Сталинград: Великое возрождение русской армии
Это очень трудная задача – написать о Сталинградской битве, не пересказывая учебник. За прошедшие с того победного 2 февраля 1943 года, когда окончательно капитулировала немецкая группировка, 78 лет об этом событии сказано, пожалуй, всё. От стратегических оценок до простых солдатских воспоминаний – всё опубликовано. Сняты фильмы, в военных академиях разбираются тактические схемы сражения, фантасты отправили в те события немало "попаданцев", в Германии вспоминают о Сталинграде как о синониме лютого ужаса, либералы и "разоблачители" капают слюной из-за громадных потерь, американская пропаганда старается вычеркнуть то сражение из истории – да, вот так, всё вперемешку, но всё существует, всё актуально, всё тоже стало артефактом человеческой истории.
Значит, остаются только мнения. Но и в них вряд ли получится высказать что-то новое. Событие ведь – реально исторического, всемирно- и всевременно-исторического значения. В одном ряду с Марафоном, Саламином, Каннами, Пуатье, Веною, Ватерлоо. Так что мнений тоже бесконечное количество. Однако в истории России это сражение настолько величественно и громадно, что обойти молчанием его очередную годовщину просто нельзя. Не удаётся. Несмотря на практически гарантированный риск повторов и самоповторов.
Сталинград – второе Бородино
Именно так, без знака вопроса. Не в чем тут сомневаться.
Несмотря на практически стальную твёрдость вложенных ещё в школе формул, Сталинградская битва на самом деле не была ни решающей, ни даже в полной мере поворотной в войне. По сути, она не решила ни одной стратегической задачи. Кроме одной – не дать немцам победить, не дать им окончательно закрепиться на Волге, не дать захватить нефть Кавказа.
То есть строго оборонительное сражение, в котором, собственно, и удалось выполнить задачу оборонительного сражения – не пропустить врага.
Понятно, что тут же хочется бросить в автора тапкой. Да ему и самому хочется это сделать. Но истина – она истинно дороже: по окончании Сталинградской битвы удалось, и то не везде, лишь восстановить положение сторон на начало немецкого наступления летом 1942 года. Образно говоря, просто словно ластиком вытерли с карты все достижения вермахта с июля по февраль.
Ликвидация окружённой в Сталинграде группировки врага – в этом смысле не более чем прилагаемое. Политически, безусловно, важное, даже критически важное после всех неудач 1942 года. Когда, как назвал одну из своих книг один из ведущих нынешних знатоков той войны Алексей Исаев, внезапности уже не было, но Красная армия, между тем, откатилась под ударами немцев дальше, нежели в 1941 году. Это надо было не только как-то объяснить народу, но – прежде всего! – исправить. Доказать, что отступление 1942 года было не следствием разгрома переоценивших свои стратегические таланты советских генералов, а едва ли не плановым мероприятием. Вынужденным, но всё же управляемым отходом. Недаром именно в 1942 и 1943 годах в ход пошли книги и пьесы про 1812 год.
Но с точки зрения военной окружение зарвавшихся в наступлении войск противника – всего лишь классика. Предмет для изучения на занятиях по тактике в военных училищах и академиях. После Ганнибала и его Канн – разве что оперативные и тактически особенности в каждом случае. И поскольку окружение удалось – гибель 6-й и части 4-й немецких армий становились лишь пунктом в перечне будущих потерь.
А в целом – да, ни одной стратегически важной задачи решить не удалось. Не попала в окружение вся германская группировка, ушедшая на Кавказ. Значительная часть войск противника ушла через Ростов-на-Дону, который не удалось взять и тем захлопнуть крышку котла. А потому не рухнул, как мог бы, весь южный фланг немецкого фронта. Враг удержал положение, а с повторным захватом Харькова даже возвратил себе на время стратегическую инициативу.
И в сочетании всех этих факторов Сталинградская битва предстаёт, в общем, стратегическим аналогом битвы Бородинской. Там тоже было показано невероятно много доблести и мужества, тоже удалось, пусть и отступив несколько, удержать позиции, тоже довести вражеские войска до кризиса.
Но ни добиться решительной победы, ни перехватить стратегическую инициативу не удалось. Разница только в том, что при Бородине замысел Кутузова на окружение группировки противника Наполеон смог парировать, а на Волге Паулюс этого не сумел. В остальном 1812 год и тут мистическим образом отразился в 1942 году.
Но…
Что было до
В то же время Сталинградская битва действительно оказалась сражением стратегического характера. Оборона выдержала, враг был отброшен на исходные, часть его войск окружена и капитулировала. А главный результат и главная победа была в другом: свершился стратегический поворот в душах и мозгах советской армии и советского народа. И вот этот поворот описать сложнее.
Чем была Красная армия, встретившая германскую агрессию в 1941 году? Есть мнение, что она ещё не была в полной мере армией. Уже хотя бы по тому непреложному военному правилу, что в армии царит единоначалие. Нет, не царит – армия строится на единоначалии и вокруг единоначалия. Она – рука её командира, его и только его инструмент.
Но Красная армия до войны была инструментом не командира. А Коммунистической партии. От коей к каждому командиру выше взводного звена был приставлен "смотрящий" – политрук, комиссар, член Военного совета. И он не просто надзирал за командиром. Он имел право командовать им, управлять, в том числе навязывая или отменяя его приказы.
Это уже само по себе нонсенс для любой нормальной армии, но дело не ограничивалось и этим. Политрук, политический руководитель одновременно представлял и проводил линию партии в Вооружённых силах. А линия эта, как мы знаем из истории, колебалась будь здоров как! О чём тут говорить, когда в 1937 году одна часть партии перестреляла и пересажала другую часть партии, уничтожив прежде всего тех, кто сотворил сам переворот 1917 года!
Так что, если на то пошло, командиров в Красной армии фактически не было. Ею командовала партия, наделяя властью и контролем людей, в массе своей не имевших даже военного образования! Это было ополчение, а не армия. И даже не народа ополчение, а – Коммунистической партии. К которой после резни Гражданской войны и коллективизации у весьма немаленькой части народа были очень и очень недобрые счёты…
И что произошло бы с такой армией, когда на неё обрушились ярые хищные волки, подготовленные по унтер-офицерскому образцу, получившие двухлетний опыт современной механизированной войны, да под командованием кастовых офицеров, обученных в академиях, прошедших через Первую мировую войну и блистательно, без особых потерь разгромивших две дотоле сильнейшие армии Европы – французскую и польскую?
Правильно, она была бы разгромлена. Она и была разгромлена. А как ещё назвать состояние, когда на 31 декабря в Красной армии оставалось только 3% действующего личного состава по положению на 22 июня? А два с половиной миллиона, за полгода угодивших в плен к врагу? А 13 больших и малых котлов, в которые попадали советские войска, где в плен единоразово попадало по 300, 450, 600 тысяч человек! Так что и те три процента, что встретили 1942 год в своём строю, были в основном представителями высшего командного и политического состава, преподавателями военных учебных заведений, тыловиками, да везунчиками, уцелевшими в той мясорубке.
И то чудо, что Москву с Ленинградом удалось отстоять.
Имя этому чуду – русский солдат. Солдат, который с самого начала оказал такое яростное сопротивление врагу, коего гитлеровцы ещё не видели в Европе. Дневники германских генералов полны строками про то, что русские сражаются до конца, что предпочитают смерть плену, что ходят в отчаянные атаки, невзирая на потери. Это как же надо было командовать такими солдатами, чтобы они сотнями тысяч попадали в плен!
Собственно, катастрофа лета 1942 года объясняется теми же факторами. Лично мужественные, стойкие, верные родине солдаты, но сбитые в ополчение, а не сколоченные в армию, бросались в топку непродуманных, авантюристических наступлений, устроенных рубаками гражданской войны с партийной линией в сердцах, но без военного образования в головах. Вот на противоходе немцы это ополчение и подлавливали – что в Крыму, что в Мясном Бору, что под Изюмом и Барвенково. И громили. И дошли до Волги и Закавказья.
Что стало главным
А вот в Сталинграде остановились. Военные специалисты много приводят правильных теоретических объяснений тому. И то, что немцы не могли развернуть в городе главную свою ударную силу – танковые клинья. И то, что из-за близости и перемешанности позиций противников немцы не могли использовать свой второй убойный аргумент – бомбардировочную авиацию. И то, что жертвенные, кровавые атаки русских подо Ржевом не позволили немцам перебросить в Сталинград тот "последний батальон", что сломил бы сопротивление, – а немцы действительно по меньшей мере дважды были близки к этому совсем на чуть-чуть...
Вот только не факт, что и после отчаянного их наступления 14 октября, когда они едва-едва не переломили ситуацию, сопротивление русских было бы сломлено. Да, они могли выйти на берег Волги. И что? – они и так на него вышли в нескольких местах. Они могли всех убить в самом городе. Но русские держались за его окраины. И продолжали бы держаться.
Ибо – и это главное – по ходу Сталинградской битвы Красная армия… перестала существовать. В виде красного ополчения. В Доме Павлова не командовали комиссары. Их вообще там не было. А если и были, то их никто не помнит. Потому что если и были, то не линию партии обеспечивали, а оборону укреплённой точки.
И в окопах Мамаева кургана комиссаров не было. Нет, физически присутствовали, на по штату положенных должностях. Но или воевали, как все, отчаянно, жертвенно, остервенело – либо их считали за пустое место. А то и прикапывали втихаря. В развалинах Сталинграда не линия партии выживала, а воинское братство, верность долгу, ненависть к врагу. И – солдатское, воинское умение. И бойцов, и командиров, и генералов.
Они и победили в Сталинграде.
Бойцы уверились в своих силах, в своих командирах, в своей способности бить и переламывать врага. Командиры осознали себя офицерами, воинскими начальниками, а не покорными солдатиками партии. Комиссары... комиссары исчезли. Стали либо замполитами, помощниками командира по работе с личным составом, либо... не стали вовсе. Наконец, генералы осознали, что количество танков ничего не решает, и бросать их в лоб на подготовленную оборону противника – это лишь извращённый способ эти танки ликвидировать, не получив нужного результата. И что результат – не в количестве атак и количестве потерь, а в достижении нужных рубежей и выполнении поставленных задач при максимальном сбережении тех же танков и вообще личного состава.
И после Сталинградской победы солдаты и командиры с таким знанием и опытом стали костяком новой русской армии. И таких было немало – семь армий прошли через сталинградский ледяной ад...
Так что с чистой совестью можно сказать так: Сталинград стал победой русской армии над красным ополчением, пусть даже и там, и там служили одни и те же люди. Ведь и люди побеждали самих себя прежних в огненной купели Сталинграда. Да и русская армия всегда жила внутри красного ополчения – пусть под спудом, как под бетонным колпаком. Жил русский солдат. И когда немыслимые, нестерпимые подчас испытания Сталинграда разбили красный кокон, словно яичную скорлупу, – эта армия и появилась вновь на свет.
А потому уже и поражения типа Харьковского, и отчаянные мясорубки Прохоровки и Понырей, и огненная стена Зееловских высот не могли остановить эту армию. Ибо они не могли изменить главного – что она есть. Что она – русская.
И вот в этом – главная стратегическая победа, одержанная Россий в Сталинграде.