 500 человек) наотрез отказались шить форму для солдат вермахта: они заявили, что, согласно Женевской конвенции, принудительный труд для военнопленных запрещён. В ответ женщин лишили положенной баланды, выгнали на лагерный “плац” и велели маршировать на холодном ветру. Тогда все, не сговариваясь, хором запели — “Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!”. Из бараков Равенсбрюка выбежали узницы и начали аплодировать, крича — “Красная Армия идёт!”. Побледневший комендант СС прибыл на место “восстания” и… прекратил наказание, приказав женщинам вернуться “по местам”. Шить нацистскую форму им больше не предлагали, направив на другие работы.

Писатель Олег Казаринов в книге “Неизвестные лики войны” приводит отвратительные фрагменты из записок немецких оккупантов. В дневнике убитого на Восточном фронте обер-ефрейтора вермахта Георга Пфалера говорится:

“Мы очищали лагерь от подозрительных. Среди пленных оказалась красивая женщина. Я и Карл отвели её в операционную, она кусалась и выла. Через сорок минут её расстреляли. Память — несколько минут удовольствия”. “Ты помнишь медовые дни в Париже? — пишет своему фронтовому “камераду” офицер Эбальт. — Русские оказались чертовками. Приходится связывать. Я весь исцарапан и искусан, и поступаю проще — пистолет у виска, это охлаждает пыл. Недавно русская девчонка взорвала себя и обер-лейтенанта Гросса гранатой. Теперь мы сначала раздеваем их догола, обыскиваем, а после всего… они исчезают”.

В той же книге цитируется жуткий документ из советских архивов: близ села Акимовка (у Мелитополя) немцы захватили машину с двумя тяжелоранеными красноармейцами и девушкой-фельдшером. Девушку уволокли в подсолнухи, изнасиловали и застрелили, а потом убили и беспомощных бойцов. Не особо популярная нынче у нас Светлана Алексиевич в документальной книге “У войны не женское лицо” (издана в 1983 году, когда нынешний Нобелевский лауреат была идеологически правильным советским журналистом) повествует: девушки в РККА всегда держали в кармане 2 патрона — один, чтобы застрелиться при угрозе плена, другой на случай осечки. Женщина-офицер Красной Армии рассказала ей, как нашла труп замученной немцами девятнадцатилетней пленной медсестры — “её посадили на кол… мороз, и она белая-белая, и волосы все седые”.

Те, кому удалось выжить после пленения, зачастую завидовали мёртвым. Ведь из “женских” лагерей в системе Третьего рейха имелся только тот самый Равенсбрюк, в остальных случаях пленниц направляли в обычные “шталаги”. Там советские женщины-военнослужащие гибли не только от голода, холода и непосильной работы. Зачастую над ними издевались немецкие надзирательницы из так называемой “свиты СС”, их насиловали и мучили охранники-предатели из числа бывших советских граждан, перешедших на службу к нацистам. Только в самом конце войны, осенью 1944 года, вышло спецраспоряжение для СД (“службы безопасности”) нацистской Германии, что женщин-военнопленных из Красной Армии надлежит содержать на тех же условиях, как и мужчин, кроме “евреев, политруков и комиссаров, подлежащих казни”. Но было уже поздно: множество наших девушек сгинуло в безжалостных мясорубках нацистских концлагерей. В музее Равенсбрюка сохранились “самопальные” деревянные расчёски, сделанные узницами — даже попав в последний круг ада, женщины продолжали оставаться женщинами.

Нет никакой статистики: сколько именно советских женщин, испытавших нечеловеческие муки, погибли в плену, были изнасилованы, расстреляны, повешены, забиты до смерти — даже сегодня, спустя 76 лет после Победы, остаётся неизвестным. И это ужасно несправедливо. Тут как раз тот случай, когда для разоблачения до сих пор не изученных историками преступлений нацистской Германии, мы должны расследовать всё детально.

Георгий Зотов