«Преступлений против Родины не имеется»: интервью с Саидой Валеевной Яхиной
Маленькой Саиде Яхиной пришлось перенести немецкую оккупацию и угон на принудительные работы в Латвию. А после Победы семилетняя девочка и ее близкие надолго остались «жителями оккупированных территорий».
Саида Валеевна Яхина родилась в 1937 году в Любани, куда привез семью ее отец, касимовский татарин Валей Вениаминович Яхин. В Гражданскую войну он сражался на Туркестанском фронте, а в мирное время работал поваром в «Астории». Мама — Ашрафа Мухамеджановна выросла в Харькове и хорошо помнила, как город занимали то петлюровцы, то махновцы, то красноармейцы. Отцу Саиды нравилось жить в глубинке, а ее мама в Любани скучала. А еще у маленькой Саиды была старшая сестра Захра.
Когда началась война, отец Саиды ушел добровольцем на фронт, а мама и девочки остались в Любани. У Ашрафы Мухамеджановны было слабое здоровье, и она никогда не работала. Даже когда началось оборонное строительство, ее пришлось снять с «окопов» из-за порока сердца. Маленькая Саида запомнила, как в августе 1941 года к Любани подошли немцы.
«Когда немцы стали наступать, в сторону Любани пошли беженцы. Мы тоже все собрались, но нас догнали мотоциклисты немецкие. И всех вернули обратно. А потом пришли другие немцы. Начался комендантский час, с восьми вечера до восьми утра. Потом виселицы – коммунисты, комсомольцы, людей сгоняли смотреть. Всех, кто старше 14 лет, собирали у комендатуры и гнали на работы»
Было голодно, люди ели лебеду и крапиву. Немецкие солдаты подкармливали детей, но Захра была слишком гордой — услышав слова полицая: «Пусть вас Сталин кормит!» девочка развернулась и ушла. Мама работала в городской больнице, и лежавший там мальчик рассказал ей, что его деревню немцы сожгли вместе с жителями за связь с партизанами. Запомнила Саида и Любанскую операцию:
«Близко от нас было депо паровозное, и каждую ночь прилетал наш самолет бомбить депо. Ведь на Ленинград шли эшелоны с немецкой техникой! Мы ночевали на огородах, в подвале. Но самое страшное началось, когда наши стали наступать и начался артобстрел. На моих глазах осколком убило бабушку, а наш дом весь изрешетило. Нас забрали родственники – подальше от депо, от бомбежки. Немцы туда не заселились, потому что мы вдвоем с сестренкой заболели сыпным тифом. А они тифа очень боялись».
В 1943 году местные полицаи приказали всем собираться и загнали нас в «телячьи» товарные вагоны и повезли неизвестно куда. У нас было немного лепешек, вода. Первая остановка была в Пскове — там открыли двери и вынесли умерших из вагонов. Потом снова закрыли и мы поехали дальше. Привезли нас в Латвию, на станцию Кандава.
«Стали отбирать подростков для угона в Германию обратно в эшелон. Мою сестренку (плачет) спрятали! У кого-то мешки были, еще что-то. И они ее не нашли! Они не очень искали, кто попадался на глаза – тех в эшелон. И мы остались вместе».
На станцию приезжали латыши и им раздавали батраков. Хозяин, которому досталась семья Яхиных и еще одна мама с девочкой, был очень недоволен из-за двух детей. На хуторе в первый день всех накормили досыта, а утром Ашрафа Мухамедовна, Захра и вторая женщина отправились на работу — убирать урожай, пасти скот, пахать, полоть. Хозяева тоже много трудились, но маме Саиды, далекой от деревенской жизни, было очень тяжело — ее руки всегда были синими, скрюченными от боли.
«Бедной маме, конечно, от хозяина доставалось, злой был как собака. А хозяйка была подобрее, она жалела нас, девчонок двух, Асю и меня. Она много шутила, смеялась, и мы бегали за ней хвостиком. Эта хозяйка кормила нас, были молоко, картошка. Насколько сытно – не знаю, нам, детям, хватало. Но работать тоже заставляла — собирать яйца в курятнике, хлопушками отгонять птиц от кустов, пасти гусей — этих гусей мы так боялись!
На хуторе было страшно, когда приезжали на мотоцикле немцы за продуктами. Наша хозяйка тогда Захрочку прятала, потому что считала, что она красивая девочка. Немцы забирали провизию, пировали, а потом уезжали обратно. И опять устанавливалась тишина».
Многие жители Латвии знали русский язык и помогали батракам искать своих родственников. Тетя Яхиных, узнав где они живут, попыталась связаться через владельцев соседнего хутора, русских эмигрантов. Те приехали, но у хозяина как раз погиб служивший немцам сын. Он был озлоблен и прогнал их. Встретиться с тетей удалось в городе Сабиле, куда вскоре перегнали всех батраков.
«Маму и Захрочку отправили работать на картофельную фабрику, они делали патоку. А я очень болела – воспаление легких. Но повезло на добрых людей — там жила русская женщина, и она меня подкармливала. А как питались мама и Захрочка, я уж не знаю».
Оттуда нас перевезли в Кулдигу, там нам сказали, что будут грузить на баржи для угона в Германию. Нас выстроили в ряд, у нас аусвайсы, и в них делали отметку – красный на баржу, синий отходите в сторону. Или наоборот, не знаю. И немец какой-то маму с нами отогнал в сторону. Вот так повезло – может, своих детей вспомнил. А эти баржи потом потопили в Балтийском море, и все погибли, кто на баржах был.
Как мы встретили Красную армию? Гробовая тишина, ничего не можем понять, никакой бомбежки нет. И вдруг утром раздается песня! Мы выскочили на улицу – Красная армия едет на машинах с песней (плачет) «Белоруссия родная, Украина золотая». Немцы на своих машинах, мотоциклах уехали, и наши пришли!"
Потом был фильтрационный лагерь в городе Тукумс, где всех проверяли, допрашивали, а откуда в июне 1945 года погрузили в товарные вагоны и повезли домой. Ехали с открытыми дверями, дышали воздухом, но как показалась Любань, в вагонах начался плач — от города остались одни трубы. Но дом тети чудом уцелел.
На родной земле мы оказались в положении изгоев. Долгое время после войны строка в анкете «был в оккупации» вызывала недоверие к нам и подозрения в политической неблагонадежности. Это особенно кощунственно звучало по отношению к детям, которым было год, два, три..."
В тетин дом заселили множество людей, и Яхиным, напополам с другой семьей, досталась кухня. Было много беспризорников, и Ашрафа Мухамеджановна устроилась работать в детский дом. Нужно было приходить в четыре утра, растапливать печи, все мыть и убирать. Директор, бывший солдат, считал ее неблагонадежной, следил за каждым шагом. Однажды со злости раскидал печную золу по всему полу, и маме Саиды пришлось в слезах ее убирать. Ей помогли дети, они ее очень любили. А еще был сильный голод. Хрупкую Саиду в детском доме тайно подкармливали, и всю свою порцию девочка относила домой.
«Однажды я иду с едой по дороге мимо депо, мне плохо, я на рельсы села. Сижу – паровоз сигналит. Остановился, вышел «Девочка, что с тобой?» А мне плохо, голодная. Он дал мне кусочек сахара. Я поплелась домой с этой едой – есть хочу. И я всю эту еду съела. Мама пришла – еды нет. Заплакала молча…»
В 1947 году Яхины узнали, что их отец пропал без вести во время боев в Карелии. А в 1948 году умерла Захра. Закончив с отличием школу, девочка с огромным трудом поступила в техникум — из-за жизни в оккупации ее никуда не хотели брать. В общежитии Захра простудилась, подхватила менингит и умерла в Боткинской больнице. Мама, чудом сохранившая дочь в войну, в этот день поседела и с тех пор замкнулась в себе.
Слабенькой, постоянно болевшей Саиде выпала долгая жизнь. Из-за статуса «жителя оккупированных территорий» она не смогла, как мечтала, стать учителем, но все же получила образование в ЛИИЖДТе, ездила по работе в командировки, путешествовала. Только страх, пережитый в войну, остался у нее на всю жизнь.
«В Ужгороде я застала, как наши танки пошли на Чехословакию. Это была тоже жуть. Утром проснулись – грохот, танки. Все! Я была в командировке с главным инжинером, и он сказал – Саидушка, давай на самолет, билеты я уже взял, и лети обратно в Ленинград, а я остаюсь, мне еще надо здесь быть. Прилетела домой, а мама в ужасе. Когда я вошла в дверь – радости было!»
Полностью восстановить права угнанным на работы советским гражданам удалось лишь в 1992 году — именно тогда в почтовый ящик легла справка, что «сведений о совершении Яхиной Саидой Валеевной преступлений против Родины в период нахождения на временно оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны не имеется». Пожилая женщина до сих пор не может перечитывать эти строки без слез, ведь ей тогда было всего шесть лет!
В 2015 году Саида Валеевна узнала из рассекреченных архивов, что ее отец, командир взвода 3-ей стрелковой дивизии народного ополчения лейтенант Валей Яхин, в 1941 году попал в плен и умер от болезни в финском лагере для военнопленных. Общество «Финляндия-Россия» пригласило ее посетить братскую могилу 122-х красноармейцев около городка Кеюлиё, где он был похоронен.
«Трудно выразить мои чувства, мою боль за маму и сестру, которые не дожили до этого дня, и мою радость, что даже спустя столько лет после войны я нашла могилу своего отца и смогла ей поклониться. Считала, что выплакала все слезы дома, но приехав к месту, не смогла удержаться...»
С 1992 года Саида Валеевна участвует в работе Общества бывших узников фашистских концлагерей, гетто и иных мест принудительного содержания, и до недавнего времени она возглавляла Общество бывших малолетних узников фашистских концлагерей 72-ого муниципалитета. Сначала в нем было более двухсот человек, а сейчас осталось всего семьдесят три. Выступая от их имени перед школьниками, Саида Валеевна рассказывала не только об известных на весь мир Освенциме, Дахау, Треблинке, но и почти забытых концлагерях на нашей земле — в Дивинской, Вырице.
А еще Саида Валеевна тепло вспоминает обо всех, кто помог ее семье не потерять друг друга и выжить на оккупированных землях. И ее рассказ подтверждает, что самое страшное, что может случиться между людьми — это война.
Ольга Ясененко.
Фотографии из личного архива Саиды Валеевны Яхиной и интернет-источников.