На 99-м году жизни умерла поэт Сара Погреб
11 декабря на 99-м году жизни скончалась поэт Сара Погреб. Об этом сообщили ее друзья. Из эссе Шуламит Шалит «Теперь я возвращаюсь в Ариэль…» (альманах «Еврейская старина», ноябрь 2005): "Сара Абрамовна Погреб родилась 1 января 1921 года. Метрики у неё никогда не было, по крайней мере, она таковую не помнит, поэтому не вполне уверена, родилась ли в городе Первомайске, на железнодорожной станции Голта, или в местечке Юзефполь – неподалёку. В любом случае, это на Украине, в когда-то Одесской, а потом Николаевской области.
Отец, его звали Аврум Бронисман, умер, когда девочке было два года, а ему – 32. Говорили, что это был редкий человек – образованный, интеллигентный, добрый. Вся округа ходила к нему за советом, для решения споров. «Я подозреваю, что мой туберкулёз был наследственным, – говорит Сара. – Что осталось от отца? В памяти – ничего. В рассказах, в ощущениях, в памяти души – много. Говорят, он любил Собинова, сам пел и что-то писал. Не осталось ни клочка бумаги, ни строчки, хоть бы почерк увидать… Только две фотографии. Правда, красивый? Мама его очень любила. Она не могла видеть, как его зарывают. Что-то нервное было. Схватила ребёнка, завернула в одеяло и на попутной подводе уехала к своим родителям. Мама была красавица и умелица, на все руки мастерица».
Сара Погреб свои еврейские корни не только знала по именам – бабушка Нехама и дедушка Янкель, бабушка Доба и дедушка Мойше, – но и пронесла их образы через всю жизнь. Когда Сара в Харькове, на какой-то детской олимпиаде, читала свои стихи, и её фото опубликовали в газете «Вiстi», дедушка Мойше вырезал это фото и почти пятнадцать лет, до самой смерти, носил его в бумажнике завёрнутым в белый листик. В той олимпиаде художественного творчества участвовал и пятнадцатилетний Эмиль Гилельс. А в 1937 году, вместе с Семёном Гудзенко, который позже напишет: «Мы не от старости умрем, от старых ран умрём», Сара получила – за стихи – Литературную премию имени А. С. Пушкина. Два года подряд ей выплачивали каждый месяц по 150 рублей как стипендию.
В первом сборнике Сары Погреб «Я домолчалась до стихов…» (М., 1990) есть целый раздел, посвящённый дому, детству, войне, памяти. Он называется «Глаза прикрою – как вчера».
1937 год. Отчима не расстреляли, но исключили из партии и сняли с работы. Сару как дочь врага народа исключали из комсомола. Не исключили: секретарь райкома слушал, умываясь, «Пионерскую зорьку» – по радио читали её стихи. «Её надо перевоспитывать, нам нужны таланты», – сказал он через час.
Был Харьковский университет. Киевская аспирантура. Преподавание в Запорожском пединституте. Работа в школе. Из работ – реферат по Андрею Белому. Диссертация о Тютчеве. Ранний Маяковский. Поздняя Цветаева…
В разные годы – разные темы. И всегда – неподходящие. И все – тупик. Тютчев – тема непроходная. Рядом с Маяковским посмела поставить Блока? – космополитка! Новая диссертация, прошли годы, в МГУ: «Тема войны у Маяковского». В жизнь вошли замечательные люди: Лидия Моисеевна Поляк, из ученого совета МГУ, жена филолога Аванесова, вскоре её уволили; профессор Леонид Иванович Тимофеев, пришёл на защиту на костылях, а на 4-й этаж подняться не смог, письмо передал; Виктор Дувакин, позднее общественный защитник на процессе Андрея Синявского, он был её оппонентом, дал высокую оценку, очень хвалил. Защиту провалили: небезызвестный зав. кафедрой советской литературы Метченко и иже с ним… Лицом к лицу увидела, что такое реакция, звериные лица, антисемитизм, чтобы потом, по ночам, вглядываться, вдумываться.
Что было? Всё было. Кровохаркание, туберкулёзный институт после «космополитки», инсульт после чистилища в МГУ… Когда крутило в центрифуге, дано было ей в ощущение, что вот-вот всё кончится, а она «словечка не сказала, пока ещё бродила тут».
Жизнь колошматила. Судьба хранила. Дарила людей, дарила встречи. Не писала потому, что было тошно, да и не смела сконцентрировать все духовные силы на одном. А потом вдруг, как очнулась: мир не ограничивается отдельно взятой, хотя и огромной страной. Столько душа поглотила. И полнилась, полнилась.
И вдруг взорвалась. А строгости и точности училась ведь всю жизнь. Формы были отлиты. Оставалось их просто заполнять. Мучительная работа над строкой? Размером? Корпит над рифмой? Звукописью? Отвечает: да нет, пожалуй, все это выливается. Стихи сами пишутся. Выбирается, конечно, созвучное, слова откуда-то приходят. Все сочленяется – прошлое, природа, сны…
Зиновий Гердт прочел её стихи. Потом он станет их читать во всех своих поездках по белу свету. Отдал Давиду Самойлову, Самойлов позвал Юрия Левитанского, соседа: «Тут стихи!» И помог в публикации. И первая книга «Я домолчалась до стихов» вышла с его предисловием".
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
Отец, его звали Аврум Бронисман, умер, когда девочке было два года, а ему – 32. Говорили, что это был редкий человек – образованный, интеллигентный, добрый. Вся округа ходила к нему за советом, для решения споров. «Я подозреваю, что мой туберкулёз был наследственным, – говорит Сара. – Что осталось от отца? В памяти – ничего. В рассказах, в ощущениях, в памяти души – много. Говорят, он любил Собинова, сам пел и что-то писал. Не осталось ни клочка бумаги, ни строчки, хоть бы почерк увидать… Только две фотографии. Правда, красивый? Мама его очень любила. Она не могла видеть, как его зарывают. Что-то нервное было. Схватила ребёнка, завернула в одеяло и на попутной подводе уехала к своим родителям. Мама была красавица и умелица, на все руки мастерица».
Сара Погреб свои еврейские корни не только знала по именам – бабушка Нехама и дедушка Янкель, бабушка Доба и дедушка Мойше, – но и пронесла их образы через всю жизнь. Когда Сара в Харькове, на какой-то детской олимпиаде, читала свои стихи, и её фото опубликовали в газете «Вiстi», дедушка Мойше вырезал это фото и почти пятнадцать лет, до самой смерти, носил его в бумажнике завёрнутым в белый листик. В той олимпиаде художественного творчества участвовал и пятнадцатилетний Эмиль Гилельс. А в 1937 году, вместе с Семёном Гудзенко, который позже напишет: «Мы не от старости умрем, от старых ран умрём», Сара получила – за стихи – Литературную премию имени А. С. Пушкина. Два года подряд ей выплачивали каждый месяц по 150 рублей как стипендию.
В первом сборнике Сары Погреб «Я домолчалась до стихов…» (М., 1990) есть целый раздел, посвящённый дому, детству, войне, памяти. Он называется «Глаза прикрою – как вчера».
1937 год. Отчима не расстреляли, но исключили из партии и сняли с работы. Сару как дочь врага народа исключали из комсомола. Не исключили: секретарь райкома слушал, умываясь, «Пионерскую зорьку» – по радио читали её стихи. «Её надо перевоспитывать, нам нужны таланты», – сказал он через час.
Был Харьковский университет. Киевская аспирантура. Преподавание в Запорожском пединституте. Работа в школе. Из работ – реферат по Андрею Белому. Диссертация о Тютчеве. Ранний Маяковский. Поздняя Цветаева…
В разные годы – разные темы. И всегда – неподходящие. И все – тупик. Тютчев – тема непроходная. Рядом с Маяковским посмела поставить Блока? – космополитка! Новая диссертация, прошли годы, в МГУ: «Тема войны у Маяковского». В жизнь вошли замечательные люди: Лидия Моисеевна Поляк, из ученого совета МГУ, жена филолога Аванесова, вскоре её уволили; профессор Леонид Иванович Тимофеев, пришёл на защиту на костылях, а на 4-й этаж подняться не смог, письмо передал; Виктор Дувакин, позднее общественный защитник на процессе Андрея Синявского, он был её оппонентом, дал высокую оценку, очень хвалил. Защиту провалили: небезызвестный зав. кафедрой советской литературы Метченко и иже с ним… Лицом к лицу увидела, что такое реакция, звериные лица, антисемитизм, чтобы потом, по ночам, вглядываться, вдумываться.
Что было? Всё было. Кровохаркание, туберкулёзный институт после «космополитки», инсульт после чистилища в МГУ… Когда крутило в центрифуге, дано было ей в ощущение, что вот-вот всё кончится, а она «словечка не сказала, пока ещё бродила тут».
Жизнь колошматила. Судьба хранила. Дарила людей, дарила встречи. Не писала потому, что было тошно, да и не смела сконцентрировать все духовные силы на одном. А потом вдруг, как очнулась: мир не ограничивается отдельно взятой, хотя и огромной страной. Столько душа поглотила. И полнилась, полнилась.
И вдруг взорвалась. А строгости и точности училась ведь всю жизнь. Формы были отлиты. Оставалось их просто заполнять. Мучительная работа над строкой? Размером? Корпит над рифмой? Звукописью? Отвечает: да нет, пожалуй, все это выливается. Стихи сами пишутся. Выбирается, конечно, созвучное, слова откуда-то приходят. Все сочленяется – прошлое, природа, сны…
Зиновий Гердт прочел её стихи. Потом он станет их читать во всех своих поездках по белу свету. Отдал Давиду Самойлову, Самойлов позвал Юрия Левитанского, соседа: «Тут стихи!» И помог в публикации. И первая книга «Я домолчалась до стихов» вышла с его предисловием".
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky