Владимир Кудрявцев. Власть «буншевиков»

Рис. Алексея Меринова Легкая пьеса Михаила Булгакова - комедия с элементами водевиля «Иван Васильевич» первоначально предназначалась для мюзик-холла. Но, в итоге, за нее взялся Московский театр сатиры. Генеральная репетиция в мае 1936 г. была одновременно актом сдачи-приемки спектакля членам ЦК ВКП(б). Спектакль не только не приняли – запретили саму пьесу. Запрет длился около 30 лет, пока в середине 60-х пьесу не опубликовали, а затем и поставили на нескольких сценах. Ажиотажа эти постановки не вызвали. Звездный час «Ивана Васильевича» ждал его на экране, когда к нему свою волшебную руку приложил Леонид Гайдай (1973). Конечно, и тут не обошлось без цензуры. Так, вырезали из финальной части замечательную фразу Бунши (у Булгакова – Бунши-Корецкого), которую он произносит в сопровождении санитаров: «Что за репертуар у вас? Соберите завтра творческую интеллигенцию. Я вами займусь». Но вернемся к Булгакову. В пьесе он ставит диагноз известному социальному явлению, которое имеет свою историю, но по-особому расцвело и заплодоносило на благодатной советской почве. Предполагал ли Михаил Афанасьевич, что этот диагноз, который он поставил применительно к своему времени, окажется долговременным прогнозом. А тенденция, которую он сатирически зафиксировал в 30-е, станет закономерностью и знаком некоего будущего «времечка» через век? У Булгакова большевизм приобрел физиономию «буншевизма» на бытовом уровне. Сегодня он – власть на всех уровнях. И по-прежнему «буншевики» нуждаются в поддержке на самом низовом, поскольку там их корни и вся коммунально-кухонная подноготная. Там, в прокопченной атмосфере зависти, склок, слухов, мести, мелочных интриг, доносительства, хамства, агрессивного лузерства рождаются Бунши. Там зарождается «буншевизм» - первоначально как власть кухни. А в «домоуправлении» она получает официальный мандат, действие которого распространяется на весь дом и прилегающую территорию. Из кухни она проникает в подворотню. «Буншевизм» - это эффект демократии в специфическом, «кухонном» сценарии ее развития. О чем таком серьезном говорит (предупреждает) Булгаков в своей «несерьезной» пьесе? О простом и понятном. О том, что любой нерадивый управдом со своего конторского стульчика волею судеб (в пьесе ее олицетворяет инженер Тимофеев, в фильме он Шурик, изобретатель машины времени может быть занесен на царский трон. Конечно, поначалу он будет обескуражен и панически испугается – ответственности, к которой он не привык. Но в нем уже притаился маленький «начальничек», и он поможет ему войти в управленческий вкус, как говорил известный персонаж другого произведения Булгакова. Народ, конечно, может усомниться в том, что царь настоящий. Но на сей случай, - и это вторая «мораль» пьесы, - найдется изобретательный жулик (у Булгакова – Жорж Милославский, только что прибывший из мест заключения), который легко развеет народные сомнения. Однако даже по меркам жулика увлекшийся царствованием Бунша вытворяет непозволительные вещи. И вместо царской кареты «по итогам правления» Бунша оказывается в санитарной. Тут, правда, Булгаков непривычно оптимистичен… В общем, все. Буншу, конечно, «вылечат». И он вернется к исполнению своих обязанностей. Бунши и «буншевики» не бывают бывшими.