Поэт из ЛНР Елена Заславская рассказала о либералах, невозможности нейтралитета и личном идеале
Корреспондент ФАН побеседовал с известным донбасским поэтом Еленой Заславской о литературном процессе в Новороссии.
Война в Новороссии породила необыкновенно мощный литературный процесс, сопоставимый с тем, что дала русской культуре Великая Отечественная война. Филологам еще только предстоит оценить его, но уже сейчас очевидно, что литературоведы в ближайшем будущем будут изучать это «кровоточащее» творчество и пытаться понять его скрытые в глубочайших русских архетипах истоки.
Корреспондент Федерального агентства новостей побеседовал с Еленой Заславской — поэтом, писателем, журналистом. Она работает в Луганской государственной академии культуры и искусств имени Михаила Матусовского редактором газеты «Камертон», пишет стихи и растит детей, невзирая на войну и жизненные неурядицы.
Песни на стихи Елены в исполнении московской группы «Зверобой» звучат на радиостанциях Донецкой и Луганской народных республик. «Эти русские», «Едут-едут БТРы», «Ополченец» — песни без преувеличения можно назвать культовыми.
— Вы когда-то придерживались, будем так говорить, достаточно либеральных убеждений. Что заставило вас изменить точку зрения?
— Дело в том, что такие явления, как свобода слова, свобода личности, — все это мне не чуждо. Но в какой-то момент я поняла, что эти «права и свободы», которые декларируют либералы и предлагают за них бороться, — они не для всех, а только для узкого круга лиц.
А вот с этим я уже не могла согласиться! К тому же потом последовали события на Украине, в частности, Майдан, которые заставили меня окончательно отойти от либеральных убеждений.
— Когда происходили все эти события в Киеве, какая у вас была первая реакция? Насколько это, как вам кажется, было ожидаемо? Глава СП ЛНР, например, даже предсказал войну в Донбассе. А как вы воспринимали события конца 2013-го — начала 2014 года и все, что потом началось?
— Ну так ведь перед этим была «оранжевая революция», потом был Северодонецкий съезд… Реакция на Майдан в Луганске и Донецке, конечно, была предсказуема. Что касается самого Майдана, то перед этим я ездила во Львов на съезд писателей, там проходило крупнейшее книжное мероприятие на Украине — Форум издателей. Я там стала свидетелем того, как презентовали книгу, которая называлась «Жлобология».
Инициатор этого издания утверждал, что «жлобство» для него — это русский язык на Украине. Сама презентация проходила так: в буквальном смысле слова посадили в клетку людей, которые изображали гопников. Они в бумаге, в мусоре изображали практически неандертальцев. Книга состояла из интервью на украинском языке и была проиллюстрирована комиксом «Жлобарт», где реплики были на русском. То есть на уровне символов прививалось, что русский язык — это не язык Толстого, Достоевского, Пушкина, а язык быдла…
Понимаете, это все не внезапно возникло, все эти представления о том, что русские — гопники и быдло. Украинская культурная элита постепенно развивала этот дискурс. Ситуация во Львове меня окончательно от них отвратила. А потом последовали все известные политические события. В частности, когда [бывший президент Украины Виктор] Янукович отказался подписывать соглашение об ассоциации с ЕС, потому что на самом деле не было выгодно Украине!
Я, конечно, люблю Европу, но [тогда] понимала, что Украину там никто не стал бы воспринимать как полноправного члена. Все начиналось бескровно, потом ситуацию раскачали по методичкам [идеолога «цветных переворотов»] Джина Шарпа, и националисты начали играть решающую роль. Появились такие лозунги, как «москаляку на гиляку».
— Как вы на это реагировали?
— Какая у меня могла быть реакция?! Я была с этим, естественно, не согласна. До какого-то момента мне казалось, что еще можно соблюсти нейтральность. Но каждое крупное историческое событие заставляет человека принимать определенные решения. Так получилось, что все мое окружение, кроме самых близких друзей, поддержало Майдан.
Это в основном были журналисты, люди, имевшие отношение к искусству. До всех этих событий я вообще не следила за патриотическим дискурсом, но приняла решение. Мне пришлось выйти из литературной группировки СТАН, в которой я состояла больше семи лет, но о своем решении я не жалею.
— Когда вы поняли, что ситуация уже необратима и жизнь больше не вернется к тому, что было раньше? Что стало знаком?
— Знаете, столько ведь всего произошло… Еще до авиаудара по луганской ОГА 2 июня 2014 года были события в Славянске, была Одесса. Наверное, для меня все же война началась в тот момент, когда ушел на войну мой отец. Он пришел тогда к маме и сказал: «Все, я надел форму».
Я, конечно, не могу сказать, что именно тогда все изменилось. Я вообще не могу сказать, что война меняет что-то кардинально, она, как увеличительное стекло, усиливает все — положительное и отрицательное. То есть человек мог быть сволочью, подлецом, предателем, просто в мирной жизни это было некритично и незаметно, а во время войны его поступки могут повлиять на определенные события и жизни других людей.
То же самое можно сказать и про людской героизм. Вот, скажем, Моторола (Арсен Павлов, полковник вооруженных сил ДНР. — Прим. ФАН) был обычным автомойщиком, а стал выдающимся полевым командиром. Все, наверное, есть в нас — и смелость, и трусость, и стремление к самопожертвованию, и, наоборот, какие-то мелкие слабости. Вопрос в том, как мы себя проявим в критический момент.
— Часть вашего творчества посвящена военной тематике и вообще событиям этих лет. Для вас это попытка как-то пережить происходящее, то есть своего рода психотерапия, или все же выражение гражданской позиции — приравнивание штыка к перу?
— Стихи, так или иначе связанные с военной тематикой, — я не могу сказать, что это терапия, но и к штыку я свое перо тоже не приравниваю. Это просто такое состояние, когда ты не можешь об этом не писать! Это часть жизни. Просто невозможно молчать, невозможно взять и проигнорировать.
Я одно время много думала о том, что для меня творчество. У меня даже есть стихотворение, посвященное этому. Творчество — это когда ты мир ощущаешь так, словно ты без кожи, видишь и его радости, и его боль. Сейчас «военное» творчество имеет большое значение, хотя я пишу и о любви, и сказки детские, и стихи для детей, и еще много чего.
— Вы до войны поддерживали тесные связи с украинским литературным сообществом. Как сейчас вас та сторона воспринимает, ее литературная общественность?
— В данный момент я ни с кем из литературных деятелей там не поддерживаю отношений. Остались только человеческие связи с людьми на той стороне. Я не езжу туда выступать, не публикуюсь в выходящих на Украине сборниках, не даю интервью украинским СМИ.
— А вот в Харьков вы ездили на Европейские дебаты в декабре 2015 года?..
— Да, была поездка в Харьков. Это были дебаты о европейском будущем Украины. Я лишь постаралась донести до людей нашу точку зрения. Донести как человек, который не занимается политикой и не держал в руках оружия, поэтому у меня был шанс оказаться услышанной там. Но развитие событий тогда показало, что это было несвоевременно.
Да и сейчас культурное сообщество на той стороне не готово к диалогу. Было несколько возможностей продолжить диалог с украинскими литераторами не на Украине, а в других странах — Прибалтике, Германии. Но оба раза украинская делегация заявляла, что если я буду присутствовать, то они отказываются от участия в мероприятиях. И организаторы мне говорили, что участвовать не стоит. Я им отвечала: «Ну ладно»…
— А почему украинцы вообще так резко против вас настроены? Это личные претензии или только потому что вы из ЛНР?
— Конечно, не из-за того, что я из этого региона, а потому, что поддержала непризнанные республики. Об этом и в «Википедии» написано, и на «Миротворце».
— То есть вы и на «Миротворец» попали?
— Ну конечно!
— В Харькове до сих пор есть вера в европейское будущее Украины?
— Есть… Безвиз придает им большую уверенность (смеется).
— Когда вы приехали в Харьков, почувствовали разницу? Там ведь совсем другая территория, другая среда, отношения. Каким шестым, особым чувством вы ощущали эту разницу? Не по каким-то маркерам вроде языка…
— Да не особо. Я вообще периодически бываю на Украине. Там находятся дорогие мне люди, с ними нас разделила граница. И когда я общаюсь с простыми людьми, очень редко вижу какие-то маркеры. И от этого особенно больно, что так все получается.
— Странно. Если маркеров нет, в чем тогда причина происходящего, на ваш взгляд?
— Потому что есть народное недовольство — тяжелым экономическим положением, войной, но нет политической силы, которая могла бы это недовольство во что-то конвертировать. Будут выборы, может быть, что-то изменится… Но я не уверена, что это возможно. Это долгий процесс.
В какой-то мере это русская Реконкиста. Она началась с Крыма, теперь захватывает Донбасс. Это и 800 лет может длиться. Конечно, понятно — хочется, чтоб побыстрее. Украинский язык, украинская культура — все это мне не чуждо. Естественно, трагедия, что все это произошло. И в то же время я рада, что все это случилось. Это очень сложно объяснить…
— Как и в целом в культурной «тусовке», в России в культурном сообществе патриотов — меньшинство. В России вас как воспринимают? Вы же наверняка и до всех событий со многими в РФ общались… Как-то поменялись отношения с российскими литераторами?
— Я когда еще только выходила на литературную сцену, если можно так выразиться, мы с коллегами из моей литературной группировки собрались и стали думать, куда нам двигаться. Практически все мы писали на русском языке. У нас был лидер — поэт Ярослав Минкин. Он сказал: «Нет, в Москву, в Россию ни в коем случае — там своих вагон! Давайте в Киев».
Но при этом было ощущение, что и в России мы чужие, и на Украине мы не свои, потому что очень долго Луганск воспринимался как некий остров. Туда не ездили с презентациями литераторы, да и авторы из Луганска не участвовали в литературной жизни.
Потом что-то стало меняться. Я впервые в Москву поехала в 2013 году. Моих знакомых в России, наверное, можно было тогда пересчитать по пальцам. Это Наталья Макеева и Игорь Дудинский. До начала Майдана я в России, наверное, больше ни с кем и не была знакома.
— Как вам кажется, писатель, художник, музыкант, актер должен выбирать сторону? Аполитичность, особенно когда идет война — это утопия или все-таки кто-то может себе это позволить?
— Да никто не может! Не выберет — жизнь сама его вытолкнет на тот или иной берег. Так, по-моему, всегда было. Прошлым летом я ходила с сыном Иваном и подругой на выставку итальянского художника Джорджо Моранди.
И Ваня поразился: «Боже! На улице войны бушевали, а он одни бутылки рисовал!» А подруга в ответ на это сказала: «Ну так этим он и пытался высказать свое отношение к происходящему!»
— Песни на ваши стихи исполняет группа «Зверобой». Такие композиции, как «Эти русские», «Едут, едут БТРы», «Ополченец» стали культовыми. Как родился такой симбиоз?
— В 2015 году, летом, в Донецке проходил фестиваль «Большой Донбасс», на который съехались барды, поэты, музыканты. В том числе прибыл культурный десант из России — из Москвы и Крыма. Приехал и поэт, военкор Юрий Юрченко. Мы с ним в свое время публиковались в сборнике «Час мужества». Туда вошли совершенно незабываемые тексты, у многих авторов были отобраны знаковые вещи.
Мне очень хотелось познакомиться с Юрием лично, тем более что мой отец, как и он, воевал в Славянске. И стихи его мне очень нравятся. Да и вообще: легендарная личность, был в плену, потом все это описал! Я решила подарить ему свой сборник. И, как это часто бывает на фестивалях, неформально пообщаться мы не успели — много площадок, все распределены. И, как потом выяснилось, на одной из неформальных встреч Юрченко открыл мою книгу и стал читать вслух мои стихи. И все присутствовавшие услышали, кому-то запало в душу…
В частности — одному из «Зверобоев», Диме Сосову. Потом, вернувшись в Москву, он нашел мое стихотворение «Эти русские» и написал песню. Это и была первая их песня на мои стихи. Это и стало началом нашего сотрудничества. Сейчас уже где-то семь песен — и на военную тему, и про любовь. Потом мы виделись на нескольких фестивалях. А сейчас я вообще без них жизни не представляю! (Смеется.) Мы дружим!
http://www.youtube.com/watch?v=ZblhfyVner8
— В 2014, 2015, 2016 годах были очень тесные культурные связи между Народными республиками Новороссии и Россией. Конференции, фестивали, выходили сборники. Сейчас наблюдается некоторое затишье. Вы согласны с этим? И если да, то с чем, на ваш взгляд, это связано?
— Я не чувствую затишья. Просто все стало принимать некие бюрократические формы. Но конференции проводятся, наши люди ездят, участвуют — наше правительство по заявкам молодых ученых, студентов может профинансировать поездку или участие. Законодательство Донецкой и Луганской народных республик переделывается под российское.
Программы в школах и вузах тоже приходят в соответствие с российскими программами. Когда к нам приезжают гости из РФ, я стараюсь, чтобы они обязательно выступали в нашей Академии перед студентами. Приглашаем российских специалистов возглавлять экзаменационные комиссии.
То есть сотрудничество продолжается, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы оно было более интенсивным.
— Как складывается ваша литературная жизнь, над чем сейчас работаете?
— Я пишу поэму, которая называется «Новороссия гроз, Новороссия грез». Работаю над ней уже четвертый год, думала, что летом закончу, но, похоже, мне очень нравится процесс и поэтому я никак не могу закончить (смеется). Детскую сказку пишу! Я всегда параллельно работаю над кучей вещей. Написала 11 детских стихотворений про собачек. Вот некоторым кажется, что детские стихи писать легко, но это не так — нужно иметь совершенно определенное настроение и восприятие, возможность некую энергию, которая есть где-то, поймать и выразить.
Кроме того, я имею отношение к нескольким кинопроектам. Что-то завершилось, что-то — в процессе. Например, на «Кинотавре» была презентация фильма Дениса Шабаева «Мира», к которому я имела непосредственное отношение — была директором съемок по ЛНР. Также в Луганске продолжаются съемки художественного фильма «Ополченочка», в который вошли песни на мои стихи в исполнении группы «Зверобой». Мои стихи будут использованы и в фильме студента киноакадемии Михалкова. Для меня это удивительно и в то же время приятно.
А еще мы выпустили в электронном виде сборник, посвященный столетию революции, в котором мы вместе с моей подругой, культурологом Ниной Ищенко, собрали тексты того времени и тексты авторов, пишущих об идущей сейчас войне. Постарались провести исторические параллели.
Ну, конечно, я публикуюсь, если предлагают, в российских литературных проектах, таких как антология «Работайте, братья!», книга «Вечная любовь», посвященная дню семьи, и сборник «Часовые памяти».
— Что мешает свершиться русской Реконкисте?
— Это очень болезненный вопрос для всех жителей Донбасса. Ведь важно видеть какую-то перспективу. В какой-то момент наступает усталость от войны, от неопределенности. Состояние непризнанности отражается на каждом из жителей ДНР и ЛНР! Это психологически, конечно, давит… Это тяжело.
http://www.youtube.com/watch?v=_4YO7aF9fs0
— Как вам кажется, что можно возразить говорящим, что, возможно, не стоило в 2014 году сопротивляться новому киевскому режиму?
— Да конечно стоило! Понятно, что, когда за окнами война, она влечет за собой много негативных явлений. Но вот я 9 Мая выхожу с портретом своего деда и с георгиевской ленточкой — и знаю, что в меня не плюнут. Я веду свою дочку в школу — и знаю, что она будет учить прекрасные песни и стихи. Тот же «Солнечный круг», который на Украине удалили из программы!
Знаю, что моя дочь будет чувствовать себя частью великой русской культуры. А еще я воспитываю сына и понимаю, что для него слова «отдать живот за други своя» или «русские своих не бросают» — не пустой звук. И уже поэтому стоило все это затевать!
— Президент Украины Петр Порошенко возглавляет рейтинг персонажей, нелюбимых гражданами Украины. Стоит включить телевизор и увидеть его выражение лица, послушать то, что он говорит, — и становится понятно, почему.
Другие кандидаты в президенты Украины не лучше. И кто-то из них в результате выборов придет в итоге к власти. Как с ними разговаривать-то? Как строить отношения? Понятно, что единое государство уже невозможно, но диалог-то как вести?
— В политике нужно всегда смотреть не на то, что тот или иной персонаж говорит, а на то, что он делает. Говорить он может вообще все что угодно, то, что ему в уста вкладывают спичрайтеры и те, кто финансирует его кампанию. Но в любом случае новый человек — это шанс. Он придет, будет создавать свою команду. Я оптимист и надеюсь, что придут такие политики, с которыми будет возможен диалог.
— Вы можете себе представить, что, как часто заявляют в Киеве, Украина попытается осуществить реконкисту наоборот и в Донецк и Луганск войдут украинские войска?
— Понимаете, это часть моей реальности. Не так давно отец мне говорит: «Позвонили однополчане и сказали, что будет штурм Луганска. Я уже собрался на войну, только маме не говори. Как только отрубится связь — значит, началось». Сын говорит: «Я никуда не уеду! И вообще — я с дедом отправляюсь!»
Бывают такие тревожные дни — ходят слухи, поднимаются волны паники. Неизвестно почему. Люди начинают друг другу напоминать — собери, мол, «тревожный чемоданчик». Ну, я уже давно ничего не собираю, ни к чему не готовлюсь. Возможно ли такое событие? Да, возможно. Численно наших войск меньше. И даже в случае приказа «ни шагу назад!» нам будет физически проблематично сдержать ВСУ. Соотношение неравное…
Мы, конечно, очень надеемся, что в таком случае Россия за нас вступится.
— А вот если взять другой вариант развития событий. Представим себе, что ополчение Норовоссии входит в Киев. Как будем наводить порядок? Киевские говорят, что будут вешать донецких. А мы что будем делать, чтобы приводить людей к нормальному состоянию?
— Насчет ополченцев не знаю… У нас прошел трибунал над Порошенко, его итоги есть в Сети. Что же касается того, что делать с людьми, то это ежедневная работа каждого человека. Дело в том, что не только с людьми в Киеве надо будет что-то делать, но и с людьми тут у нас. Потому что кровь уже нас разделяет…
Как я писала, «нас узы братские соединяли, а могилы братские разъединят». За один день это сделать невозможно. Нужен какой-то диалог или хотя бы попытка этого диалога. На той стороне ведь такие же люди!
— Завершая наш разговор, давайте попробуем уравновесить негатив… Для вас существует какой-то идеал в человеческом обличье, на который вы равняетесь?
— Конечно — родители. Дети тоже, я у них многому учусь. А вообще я не люблю идеальных людей. Мужчины мне нравятся с букетом недостатков. Женщины — тоже с какой-нибудь изюминкой или изъяном. Я люблю в людях недостатки и считаю, что человек должен иметь свои слабости. Я и сама такая, неидеальная. Совсем уж идеальные люди меня настораживают и отталкивают.
Вообще когда-то в детстве я как-то отвечала на этот вопрос… Я тогда зачитывалась Фенимором Купером, и там был такой зверобой — Соколиный Глаз. Он всегда говорил правду, и это меня подкупало. И, конечно, я любила Остапа Бендера, потому что он авантюрист и никогда не унывает.
А сейчас мне близок Корней Иванович Чуковский. Я читаю его дневники, они прелестны! Просто поражаюсь, какой это был живой и яркий человек! Вообще когда читаешь стихи многих поэтов, то невольно думаешь — вот умел же человек выразить! И тоже хочешь выразить то, что происходит, жизнь — в прекрасных ее проявлениях и, возможно, и в безобразных.