"ЭТОТ МЕСЯЦ БЫЛ СТРАШЕН, БЫЛО ВСЁ НА КОНУ"
Что ж, вернемся в день подписания приказа. 28 июля 1942 года. 402-й день войны.
"Было всё на кону"
Весеннее наступление Красной армии под Харьковом закончилось трагедией. В мае 1942 года немецкие войска срезали Барвенковский выступ юго-восточнее Харькова, в конце июня прорвали фронт на Юго-Западном направлении, а в середине июля вышли в большую излучину Дона, создав реальную угрозу прорыва на Сталинградском направлении.
В начале июля, после 250-дневной героической обороны, пал Севастополь. Это дало неприятелю возможность высвободить войска, осаждавшие город-герой, и использовать их на другом направлении. Летом 1942 года немецкое командование начинает наступление на юг (под угрозой захвата нефтяные месторождения Грозного и Баку) и к Волге, связывающей европейскую часть страны с Закавказьем и Средней Азией.
Представим историю Великой Отечественной войны в её незавершённости и попытаемся разобраться, при каких обстоятельствах Нарком обороны СССР товарищ Сталин подписал приказ, заставивший всех воинов Красной армии - от солдата до маршала - посмотреть правде в глаза.
Этот месяц был страшен,
Было всё на кону, -
год спустя напишет о трагических событиях второго лета войны поэт Александр Твардовский.
Положение на фронте - катастрофическое. Остановить дальнейшее отступление надо любой ценой. Приказ N 227, отмечая низкую дисциплину войск Красной армии, вводил штрафные батальоны в составе фронтов и штрафные роты в составе армий, а также заградительные отряды в составе армий. Недавно опубликованные документы из Архива Президента (АП РФ) свидетельствуют: жесткие меры были инициированы снизу, в письмах, поступающих Сталину2.
Заградотряды Брикеля
25 июля 1941 года командир 34-го кавалерийского полка Юго-Западного фронта майор Павел Порфирьевич Брикель на девяти страницах, адресованных лично Сталину, подробно описывает отход войск Красной армии и случаи массовой паники, спровоцированной слухами о вражеских десантах:
"Трудно даже подобрать название этому беспорядочному движению масс. Тысячи бойцов, охваченных паникой, без оружия, босых, никем не управляемых, часто сидящих верхом на крестьянских лошадях без уздечек, наводнили собою дороги, села от границы и почти до самого Киева, заходя в каждый колхоз, в каждый двор, попрошайничая и своим видом и рассказами сея панику. Тысячи машин, тракторов, снарядов, орудий и т.д., и т.п. брошено по дорогам часто без малейшей попытки спасти материальную часть. ...Но ведь эта лавина людей, танков, артиллерии, конницы, даже совершенно безоружная, способна только своей массой раздавить любой десант, какой бы силы он не был. И вот среди всей массы командиров и начальников, даже очень больших, не находится ни одного, который бы взял на себя инициативу, организовал этих людей, единой волей направил усилия этих масс и смял бы этот ничтожный десант, стоящий на пути и парализующий наш тыл. У нас предпочитают десанты не уничтожать, а обходить их. Трус не только тот, кто бежит с поля боя, но и тот, кто боится ответственности за смелое, но наиболее целесообразное решение"3.
В чем оно заключается? Майор предлагает создать заградотряды и пункты сбора отставших и заблудившихся воинов для направления их в свои части. И не вина Брикеля, что он, "вследствие отсутствия связи с тылом"4, сможет отправить письмо адресату лишь спустя две недели после написания, когда заградотряды уже будут созданы. Но на толкового и храброго майора обратят внимание и продвинут по службе. Бри- кель станет генералом в феврале 1944-го. Войну закончит 2 мая 1945 года на Эльбе - Героем Советского Союза, гвардии генерал-майором и командиром 6й гвардейской кавалерийской Гродненской дивизии имени Александра Пархоменко, Знамя которой будет украшено пятью орденами.
.
О приказе Сталина N227 вы знаете. Бессмысленно спорить сейчас, хороший или плохой был приказ. В тот момент - необходимый. Положение было критическим, а вера в победу - на пределе.
Ефим Гольбрайх, старший лейтенант, заместитель командира штрафной роты
.
Трибуналы Раевского
Гораздо раньше, 6 ноября 1941 года, письмо Сталину с грифом "Сов. секретно" написал полковник Николай Порфирьевич Раевский, служивший в оперативном отделе штаба 18й армии Южного фронта. Полковник рассуждает о причинах окружения отдельных воинских частей и наказании виновных командиров:
"Я знаю, что наши дивизии не разбиты, убитых и раненых очень мало (так показывают почти все вышедшие из "окружения"), но из-за отсутствия руководства и управления дивизии разбежались. ...Наши дивизии и полки были не разбиты, а дезорганизованы бездействием многих наших командиров и комиссаров, в результате чего части, брошенные их командирами, без управления и руководства теряли свою боеспособность и все, спасая свои шкуры, выходили из "окружения", бросив врагу богатую добычу - оружие и технику. ...Я прошу таких командиров и комиссаров дивизий..., совершивших величайшее преступление перед РОДИНОЙ, судить их со всей строгостью законов военного времени с тем, чтобы и другим было бы неповадно бросать свои части и предательски, спасая свои шкуры, выходить в одиночку из "окружения". Нам не нужны такие "герои", возвращающиеся одиночками под видом колхозников. Надо судить всех виновных, невзирая на лица, за дезорганизацию частей, за сдачу врагу своих частей и за ту катастрофу, что они принесли Армии и Фронту"5.
Еще в ноябре 1941 года полковник Раевский предложил Верховному Главнокомандующему реализовать комплекс суровых мер, которые будут приняты летом 1942-го. Но автор письма не узнал об этом. 17 июля 1942 года полковник Раевский скончается от ран, полученных на поле боя, а через одиннадцать дней будет выпущен приказ N 227 Народного комиссара обороны СССР товарища Сталина, в просторечии названный "Ни шагу назад!"
По нашему с Суворовым разумению, мы могли отступать до тех пор, пока не появился этот приказ. Он сработал как избавление от неуверенности, и мы остановились. Остановились все дружно. Остановился солдат, убежденный, что и сосед остановился. Встали насмерть все вместе, зная, что никто уже не бросится бежать. Приказ оказался сильным оружием солдат - психологическим. Хотя и неловко было сознавать тот факт, что "сзади меня стоит заградительный отряд"...
Воевавший с первых дней войны и отходивший вместе с полком от западной границы, от Бреста, Суворов в разговоре со мной многозначительно вздохнул:
- Раньше бы надо издать такой приказ!
Мансур Абдулин, Герой Советского Союза, лейтенант, командир орудия
.
Поправки Сталина
Поздним вечером, в 23 часа 35 минут, 27 июля 1942 года порог кремлёвского кабинета Сталина переступил месяцем ранее назначенный на пост начальника Генерального штаба генерал-полковник Александр Михайлович Василевский. Верховный главнокомандующий поручил ему подготовить проект приказа "О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций". Генерал был опытным штабным работником. О таких, как он, справедливо говорят: "мозг армии". Он незамедлительно, не покидая кабинета, выполнил поручение Верховного, однако, по словам Василевского, от первоначального текста практически ничего не осталось.
Сталин забрал его проект и кардинально переписал.
Интенсивная работа заняла чуть более четырех часов. В 4 часа утра 28 июля 1942 года Василевский покинул кабинет с подписанным приказом. Весь день Сталин больше никого не принимал. Столь сильным было психологическое напряжение минувшей ночи6.
Приказ N 227 не был секретным, как его иногда ошибочно именуют, но имел гриф "Без публикации". Нарком обороны не только поставил свою подпись под приказом, но лично сформулировал его основные положения и отредактировал итоговый текст. В каждом абзаце исторического документа чувствовался легко узнаваемый сталинский стиль.
Только Сталин мог позволить себе написать эти горькие строки:
"Части войск Южного фронта, идя за паникерами, оставили Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама бежит на восток". (Выделено мной. - Авт.)
За любую из выделенных мною сталинскихфраз каждого воина Красной Армии - от рядового до военачальника - ждал бы неминуемый трибунал. 11 июля 1941 года заместитель начальника Главного управления политической пропаганды Красной Армии, армейский комиссар 2-го ранга Борис Николаевич Борисов был арестован, судим, по суду получил 5 лет лагерей и лишён воинского звания. И всё это за то, что после возвращения в Москву с фронта сделал пессимистический доклад своему непосредственному начальнику о положении дел в действующей армии в первые дни войны.
.
Радость Синцова
Но летом 1942-го лишь только суровая правда, без малейшей оглядки на идеологию, могла спасти страну. Сталин это прекрасно понял - и в качестве Наркома обороны СССР имел мужество сказать эту правду Вооружённым силам. О том, как в действующей армии был воспринят приказ, номер которого до конца жизни запомнили фронтовики, мы можем судить по дневникам и воспоминаниям современников, а также по донесениям органов военной контрразведки.
Практически все эти ценные исторические источники выявлены и опубликованы.
А самым большим тиражом опубликовано рассуждение о приказе N 227, которое принадлежит вымышленному литературному герою - старшему лейтенанту Синцову. Судя по всему, Константин Михайлович Симонов, летом 1942-го - старший батальонный комиссар, специальный корреспондент газеты "Красная звезда", побывавший на всех фронтах Великой Отечественной, - вложил в уста вымышленного литературного персонажа не только собственные мысли о приказе N 227, но и рассуждения боевых офицеров, подобных вполне реальным майору Брикелю и полковнику Раевскому.
"... Не приказ двести двадцать семь был тяжелый, а тяжело было, что в июле прошлого года дожили до такого приказа. Положение на фронте было хуже некуда, и порой уже казалось, что отступлению нет конца. Как раз незадолго до этого приказа Синцов своими глазами видел всю меру нашей беспомощности, видел в ста шагах от себя маршала, командующего фронтом, приехавшего на передовую наводить порядок. Приехал на своей "эмке" в самую гущу отхода, ходил между бегущими, останавливал их, здоровенный, храбрый и беспомощный. Подойдет, уговорит, люди остановятся, начнут у него на глазах ямки копать, а пройдет дальше - и опять все постепенно начинают тянуться назад...
А приказ двести двадцать семь просто-напросто смотрел правде в глаза. Ничего сверх того, что сами видели, он не принес. Но поставил вопрос ребром: остановиться или погибнуть. Если так и дальше пойдет, пропала Россия!
Странное дело, но, когда читали тот жестокий приказ, он, Синцов, испытывал радость. Радовался и когда слушал про заградотряды, которые будут расстреливать бегущих, хотя хорошо знал, что это прямо относится к нему, что, если он побежит, ему первому пулю в лоб. И когда про штрафные батальоны слушал, тоже радовался, что они будут, хотя знал: это ему там с сорванными петлицами оправдываться кровью, если отступит без приказа и попадет под трибунал.
Сами испытывали потребность остановиться и навести порядок. Потому и готовы были одобрить душой любые крутые меры, пусть даже и на собственной крови"7.
До этого наша пропаганда "берегла наше спокойствие". Мы уже неделю назад оставили город, а радио, чтобы не волновать слушателей, сообщает, что в городе идут тяжелые бои. Мы привыкли к успокоительной неправде. А в этом приказе от нас не скрывали горькую правду. Значит, дело действительно очень плохо и настал час либо уступить врагу, либо умереть. Так думал не только я, так думали почти все.
А заградительные отряды: мы о них и не думали. Мы знали, что от паники наши потери были большими, чем в боях. Мы были заинтересованы в заградотрядах. Сегодня, думая о приказе 227, я понимаю, какова сила правды. Когда нам утешительно врали, мы отступали и дошли до Волги; когда нам сказали правду, мы начали наступать и дошли до Берлина. Я ненавижу философию трусов. Побеждают не трусы, а люди, победившие в себе страх.
Григорий Чухрай, гвардии старший лейтенант, командир роты
.
Текст: Семен Экштут (доктор философских наук)