"Мы все будем страдать и это надолго". Ростовчане о войне и родственниках в Украине

В ночь на 24 февраля Россия объявила о начале "спецоперации" в Украине и ввела в страну свои войска. Пока российские власти пытаются запретить называть происходящее вооруженным вторжением, нападением и войной, многие россияне выступили против насилия – люди выражают свою позицию не только в соцсетях, но и на акциях протеста. По данным "ОВД-Инфо" (признано иностранным агентом), с начала войны в городах России были задержаны уже около 3 тысяч человек. Вторжение в Украину отразилось на жителях России не только новыми санкциями, но и опасностью потерять родных, которые живут в атакованном государстве, что особенно касается жителей приграничных российских городов. Кавказ.Реалии поговорил с ростовчанами, которые тесно связаны с Украиной: певица из Горловки, бежавшая от войны, IT-инженер, родившаяся в российско-украинской семье, и дочь журналиста из Киева рассказали, через что они проходят в то время, когда их родные подвергаются обстрелам российских войск. Анаит, 23 года, певица и фотохудожница: – Я родилась в Горловке, где до 2014 года жило около 300 тысяч человек. Часть моей семьи приехала сюда после Арцахской войны 1988 года. Папа учился в Горловском инязе, женился на моей маме, забрал ее из Армении и начал строить семью. В Горловке было все, что нам нужно. Мы здорово жили. В Украине у меня никогда не было ощущения нищеты среди населения, которую я ощутила в России. На одну гривну я могла позавтракать булкой с маком (80 копеек) и чаем (20 копеек). Цены были доступными, а продукты вкусными, что стало для меня большой сложностью после переезда – все оказалось в три раза дороже, а вкусную сметану и кетчуп мы искали месяцами. Я училась в школе №85 в биохимическом классе. Пела в школьном ансамбле, посещала исторический кружок, вела школьные мероприятия, участвовала в олимпиадах, ездила к семье в Донецк, ходила на кладбище к дедушке и не знала о том, что я "хач", "чурка" или "хохолка", о чем мне сказали в России. Меня еще однажды назвали "хохлохачем", я так удивилась изобретательности людей (смеется). В десятом классе я начала ходить на пары в медучилище, собиралась поступить в Харьковский национальный медицинский университет. Спойлер: медиком я не стала, потому что с украинским паспортом и даже 100 баллами по каждому предмету ЕГЭ я могла поступить только на платное отделение, а 104 тысячи рублей были тогда безумными деньгами для моей семьи. Мой отец занимался в Украине частным предпринимательством, в Донецкой области так и остались два наших объекта. Он был не последним человеком в городе, и 14 июня 2014 года ему кто-то сказал, что скоро будут бомбить. На следующий день мы уехали в Ростов, к маминой сестре. Состояние семи человек вместили в пять клетчатых сумок. Я не уверена, что мы бы вообще выжили и смогли социализироваться, если бы не тетя и ее семья. Устроиться в школу и найти жилье нам помог тер церкви Чалтыря (армянский поселок городского типа под Ростовом. – Прим. ред.) – он связал нас с человеком, который предоставил небольшой летний домик, мы там жили весь год. Зимой папа поехал в Горловку проверить объекты, забрать наши зимние вещи и оплатить коммунальные счета, потому что хотел оставаться честным. В дом попал снаряд – папа вернулся к нам в гробу. Сейчас в Украине живут мои родственники, близкие друзья – часть в Киеве, часть в Горловке, кто-то в Одессе, кто-то в Сумах. Они говорят, что не паникуют, собрали вещи на случай, если надо будет в бомбоубежище, купили продукты, кто-то уезжает в деревни. Я не могу думать о чем-то другом. Я отменила обучение по музыке, о котором мечтала, потому что мне не до развлечений в то время, когда моя семья слышит выстрелы. Мне очень больно, я кое-как заставила себя поесть и до сих пор не приступила ни к одной рабочей задаче. Мне очень страшно, стараюсь не суетиться и не читать новости, но они везде, слезы не останавливаются. Я чувствую, что за последние восемь лет люди наконец-то проснулись – в 2014 году мы справлялись, нам помогали в центре беженцев, давали еду и одежду, но ситуация не предавалась такой большой огласке. Хотя младшие сестры сейчас рассказывают, как в тиктоке россияне пишут, что "беженцы забирают наши места" и "это спецоперация России, а не война". Я не верю, что можно быть такими слепыми. Если бы мужчины понимали, как тяжело этому миру даются люди, они бы никогда их не убивали. Мой папа даже не служил, но все равно погиб. Из-за войны в 1988 году моя мама лишилась дома, в 2020 году мы беспокоились о брате, который воевал в горячих точках в Арцахе. Я думаю, что я устала от войн. В 2022 году я могла бы уставать от выгорания, непонимания жизни, поисков смыслов, а не от того, что опять война. Дарья, 27 лет, IT-инженер: – Я живу в Ростове-на-Дону, и с Украиной меня связывает семья по линии папы. Он жил в Мариуполе, а когда настало время поступать, был зачислен в ростовский Институт водного транспорта имени Седова, стал моряком. В Ростове на дискотеке познакомился с моей мамой – в те времена руководство училищ устраивали досуг для студентов, и учебные заведения с мальчиками приглашали на танцы учебные заведения с девочками. В тот раз мореходка пригласила педучилище, где училась моя мама. Так и начался семейный украинско-русский союз. У нас была жизнь на две страны, с друзьями и близкими людьми и там и там. Семья по линии мамы ездила в Мариуполь в гости, и наоборот. Даже когда родители развелись, я продолжила ездить к бабушке с дедушкой на Украину каждые школьные каникулы. То время мне очень приятно вспоминать – праздники в кругу семьи, походы на пляж и в парки аттракционов, кинотеатр "Победа", драмтеатр, сквер и целые дни напролет во дворе с друзьями. Действительно, счастливое и беззаботное детство прошло у меня на Украине. Последний мой визит в страну был в 2012 году, в этом же году я стала студенткой. Мои бабушка и дедушка живут в Мариуполе, двоюродный брат в Киеве, двоюродные сестры в Днепропетровске и дядя с моими племянниками в Виннице. Пока у меня есть с ними связь через прямой звонок, соцсети и мессенджеры, но бабушка предупреждает, что в любой момент могут разбомбить вышки сотовой связи. Из нашего общения я узнала, что бабушка в центре Мариуполя слышит звуки обстрелов с восточной стороны. Она заранее запасается водой, купила свечи, тушенку и прочее. Недавно получила от нее сообщение, что она смогла поспать ночью только на третьи сутки войны. Говорит, что родственники записываются в добровольцы, что много потерь с обеих сторон, что трупы российских солдат лежат на дорогах. Брат в Киеве писал из бомбоубежища, когда по столице была объявлена воздушная тревога. Сообщил, что обстановка напряженная, но несмотря на это, старается держаться в хорошем настроении, чтоб не унывать. Мне очень тяжело принять мысль о том, что идет война. Это настоящая трагедия для всех людей и для меня лично. Я считаю, что в наше время просто недопустимо решать вопросы с применением оружия и насилия – это дико! Я не чувствую себя в безопасности, мне страшно смотреть в завтрашний день. Месяц назад я вышла замуж, но не могу предаться радости этого события, не могу планировать рождение детей, так как боюсь настоящего и будущего в России. Страшно жить, страшно потерять работу, страшно заболеть и самое главное, страшно потерять близких в этой ужасной войне! Я считаю себя гражданкой мира, я против войны, против агрессии и бесчинств! Мне очень жаль, что это происходит наяву. Пожалуйста, берегите своих близких, заботьтесь и помогайте людям, нам как никогда нужна сплоченность и общая цель – достижение мира без насилия! Ирина Самохина, 51 год, издатель: – Я живу в Ростове-на-Дону. В Киеве родилась моя мама, отец окончил Киевский государственный университет. Родители познакомились и поженились в Киеве. Мама работала на большой швейной фабрике "Украина", отец – корреспондентом "Правды", у них было очень много друзей. Я часто проводила здесь каникулы, мы гостили у родственников, я очень хорошо знаю Киев. Думаю, легко представить степень близости моей семьи к украинскому народу. Мои родственники и сейчас живут в Киеве: родной брат моей мамы, его дочь, моя двоюродная сестра, ее дети. Там живут друзья моего отца и мои коллеги. Сегодня утром я созванивалась с родными – к сожалению, они говорят, что в Киеве действительно танки, в центре города идут бои. Многие мужчины записались в ополчение, люди гибнут с двух сторон. Мои родственники живут недалеко от улицы Лобановского, где сегодня ночью ракета попала в 16-этажный дом. Взрыв был такой силы, что вокруг все тряслось, вылетали стекла. Во многие дома попали осколки ракет, некоторые дома частично разрушены. Родные не спят уже вторые сутки. Многие люди не ходят на работу, школы закрыты, не работает большинство магазинов и аптек. Родственники говорят, что они не уехали из города, не эвакуировались заранее, потому что были совершенно уверены, что войны не будет. Они смотрят российские каналы и говорят, что последний месяц российские политики заявляли, что не может быть никакой речи о начале войны. Они были уверены, что так и будет. У моих родственников пожилые родители, которые уже не выходят из дома. Даже сейчас, когда многие покинули Киев, вывезли детей на дачи, уехали в западную Украину, Польшу, Молдавию, мои родственники не смогли уехать, потому что очень тяжело вывозить из города таких пожилых родителей. Я считаю, что ничто не может оправдать решение начать военные действия и ставить под угрозу хоть одну бесценную жизнь. Жизнь россиянина, жизнь украинца. Войне нет оправдания, война отвратительна. Мы все будем страдать, и это надолго, а может быть и навсегда. И к сожалению, с этим будут жить наши дети. *** В Минздраве Украины 27 февраля сообщили о гибели 198 мирных жителей с начала вторжения. Более 150 тысяч жителей Украины, по данным ООН, покинули страну после первых двух дней боевых действий. В офисе Зеленского заявляют о гибели 3500 российских военных. Россия данные о погибших не раскрывает.