Евгений Батенчук: «Тут у вас дышать тяжелее, чем на заседании в ЦК партии»

Как легендарный Батя заступился за сотрудника на бюро комсомола. Часть 1-я

Предправления ТПП Челнов и региона «Закамье» Юрий Петрушин готовит к печати книгу «По дорогам памяти». В ней бывший председатель исполкома автограда, в частности, рассказывает о своих впечатлениях от работы и общения с начальником челнинской стройки — руководителем «КамГЭСэнергостроя» Евгением Батенчуком. Фрагменты из будущей книги автор предоставил «БИЗНЕС Online» для публикации.

ПРО ТОГО, КОГО МЫ ВСЕ ЗВАЛИ БАТЕЙ

Начало своего рассказа хочу сделать в какой-то степени официально-поэтическим. В перечислении главных строк биографии есть некоторая торжественность. И она очень подходит для моего теперешнего настроения. Ведь я начинаю разговор о человеке, который своим делом и жизнью своей украсил время, в котором мне довелось жить.

Итак:

Евгений Никанорович Батенчук родился в 1914 году в городе Балта, что близ Одессы.

Об этой Балте, между прочим, есть упоминание в знаменитой поэме Э.Багрицкого «Дума про Опанаса»:

Как дрожала даль степная,

Не сказать словами.

Украина, мать родная,

Билась под конями.

Как мы шли в колёсном громе,

Так, что небу жарко,

Помнят Гайсин и Житомир,

Балта и Вапнярка.

Из истории гражданской войны можно узнать, что Балта оказалась в зоне яростных боевых схваток. И этот исторический эпизод напрямую касается семейной хроники Батенчуков. Отец Евгения Никаноровича сражался в тех боях с махновцами в отряде Григория Котовского. Женя Батенчук, между прочим, много строк из той знаменитой поэмы Багрицкого знал наизусть. С тех пор так и пойдёт — малые эпизоды и великие катаклизмы отечественной истории будут совпадать с биографией моего героя, менять её год от года. А потом жизнь Евгения Батенчука наберёт такие обороты и размах, что он сам уже будет менять историю страны.

18-летний директор завода Женя Батенчук

В шестнадцать лет пошёл работать на завод в Одессе. И вот первое чудо — его, восемнадцатилетнего, рабочие выбрали директором. А завод этот изготавливал запасные части к единственному выпускавшемуся тогда в Ленинграде по американской лицензии, трактору «Фордзон». Без этих деталей, особенно без поршневых колец, например, трудным становилось содержание тракторного парка и общее развитие сельского хозяйства в стране. И надо же было так случиться, что именно восемнадцатилетний Женя Батенчук сумел во многом разрулить ситуацию.

«Мне повезло, — вспоминал он об этом эпизоде своей жизни, — главный инженер воспринял моё назначение без всяких обид. А дело он знал и умело вёл техническое руководство. Но главное, конечно, — коллектив. Рабочие хорошо понимали значение основных производств на заводе, гордились, что директора они выбрали сами, из своей среды, и старались делать всё возможное каждый на своём месте.

Долгое время на заводе «хромало» литейное производство. Его расширение было первым условием выполнения поставленной задачи. И тут мне повезло. Иду я, удручённый по одесской улице. Навстречу бывший одноклассник Сашка Столярский, и тоже мрачный.

— Чего, — спрашиваю, — хмуришься?

— Проблема в семье. Понимаешь, дед объявился из Америки, работал там обер-мастером по литью поршневых колец для тракторов. На старости лет решил вернуться на родину, а его в тюрьму посадили как шпиона…

Меня точно громом ударило!

— Слушай, Сашка, а не способен ли твой дед у нас на заводе литейное дело наладить?

— Дед смог бы, наверное, он ещё не очень старый по духу…

Я — в райком партии. Так и добился с огромным трудом его своеобразного «освобождения» — возил восьмидесятилетнего деда в пролётке на завод, а вечером обратно к месту заключения. Потом его освободили, и он действительно помог наладить литейное производство. Вскоре завод стал давать по 50–60 тысяч колец в месяц. А когда пустили новые станки, преодолели отставание полностью, то довели выпуск поршневых колец до 128 тысяч».

Его именем назван алмаз

Потом Евгений с отличием закончил химико-технологический институт. За год перед войной был призван в Красную Армию. Воевал. И тут — беда. Попал в плен. Долгое время провёл в фашистском концлагере, который позднее был освобождён. Довоевал, отсидел срок уже в советских лагерях, но веру в страну и советскую власть не утратил.

Строил Краснополянскую ГЭС в Краснодарском крае. Работал в Сибири на сооружении Иркутской и Вилюйской гидроэлектростанций, города Ленска и крупнейшего в мире алмазодобывающего комплекса. Возглавлял коллектив управления строительства «Вилюйгэсстрой».

С начала семидесятых годов жизнь его оказалась прочно связанной с Набережными Челнами. Под руководством Е. Н. Батенчука, первого заместителя начальника, затем начальника производственного объединения «Камгэсэнергострой», построены КамАЗ, новый город на Каме, Нижнекамская ГЭС и здешняя аграрная пригородная зона.

В итоге назовут его заслуженным строителем Якутской и Татарской АССР, РСФСР. Станет он Почётным гражданином городов Мирного и Набережных Челнов. Будет награждён высшими орденами страны, станет кавалером множества медалей. И удостоится, наконец, звания Героя Социалистического труда.

Когда он умер в 1999 году, его именем назвали улицу и площадь в Набережных Челнах, в честь него наименован также каскад Вилюйских ГЭС и даже крупнейший якутский алмаз весом в 64,47 карата.

Такая вот жизнь.

«Память — единственный рай, из которого нас никто не может изгнать»

Но это жизнь официальная, которая не даёт всё же полного представления о человеке. Календарной строкой не передашь ни улыбки, ни голоса тут не угадаешь, ни повседневного течения жизни, из чего и складывается окончательный образ человека. Становится ясным то, что мы называем обаянием, проявляются те черты характера и личности, которыми человек окончательно покоряет нас.

Попробую и об этом рассказать, привлекая не только свои впечатления, но и слова тех, кому, его грандиозная личность, как и мне, запала в душу и сердце. Некоторые поиски мне придётся сделать. Поиски эти сродни археологии, особого рода раскопкам в пространстве духа и памяти.

Одним из первых прислал мне свои воспоминания о Батенчуке Валера Кузьмин, в прошлом — первый секретарь Набережночелнинского горкома ВЛКСМ (1969–1973 гг.). Видимо, наши мысли, как всегда, были настроены на одну волну. Я попросил его написать эти воспоминания. И с удовольствием процитирую эту небольшую зарисовку полностью. Назвал он её ёмко, так что получился роскошный прямо-таки афоризм: «Память — единственный рай, из которого нас никто не может изгнать». И весь текст получился под стать заголовку. Вот он:

«Позвонил мне Юрий Иванович Петрушин, мой близкий и надёжный друг, с которым я познакомился в 1970 году на строительстве КамАЗа и с которым вот уже почти полвека наша дружба не прерывается.

Я знаю, что в последние годы Юрий Иванович активно занимается проблемами создания мемориала «Первостроителям КамАЗа». Это нужная работа — оставить память о тех, кто создал город Набережные Челны и автомобильный гигант КамАЗ. Эта память нужна, прежде всего, подрастающему поколению. Каждый челнинец должен знать, что он и его сограждане живут в прекрасном городе и работают на современных предприятиях, благодаря своим родителям, дедушкам и бабушкам.

Юрий Иванович попросил меня вспомнить какой-нибудь эпизод из жизни, связанный с легендарным человеком, начальником строительства КамАЗа и города Набережные Челны Евгением Никаноровичем Батенчуком.

Зачастую, чтобы охарактеризовать того или иного человека, нам приходится добавлять слова: герой труда, лауреат, профессор, изобретатель и т. д. И не так уж много имён, которые достаточно просто назвать, — и не только сам герой, но и вся его эпоха, его деятельность встаёт перед нами, как наяву. И одно из них — Евгений Никанорович Батенчук. Этот великий человек был участником войны, а ещё он воплотил в себе многие лучшие человеческие качества.

В Набережных Челнах его знают все от мала до велика. И, конечно же, Евгений Никанорович и его соратники-первостроители заслуживают того, чтобы память о них в людских сердцах сохранилась навсегда.

«Убери ты эту мелочь, давай стаканы»

Теперь об одном незабываемом для меня эпизоде.

Я тогда работал уже в Казани, был первым секретарем Татарского обкома комсомола. На заседании бюро ЦК ВЛКСМ в Москве должны были рассмотреть роль татарского обкома ВЛКСМ в создании комсомольско-молодежных бригад на строительстве КамАЗА. Готовились, как положено, волновались. Тем более, что перед этим позвонил секретарь ЦК комсомола Геннадий Елисеев и предупредил, что предварительная оценка не ахти какая, будет отмечено, что деятельность обкома комсомола в этом направлении недостаточно активна.

Вот тут и пришлось мне обратиться к Е. Н. Батенчуку с просьбой поехать вместе на бюро ЦК ВЛКСМ, а ещё я пригласил бригадиров комсомольско-молодёжных бригад. Так что выехали мы в Москву целым «взводом».

Первым секретарем ЦК комсомола был тогда Евгений Михайлович Тяжельников. Человек педантичный, он обращал внимание на любые, часто даже и формальные, мелочи: как человек выступает, как одет, соблюдает ли протокол. Я об этом хорошо знал. И когда мы собирались утром на бюро, я заметил, что Батенчук не надел галстука. Я ему говорю:

— Евгений Никанорович, не принято без галстука присутствовать на бюро ЦК комсомола.

Он мне отвечает:

— Я никогда его не ношу.

И всё-таки я настоял. Он послушался, но я видел, что в галстуке ему как-то не по себе, некомфортно.

Его пригласили в президиум, они дружески обнялись с Тяжельниковым, потом мне предоставили слово для доклада. После того посыпались, как полагается, разные вопросы ко мне, специально сформулированные таким образом, чтобы показать огрехи нашей работы с молодёжными бригадами. Евгений Никанорович теребил-теребил галстук, потом сорвал его и, обращаясь к членам бюро, сказал:

— Тут у вас, знаете ли, дышать тяжелее, чем на заседании в ЦК партии.

Все заулыбались. И, не спрашивая ни у кого разрешения, Батя закатил такую речь о деятельности комсомола на стройке, что все зааплодировали. Потом поднял всех бригадиров комсомольско-молодежных бригад и сказал:

— Спросите у них, как работает комсомол на стройке и лично первый секретарь обкома комсомола Валерий Кузьмин?

После того, как все бригадиры высказались вполне одобрительно и о вкладе в успехи стройки всей комсомольской организации, и о моей работе, участникам памятного для меня бюро ничего не оставалось, как признать работу обкома комсомола удовлетворительной.

Выйдя на улицу, Евгений Никанорович сказал мне:

— Одно дело сделано, теперь мне нужно ехать в Министерство энергетики, там необходимо решить кучу вопросов по финансированию объектов соцкультбыта. Я приеду на вокзал прямо к поезду, а ты зайди в магазин купи что-нибудь поесть в дорогу.

Зашёл я, как помнится, в магазин, который располагался на улице Мясницкой (раньше называлась улица Кирова), знал, что в Москве только в этом магазине продавалась без ограничения колбаса. Долго пришлось стоять в очереди, но достались-таки мне и хлеб, и колбаса, и шпротов банка. Да ещё, на свой страх и риск, прикупил я целых две бутылки водки. Приехал на вокзал минут за тридцать до отправления поезда и стал терпеливо ждать Евгения Никаноровича. Вот объявили уже отправление поезда, а его всё нет.

Буквально за минуту до прощального сигнала Батенчук вваливается в вагон, весь взъерошенный, вспотевший, но счастливый. Говорит:

— Всё успел, всё решил, финансирование будет.

Отдышавшись и устроившись уже в купе, он спросил:

— Ну, так ты взял что-нибудь покушать?

Я достал всё, что купил, и мы приступили к трапезе. У меня даже рюмки были для водки.

Но он сказал:

— Убери ты эту мелочь, давай стаканы.

В течение часа всё было съедено до крошки, две бутылки водки опустели, тем не менее, мы были почти трезвые (себе я старался наливать поменьше). Я, помнится, подумал тогда, что этот гигант воплотил в себе самые лучшие качества человека: доброту, честность, уважительное отношение к людям, огромную работоспособность, ответственность. И ещё — умение по-мужски «расслабляться», что тоже бывает иногда немаловажно.

Последний раз мы встретились незадолго до его кончины. От человека-горы, каким он был в годы битвы за КамАЗ, мало что осталось: могучий, кряжистый мужик с сияющими глазами превратился в хрупкий намёк на прежнюю несокрушимую мощь. Но дух сохранился прежний — неукротимый. Легендарный строитель с увлечением рассказывал о былом, с ехидцей противопоставляя его «дикому капитализму» конца двадцатого века, яростно громил виновников развала великой страны, которую сам созидал когда-то. И видно было, что этот факт был и его личной трагедией. Он вспоминал товарищей, глаза его горели прежним огнём. И показалось мне тогда, что ни старость, ни болезни его не возьмут ещё долго…»

Продолжение следует.