Неизвестный, положивший конец эпидемиям
Как только не называют благословенный XIX век – это и век пара, и век электричества, и век социалистических идей, и век железных дорог. Но, так уж вышло, что для подавляющего большинства людей на планете, живших в то время, этот век стал веком холеры.
Страшные пандемии (всего их за столетие случится семь), возникая одна за одной в долине Ганга, уносили жизни миллионов людей. «Быстрый» XIX век, когда мир стал близким и единым, своими пароходами и колониальными товарами мгновенно разносил заразу по всему миру, и не существовало никакой защиты и никакого противодействия этой болезни.
Хотя про гигиену тогда уже знали: карболка стараниями Рунге, Лорана и Листера была знакома каждому лекарю, но всё же медицина оставалась еще в довольно диком состоянии и перед холерой оказывалась полностью бессильной.
В 1854 году Филиппо Пачини, наконец, открывает возбудителя холеры, холерный вибрион, но это великое открытие было проигнорировано тогдашней медициной и предано полному забвению по той простой причине, что в те года среди медиков все еще главенствующей была дошедшая из глубинного Средневековья теория миазмов, отвратительных запахов, которые и являлись источником и распространителем болезней – чем мерзостней запах, тем неизлечимее заболевание.
Роберт Кох. Кроме вибриона холеры он открыл бациллы сибирской язвы и туберкулеза, те самые палочки Коха
Конечно, в прагматическом XIX веке о миазмах рассказывали уже не так красиво, как это делали в Средние века, когда распространение болезней приписывали «извергаемой землей геенне огненной», дьявольским кострам, на которых в недрах поджаривали гнусных грешников, источающих зловония, и даже гнилостному дыханию коней всадников Апокалипсиса, ждущих своего часа для того, чтобы вырваться и уничтожить всё живое. Конечно же, скептики и нигилисты не верили в церковные сказки, но вполне согласны были с тем, что именно запахи и есть всему беда, и для лечения стоило бы перебивать «гнилостные» запахи благоуханными, поиск которых и заменял тогда микробиологию.
Холерный вибрион пришлось открывать еще раз – ничего не зная об открытиях Пачини, великий Роберт Кох в 1883 году сообщил миру о своем открытии. На этот раз новость и в самом деле дошла до научного мира – как знать, сыграл ли здесь свою роль авторитет Коха или образованному XIX веку теория миазмов уже не представлялась к тому времени незыблемой, но, так или иначе, «запятая Коха» всколыхнула научный мир.
Уже год спустя испанский врач Хайме Ферран-и-Клуа выпустил вакцину от холеры, использовав для изготовления холерный вибрион, и провел довольно масштабную вакцинацию в охваченной эпидемией Испании (в ту волну в стране было заражено более 320 тысяч человек, почти 120 тысяч из них погибло, и Ферран спешил спасти людей). Увы, результаты оказались катастрофическими: вакцина или убивала, или не оказывала действия. Рассчитать дозировку и найти принцип такого расчета Ферран так и не смог.
Илья Ильич Мечников и Луи Пастер. Их роль в судьбе Хавкина трактуется очень широко: где-то их называют учителями Хавкина, где-то, наоборот, возводят на них напраслину за якобы недооценку последнего. Во всяком случае, Хавкин у них точно многому научился, и они совершенно точно оказывали ему помощь и поддержку.
Только в 1892 году младший библиотекарь Института Пастера Владимир Хавкин смог представить миру вакцину от холеры. В присутствии большого количества лучших умов Европы Хавкин обнародовал доказательные результаты своего эксперимента, к которому он шел четыре года. Большая часть была потрачена именно на расчет дозировки: Хавкин ставил эксперименты на грызунах, добившись того, что точная доза вакцины убивает животное за точное количество времени. Это дало возможность взвешенно дозировать препарат, и Хавкин проверяет его действие на себе, заразив себя холерой и излечившись собственной вакциной, представлявшей ослабленный в нужной пропорции вибрион.
Добровольцев для такого рода эксперимента найти сложно, но Хавкин знакомит с результатами нескольких выходцев из России, трое из которых (два врача и агроном) выражают желание стать испытуемыми: они позволяют себя заразить и... их тоже излечивает вакцина Хавкина.
Все это и доложено высокому ученому сообществу, но реакция этого самого сообщества вялая. «Это слишком хорошо, чтобы это было правдой,» — изрекает великий Кох. Его скепсис поддержан и другими учеными. Ни одна из стран не желает ставить эксперименты. Пастер, чей голос «весит» очень много, горячо рекомендует вакцину Хавкина России, где как раз бушует очередная эпидемия (заболеет более 660 тысяч человек, половина из которых умрет), но Россия отвергает предложение.
Россия. Эпидемия. У холерного барака. Не факт, что гигиенические нормы соблюдаются
.Кстати… часто можно встретить рассказ о том, что предложение Пастера отвергли грубо и цинично, заявив что-то вроде (версий много, общая идея одна), что лучше все умрем, чем воспользуемся изобретением мерзкого еврея, – сразу скажем, что это не так. Предложение Пастера рассматривали ученые Академии наук, а отвергнуто оно было после долгих и серьезных споров потому, что все в курсе были об экспериментах Феррана и их ужасающих итогах.
Опять же, справедливости ради, скажем, что все европейские столицы отвергли тогда вакцину: и даже Пастер, Мечников, Листер и масса других замечательных ученых относятся к доказательной работе Хавкина сдержанно, опыт Феррана заставлял быть осторожными буквально всех (заметим, что в будущем уважаемый институт Пастера совершенно справедливо не станет ставить себе в заслугу создание вакцины, что для уважаемого учреждения, существующего на пожертвования, наверное, болезненно, но честно, так как реальной поддержки на ранних этапах разработки Хавкину и в самом деле оказано не было).
Впрочем… впрочем, эта осторожность касается Европы, а вот вдалеке от неё отчего бы было и не попробовать?
И в 1893 году правительство Англии предлагает Хавкину работу государственного эпидемиолога в Индии – той самой стране, где холера буйствует, не прекращаясь, и где масштабы этого заболевания превышают все представления европейцев о том, что такое настоящий ужас.
Так этот одесский еврей оказывается в холерном эпицентре.
Может быть, такой поворот судьбы никогда Владимиру Хавкину и не снился, но, с другой стороны, он ко всяким оборотам был готов. Родился он в 1860 году в Одессе в семье учителя (и горячего сторонника идеи ассимиляции евреев), закончил гимназию в Бердянске, после чего поступил в недавно созданный Новороссийский университет, где взялся за изучение зоологии. Ему повезло: его старания и знания отметил профессор Мечников, будущий Нобелевский лауреат, чье имя носит этот университет сегодня.
Новороссийский университет. Студент Владимир Хавкин попал в надежные руки: преподавали там тогда славист Григорович, биолог Ковалевский, ботаник Половцев, физиолог Сеченов и, наконец, Мечников, заинтересовавший Хавкина зоологией простейших.
Стремление улучшить этот несправедливый мир приводит Хавкина к революционерам-народникам и, одновременно, в отряд еврейской самообороны.
Первое заканчивается двумя арестами и надзором полиции, второе – ранением во время еврейского погрома 1881 года, а все вместе – исключением из университета, где его восстанавливают стараниями того же Мечникова и других преподавателей университета, которые даже уходили в отставку в знак протеста против преследования своих студентов.
Хавкин в итоге заканчивает курс и даже защищает кандидатскую диссертацию, но места в университете ему не находится, и он служит в Одесском зоологическом музее. В те же годы Мечников принимает предложение Луи Пастера и уезжает работать в созданный Пастером институт, куда этого бунтаря российские власти с облегчением и отпускают.
Хавкину предстоит подумать о своем будущем, в России ему работы нет: преподавать евреям запрещено. Правда, милосердные и сострадательные российские власти предлагают Хавкину поменять веру, и тогда у него, пусть бунтаря и смутьяна, появлялись бы возможности для карьеры, но не отличавшийся в то время религиозностью ученый предпочитает иной путь.
Научные связи в мире тогда сильны, переписка между учеными – обычное дело, и Хавкин пишет знакомому по переписке швейцарскому ученому о своем желании работать, и – получает приглашение в университет Лозанны на должность приват-доцента, куда и уезжает в 1888 году.
Лозанна представляется ему раем (он еще вернется в этот город на закате своей жизни), впервые в жизни у него устойчивый и высокий заработок, вот только работы там немного, оснащение лаборатории оставляет желать лучшего, и Хавкин решается напомнить о себе Мечникову.
Институт Пастера в Париже, где Хавкин нашел сложное решение вакцины от холеры.
У входа — бюст Луи Пастера, основателя института
В институте Пастера, однако, мест для научного работника нет, но есть вакансия младшего библиотекаря (с доступом к лаборатории), и вот за нее-то и хватается кандидат наук и приват-доцент. В том же 1888 году он уже в Париже, и в том же году Пастер в присутствии Хавкина рассуждает о больших перспективах в изучении холерного вибриона.
Эта идея захватывает Хавкина. Будучи человеком пунктуальным и ответственным, обязанности младшего библиотекаря он исполняет безукоризненно, зато после рабочего дня в его распоряжении лучшая тогда в мире лаборатория, где Владимир занимается тем, ради чего и переехал в Париж, – наукой.
Как мы уже знаем, его одержимость и талант дают свои плоды, но вот теперь такой вызов – Индия…
Собственно, вызовы никогда не смущали Хавкина раньше (и никогда смущать не будут), и он прибывает в Бомбей. В том же 1893 году в Пареле, пригороде Бомбея, им основана бактериологическая лаборатория, набран штат сотрудников и начато производство вакцины.
Работы много: в штате лаборатории более 50 человек, и никто из работающих (включая самого Хавкина) даже не подозревает, что они закладывают фундамент ныне всемирно известной индийской фармацевтической промышленности.
Хавкин лично выезжает для проведения вакцинации: первые дозы вакцины получают английские военнослужащие, но приходит черед и местных жителей.
Тут надо сказать, что врачи в те времена, как, впрочем, и в предшествующие им, мягко говоря, не пользовались особым доверием населения. В Европе упорно ходили слухи, что именно врачи и есть те самые отравители, которые население травят специально (не станем описывать мотивацию «отравителей», которая приписывалась докторам сплетнями, нам, людям современным, этого не понять). Случаев, когда озверевшая толпа убивала лечащих их докторов, хватало не только в России, но такое бывало и в «просвещенных» европейских державах.
Владимир Хавкин (в центре) проводит вакцинацию в одном из индийских поселков
Никак нельзя сказать, что в Индии дело с отношением к лекарям было хоть чем-то лучше или благостнее.
Выезжая на вакцинацию, Хавкин зачастую рисковал жизнью, но на индусов производила все-таки впечатление решимость человека, который сначала на глазах у всех вводил вакцину себе. Это работало — неизменно находились желающие получить прививку.
Два года работы по прививанию военных и гражданских добровольцев дали первые цифры: привито было 42 тысячи человек, зафиксировано снижение заболеваемости в 10 раз, а самое главное – отсутствие смертности среди привитых. Нельзя сказать, что мир был потрясен результатами – какая-то там Индия, подумаешь… Но вот в самой Индии авторитет и Хавкина, и его лаборатории за два года работы поднялся до небес. Можно сказать, от него теперь ждали чудес.
Во всяком случае, когда в Индии вдруг разразилась вспышка бубонной чумы, то местные власти, вполне логично, обратились в поиске решения этой проблемы именно к Хавкину, и тот немедленно взялся за работу. Чумная бактерия незадолго до этого была уже выделена другим бывшим сотрудником института Пастера — швейцарцем Александром Йерсеном, и Хавкин занялся экспериментами с мертвой бактерией. Приходилось спешить, потому что чума косила людей совершенно безжалостно. В итоге на свет появилась «лимфа Хавкина», противочумная вакцина, которая победила вспышку самой опасной из известных на тот момент человечеству болезней – эпидемия вскоре пошла на убыль, а у Владимира Хавкина появился новый сторонник, влиятельный сэр Султан Мухаммадшах Ага-хан III, 48-й имам местной мусульманской общины, ставший и поклонником, и покровителем Хавкина. Благодаря имаму идеи вакцинации стали популярными среди уммы, и местные мусульмане активно и добровольно вакцинировались.
Известия о «волшебнике Хавкине», наконец, докатились и до Европы: Джозеф Листер, один из самых авторитетных медиков в мире, назвал его «спасителем человечества», королева Виктория наградила орденом (так еврей Хавкин стал британским сэром), губернатор Бомбея передал ему для работы свою бывшую резиденцию, а с 1901 года Хавкин стал главой специально созданной Противочумной лаборатории, которая в промышленных объемах стала производить вакцины против чумы и холеры.
Владимир Хавкин в своей лаборатории в Бомбее. Сейчас эта лаборатория — Институт Хавкина, где разрабатываются новые лекарства
Забегая немного вперед, заметим, что еще при жизни Владимира Хавкина в 1925 году на базе этой лаборатории будет создан Институт Хавкина, существующий до сих пор. Примерно в то же время состоялась встреча Владимира Хавкина с Робертом Кохом, во время которой великий Кох, не вспоминая о своем прошлом недоверии к работе неизвестного помощника библиотекаря, оценил его вклад в мировую науку как не имеющий себе равных…
Впрочем, как это всегда случается, ордена и признание – это только одна сторона медали. У Хавкина, которого современники описывали как человека скромного, отважного и весьма корректного и сдержанного в отношениях с окружающими («настоящий джентльмен») был ряд недостатков: он был «каким-то русским евреем», он не имел медицинского образования, и, наконец, его лаборатории уверенно превращались в очень большой бизнес, так как с начала ХХ века вакцины из Индии начинают экспортировать в Европу, причем объемы экспорта растут в геометрической прогрессии.
Без завистников никак не могло обойтись. Каждый шаг Хавкина контролируют завистники, которые ждут момента для того, чтобы избавиться от него.
Наконец, такой момент наступает: в одном из штатов при вакцинации погибает 16 человек. Причина их смерти – столбняк, и Хавкина обвиняют в нарушении антисептических норм при производстве вакцин.
Дело тянется долго, наконец, комиссия под руководством Листера доказывает, что вакцина была изготовлена безукоризненно, а загрязнение произошло по вине доктора, проводившего вакцинацию.
Антихолерная логистика: партии вакцины, подготовленные к отправке.
Впрочем, к тому времени место директора уже занято, лабораторию возглавил главный ненавистник Хавкина, майор медицинской службы Баннерман, добившийся своей цели.
Хавкин справедливо опасается за свою научную репутацию, шлейф скандала тянется за ним несколько лет. И тогда, и сейчас скандальные истории помнятся долго, а как там и чем именно они в итоге разрешились, кто оказался злодеем, а кто – жертвой, многим так и остается неизвестным. Хавкин обращается за поддержкой к научному сообществу, и в 1907 году в британской прессе появляется письмо за подписями гениев и авторитетов медицины того времени, в котором еще раз подтверждается высокое значение открытий Хавкина для науки и его научная безукоризненность.
Это дает ему возможность вернуться в Индию, где работы – непочатый край, в 1908 году он становится главой бактериологической лаборатории в Калькутте. Увы, эта лаборатория предназначена исключительно для исследований, возможностей для проведения экспериментов и производства вакцин в ней – никаких, и в 1915 году, когда появляется возможность выйти на пенсию, Хавкин возвращается в Европу.
Он довольно обеспеченный человек: за годы службы в Индии ему причиталось весьма высокое жалование, которое он, человек, ведущий очень скромный, если не сказать – аскетичный, образ жизни, практически не тратил. Да и сам образ жизни – его обычный рабочий день длится 12-14 часов – не давал ему даже времени заняться тратами.
1908 год, Россия, земская больница, эпидемия холеры. В 10-х гг. Россия, наконец, станет закупать вакцину от холеры - позже, чем это начнут делать другие страны Европы
Сидеть без дела он не привык, его стремление улучшать этот несправедливый мир, которое он реализовывал когда-то в кружке народовольцев, а позже – как создатель вакцин, спасающих миллионы жизней, совершенно неожиданно выливается в увлечение сионистскими идеями.
О религиозности Хавкина до этого периода его жизни практически ничего неизвестно. Его отец, которого Хавкин очень ценил, как мы и говорили, был сторонником еврейской ассимиляции. Жизнь в многоконфессиональной Индии тоже никак не способствовала проявлению религиозных чувств – там его профессиональным долгом было помогать всем людям (хотя есть сведения о его контактах с еврейскими общинами Бомбея и Калькутты, но этих контактов было ничуть не больше, чем общения с мусульманами, индусами или христианами). Хотя… еще в юности Хавкин заносит в свою записную книжку высказывание Теодора Герцля, «отца сионизма»: «Религия нас объединяет, а наука делает нас свободными».
Хавкин до конца жизни участвует во множестве проектов, так или иначе связанных с помощью еврейским организациям: он ведет переговоры с банкиром Ротшильдом и султаном Османской империи о выкупе земель в Палестине для еврейских переселенцев, занимается открытием кружков по изучению иврита и финансирует кружки по изучению Торы, сам пишет ряд статей, в которых пытается как-то совместить религию и науку. В 1926 году, совсем незадолго до своей смерти, он впервые после 1888 года, желая понять, как живут еврейские общины в СССР, навещает родные края: Одессу, Бердянск и несколько других городов. Позже советские писатели описывают его восторг от «обновленной России», но ощущения Хавкина от страны, находящейся тогда на пике своего благополучия (в СССР в разгаре НЭП), совершенно обратные: он поражен бедностью людей и атмосферой всеобщей подозрительности.
Владимир Хавкин в памяти человечества останется вот таким
Умер Хавкин в Лозанне в 1930 году. Работа над совершенствованием его вакцин продолжается и сегодня, хотя именно он заложил основы их создания. Институт Хавкина в Индии стал предвестником ныне гигантской фармацевтической промышленности Индии, которая стала крупнейшим в мире производителем и экспортером лекарств уже к началу 20-х гг. ХХ века.
Когда-то в разгар той самой эпидемии холеры в России 1893 года мобилизованный на борьбу с ней доктор Чехов писал о том, что есть «вакцина Хавкина», о котором у нас мало кто знает. О нем и до сих пор мало кто знает и помнит, ну, разве что иногда разгораются споры о том, какая из стран вправе считать его «своим»: Франция, Швейцария, Англия, Индия или даже отвергшая его Россия. Наверное, самого Владимира Хавкина эти споры немало озадачили бы, поскольку всю свою жизнь он был занят не спасением евреев, индусов, русских или англичан – он просто спасал людей.