Советские военнопленные на каторге в Германии
Корреспондент «Красной звезды» майор В.Семенов на Южном фронте беседовал с лейтенантом Ф.Г.Кожущенко и военврачом 3 ранга К.П.Бурыкиной, которым удалось бежать из немецкого плена. Они были увезены в Германию — один в Мюнхен, другая — в гор. Пелле-Мелис. Попирая всякие нормы международного права, фашистские мерзавцы создали сущую каторгу для военнопленных, зверски избивают их, морят голодом, изнуряют непосильным трудом, убивают. Ниже мы печатаем их рассказы.
1. ЛАГЕРЬ В МЮНХЕНЕ
В мае 1942 года я был ранен и в бессознательном состоянии попал в руки немцев. Мне удалось бежать. Колхозники в одном селе спрятали меня, вылечили, поставили на ноги. Я стал пробираться к своим, но в начале июля был задержан немцами неподалеку от линии фронта. Меня направили в город Кременчуг, а оттуда в группе военнопленных из 1000 человек — в Германию, в мюнхенский лагерь военнопленных.
13 июля нас усадили в товарные вагоны, закрыли, повезли. В первый день нам выдали по 18 сухарей, и все остальные 15 дней пути больше не давали ни крошки. Воду подавали через окно раз в три дня по одной кружке на трех человек. В дороге многие заболели, а четверо военнопленных из 42, находившихся в нашем вагоне, умерли. Немцы забрали трупы лишь когда мы приехали на место...
28 июля эшелон прибыл в Мюнхен. Нас высадили возле разрушенной текстильной фабрики на окраине города. Всех построили и под охраной повели в лагерь, который состоял из 4 сараев. В каждом сарае разместили свыше 200 человек. На следующий день началась проверка. Впоследствии ее производили два раза в день — утром и вечером. Каждого из нас занумеровали, и комендант вызывал не по фамилиям, а по номерам.
Один сарай от другого отделены проволочными заграждениями — говорить или встречаться с товарищами из других бараков запрещено. Кроме того, лагерь огражден 8—10 рядами колючей проволоки, со всех четырех сторон устроены вышки с прожекторами. За каждым нашим шагом следила внутренняя охрана лагеря.
На работу выгнали на второй же день после прибытия. На разрушенной фабрике, которая находилась вблизи лагеря, мы копали землю, таскали кирпичи, строили погреба с 5 часов утра до 5 часов вечера. Ежедневно подвергали унизительному осмотру. Иметь какие бы то ни было личные вещи строго запрещалось. У одного товарища нашли расческу, которую он не хотел отдавать. За это полицейский застрелил его.
Кормили впроголодь. Утром — стакан эрзац-кофе без сахара и без хлеба, на обед — пол-литра просяного супа без хлеба, вечером после работы — 100 граммов хлеба и снова та же бурда без сахара. Вследствие истощения начались массовые болезни. Медицинской помощи не оказывали никакой, врачи же, которые были среди военнопленных, ничем помочь нам не могли, так как медикаментов им не выдавали. За первые же двадцать дней — с 28 июля 1942 года по 17 августа 1942 года — из 1000 человек, которые выехали вместе со мной из Кременчуга, 304 умерли от голода и болезней. Хоронили их сами военнопленные в яме, неподалеку от лагеря.
Режим в лагере хуже каторжного. За малейший проступок били смертным боем. В 4 часа утра начинался под'ем, потом сразу проверка, и если кто-нибудь хоть на несколько секунд опаздывал, начальник барака бил всех поочередно плеткой. На работе отвернешься на секунду — опять побои. Полицейские охранники держали в одной руке плетку, в другой винтовку и били чем попало.
Начальник нашего барака Дитрих убил трех моих товарищей за то, что они, будучи больными, не могли выйти на работу. Мерзавец колотил больных людей ногами, плеткой, прикладом винтовки, пока они не скончались.
Каждый военнопленный считает себя обреченным и ждет дня своей смерти, ибо долго выжить на этой каторге невозможно. Только счастливый случай спас меня от верной гибели. Нас направили на фронт на сооружение оборонительных укреплений. Пользуясь близостью фронта, мне удалось вместе с несколькими товарищами бежать. // Лейтенант Федор Герасимович Кожущенко.
☆☆☆
2. В РАБСТВЕ У ФАБРИКАНТА
Немцы заточили меня в курский лагерь для военнопленных 6 июня 1942 года. В тот же день ночью нас всех посадили в эшелон и отправили в Германию.
Дорога длилась 11 суток. Приехали на какую-то станцию. Здесь нас, нескольких женщин-военнослужащих, отделили и направили в лагерь, где находились советские граждане, угнанные на работу в Германию.
Здесь всё происходило, как на рынке невольников. К лагерю беспрерывно под'езжали одна за другой автомашины. Многие немцы приезжали с женами. Доверенный администрации водил их по территории лагеря. Покупатель подходил то к одной женщине, то к другой, ощупывал ее мышцы, осматривал руки. После этого рабовладелец указывал пальцем на тех, кого хотел бы взять к себе.
Меня и еще одну женщину выбрал какой-то толстый немец, владелец фабрики. В тот же день мы выехали поездом в маленький городок Пелле-Мелис, примерно в 450 километрах от Берлина. На фабрике нас поместили в крохотной коморке в подвале.
Потянулись мрачные дни каторжной жизни. В 7 часов утра начиналась работа на фабрике, в 9 давали чашку эрзац-кофе без сахара и без хлеба, в час дня тарелку супа и 100 граммов хлеба. Рабочий день длился 14 часов. Но после окончания работы мы обязаны были убирать фабричное помещение, что занимало еще полтора-два часа.
Жестокие и грубые надсмотрщики обращались с нами, как со скотом. Минутное опоздание на работу — плеть. Недостаточно четкая, по мнению хозяина, работа — опять удары; если русский не понимает, что ему говорит немец, — снова пинки и зуботычины.
Кроме военнопленных на фабрике работали и советские граждане, насильно увезенные с родины. Условия их содержания ничем не отличались от наших. Так же, как и мы, они ходили на фабрику в строю, под охраной полиции. Заболевших отправляли обратно в Россию, не оказывая им никакой медицинской помощи.
Бежать из этого ада — вот единственное желание измученных людей!. Для этого есть одно средство — нанести себе какое-либо увечье. И многие прибегают к нему. На нашей фабрике один 16-летний парнишка отрубил себе все пальцы на правой ноге. Одна моя знакомая положила в барабан машины пальцы правой руки. Я принимала усиленные дозы кофеина, вызвала расстройство нормальной сердечной деятельности, полное нервное истощение. Хозяин заявил, что я симулянтка, и пригласил врача, который подтвердил его мнение. Меня избили. Это совсем свалило меня с ног, и через несколько дней вместе с другими больными русскими женщинами меня отправили назад.
Не стану описывать муки обратного пути — достаточно сказать, что по дороге четверо женщин умерли. Нас высадили в Сталино, отсюда я сумела бежать к своим… // Военврач 3 ранга Ксения Петровна Бурыкина.
В.Семенов, «Красная звезда» №61, 14 марта 1943 года