«Бабкен» — рассказ Светланы Зайцевой
Прекрасная русская писательница и мать восьмерых детей Светлана Зайцева написала рассказ о Бабкене — неслышащем армянском юноше. Хотя этот рассказ о любви.
Бабкен глухой. Почему я с этого начала? Ну, потому что это определило его жизнь.
Если бы доминантой его судьбы была его принадлежность к армянской нации, я бы начала так: Бабкен — армянин. Но родился-то он в Москве, и совсем не знал того семейственного дружелюбного деревенского мирка, по которому так скучали его бабушка и дедушка в атомизированной Москве, где не принято особо знаться с соседями. И никто никогда не обзывал Бабкена черножопым и понаехавшим. Он был местным на все сто. А бабушку и дедушку обзывали. Вот сейчас я вдруг подумала — а может, все-таки обзывали? Просто Бабкен не слышал? Глухота для нерусских — это прямо-таки бонус: ты, конечно, инвалид, зато не слышишь всего этого ксенофобского дерьма, изрыгаемого столичными жителями, возомнившими себя элитарно беложопыми.
Когда родители Бабкена привезли своих стариков в Москву, то бабушка Армик, прежде даже, чем начать разбирать коробки и чемоданы, сходила в магазин и поставила тесто, чтобы испечь гату. Аромат выпечки мгновенно изгнал духов печали из нового дома. Ведь замесить тесто и испечь из него благоуханное чудо — это, тоже, в своём роде, согласитесь, священнодейство — малое освещение жилища.
А потом, красиво уложив печеньки на тарелке, в платочке, завязанном на её седой голове по-пиратски, узлом назад, над ушами, бедная наивная старенькая Армик пошла угощать соседей. Её булочки не взял никто из них, никто не захотел пустить ее к себе на порог, чтобы познакомится. Объясняли брезгливо — у нас так не принято. Армик, кстати, ни капельки не расстроилась. Вот соседи эти бы расстроились, а Армик нет. В своё время они с мужем чудом уцелели в дикой, беспощадной, никому и ничему не подконтрольной межнациональной бойне у себя на Родине. Армик знала, что такое настоящее горе. А сердитые соседи — это просто часть жизни на новом месте. Это мелочи жизни. Даст Бог — потом все само наладится. Главное — внуку помочь. Вон ведь он у них какой.
Еще этот рассказ можно было бы начать с того, что Бабкен — симпатичный высокий парень, что у него довольно правильные черты лица, густые, чуть вьющиеся волосы, высокий чистый лоб и чёрные выразительные глаза. При всем при этом, Бабкен очень похож на Егора Летова. С поправкой на масть, конечно. Особенно сходство заметно, когда Бабкен надевает свои очки и улыбается.
Однако внешность его тоже теряет своё значение всякий раз, когда новые френды узнают, что он глухой. Глухота словно окутывает все его симпатичные черты густым туманом. Он интересен только таким же ребятам, как он. И, конечно, бабушке с дедушкой.
Из-за этой самой глухоты вся мало-мальски осознанная жизнь Бабкена протекала в спецучреждениях: сначала это был детский садик для глухих детей, в котором он жил с понедельника по пятницу, а на выходные или когда он болел, бабушка и дед забирали его к себе.
Нельзя сказать, что родители не любили Бабкена. Но простить Богу, себе и ему его глухоту они не могли. Они никогда не радовались на него так, как радуются родители на здоровых детей. Их любовь к нему была полна жалости, а поначалу — слез. И потом, когда прошли годы, родители смирились с глухотой сына, все равно их любовь к нему всегда немного отдавала горечью. Пахла полынью. Их любовь была грустным чувством.
Родителям было очень важно знать, что сын их пристроен, всем обеспечен и присмотрен, но быть с ним все время ни отцу, ни матери не хотелось. Благо, был повод — оба много и упорно работали.
После садика Бабкен учился в школе-интернате, потому что школ для глухих мало, и все они находятся далеко и от дома родителей и от дома бабушки с дедушкой — не наездишься. А значит — опять пятидневка. В эту школу с ним пришли некоторые ребята из его садика. И к концу школы глухие стали Бабкену едва ли не ближе, чем его семья.
После школы Бабкен поступил в колледж. Выбор у него был, опять же, очень небольшой. И он смиренно стал учиться там, куда глухих принимали.
Родители его, чувствуя себя виноватыми за то, что любят его не так сильно, как надо, старались в качестве компенсации красиво его одевать. И телефон к окончанию школы справили реально крутой. А чтобы Бабкен понимал, что купленная ими одежда — это ценный дар, родители, не жалея сил, объясняли ему, что значит надпись на этикетке его джинсов или рубашки, и какая вещь сколько стоит.
Бабкен предпочитал всем модным домам Армани, потому что это было полное имя его бабушки, и означало оно — армянка.
Бабушка и дедушка любили Бабкена сильно-сильно, совсем по-настоящему. Души не чаяли. Дедушка очень гордился, что Бабкен легко научился играть в разные карточные игры, в шашки и шахматы. А бабушка научила Бабкена здороваться с помощью изощренного игрового рукопожатия, осложнённого похлопыванием по плечу, ударом кулака о кулак и локтем о локоть. Они брали внука на прогулки, в гости и даже на рынок, где оба работали. И с ними до поры до времени он был не одинок.
Одиноким Бабкен начал чувствовать себя ровно тогда, когда его стали интересовать девочки, потому что с ними у него ничего не получалось. Он был замкнут, застенчив, краснел легко, прямо вспыхивал, как светофор, запрещающий движение. Так получилось, что по мере того, как рос и взрослел Бабкен, росло и взрослело его одиночество.
В его группе в колледже учились девушки. И их было больше, чем парней. В основном девушки были слабослышащими. Вы думаете — нет тут никакой разницы. А она есть. Слабослышащий от глухого отличается также, как близорукий от слепого. У девушек были голоса. У некоторых — хорошие, звонкие. Они могли говорить со слышащими и понимать их, а Бабкен не мог.
Бабкен выбрал себе девушку для ухаживаний. Он подошёл к ней на перемене и стал рассказывать, что его одежда — очень дорогая. Показал руками, сколько стоит рубашка от Лакосты, ботинки экко и пальто от Армани. Избранница Бабкена — худенькая невысокая блондинка с серыми глазами — вдруг обиделась на него. Ей показалось, что он хвастается. Она занервничала и как-то резко от него ушла. Однокурсники, наблюдавшие эту сцену, позволили себе посмеяться над неудачливым ухажером. Бабкен ушел в подвал колледжа и просидел там целую пару. Очень сильно переживал.
Одиночество стало угрожающе гигантским после смерти бабушки. Бабушки не стало, дедушка сильно сдал, и родители забрали его к себе. Бабкен остался один в квартире.
Некоторое время он крепился. Ходил учиться, усердно делал задания, сдавал зачеты и экзамены.
Но как-то он все же решил проведать и побеспокоить деда, потому что хотел узнать, что делать с квитанциями, которые кладут им в почтовый ящик.
Он застал в родительском доме горе. Дедушка упал в туалете и стукнулся затылком. Было много крови — так сказала мама. Дедушка лежал на своей кровати с забинтованной головой. Бабкен встал на колени возле кровати, положил голову дедушке на грудь и всем своим существом ощутил дедушкину старческую немощь. Ему стало жалко ушедших дедушкиных сил, которые его всегда оберегали. Стало страшно, что и дедушка уйдёт следом за бабушкой, что в мире станет пусто и безлюдно, как в космосе.
Бабкен встал с колен. Подумал. Надо было как-то спасаться из этого безвоздушного пространства, из безбабушкинско-бездедушкиной пустыни. Он внутренне заметался, ощущая, что одиночество его достигло критических размеров, ещё немного — и доза станет смертельной.
Он взял телефон и написал маленькой блондинке: «У нас горе!»
Это был ход ва-банк. На эту смску, как на карту, было поставлено всё. Но, видно, по молитвам бабушки, Бабкен угадал: доброе сердце его избранницы дрогнуло и она ответила: «Какое горе?»
Бабкен рассказал про дедушку, про его буйную голову, про бабушку, которой больше нет.
Через некоторое время их беседа стала очень тёплой, и Бабкен рассказал, что тот раз в коридоре он вовсе не хотел хвастаться или превозноситься. Он хотел понравиться.
Часто люди, жившие в браке душа в душу уходят один за другим. Кроме тех случаев, когда у оставшегося на этом свете супруга или супруги есть своя особая миссия. Дедушка Бабкена поправился, и ещё много лет жил с внуком. Даже дожил до правнуков. Потому что у дедушки была в этом мире очень важная миссия: он должен был присматривать за Бабкеном, научить его жить, за квартиру платить, аккуратно складывать документы и платежки в отдельную папочку. А ещё он просто обязан был надавать внуку кучу смешных анахроничных, несовременных и ветхозаветно-местечковых советов о том, как вести себя с любимой женщиной. Потому что именно такие советы по-настоящему помогают. Ведь это только так кажется, что мир все время меняется. То есть, мир, конечно, меняется, но любовь всегда остаётся любовью, а женщина — женщиной. И даже феменитивы тут совершенно бессильны.
Светлана Зайцева
August 29, 2020
Об авторе
Родилась в 1971 году в Москве. С 1973-го по 1979 год жила на Кубе. Окончила московскую школу с углубленным изучением испанского языка, потом пединститут имени Ленина и, наконец, аспирантуру в Институте иностранных языков имени Мориса Тореза. Тема диссертации Светланы — поэзия и проза испанских мистиков. «Это религиозные произведения. И мне пришлось вникать в материал: читать Ветхий и Новый Завет. Тут все и началось. Я пришла в Малое Вознесение на Серпуховке и начала там советоваться с местными батюшками. Сначала все было как в сказке Пушкина: „Кто в глаза ему смеётся, кто скорее отвернётся“, — а потом я пришла в этот же храм уже просто помолиться. И с тех пор я в Церкви». Муж Светланы — священник. У них восемь детей. Старшая дочка Светланы и младший сын — особые дети. Старшая — слабослышащая, а младший болен ДЦП, эпилепсией и тоже почти не слышит. Светлана ведёт свой блог в соцсетях и пишет рассказы, которые выкладывает на канале «Рассказы Светланы Зайцевой».
