Олицетворение
Олицетворение (перенесение свойств человека на неодушевленные предметы) стилистический прием, распространенный в художественной литературе, но далеко не каждый писатель использует его так настойчиво и в то же время ненавязчиво, как К. Г. Паустовский. В его рассказах, повестях неодушевленные предметы нередко становятся почти полноправными персонажами произведения,— со своим характером и настроением. Писатель не умел смотреть на природу равнодушно, его наблюдательный глаз художника постоянно замечал в окружающих предметах признаки, напоминающие что-то из жизни человека.
Отсюда особенно частое олицетворение явлений природы. По признанию писателя, природа нередко помогала ему работать: «Трудно сказать, почему, но очень помогало писать сознание, что за стеной всю ночь напролет облетает старый деревенский сад. Я думал о нем, как о живом существе. Он был молчалив и терпеливо ждал того времени, когда я пойду поздним вечером к колодцу за водой для чайника. Может быть, ему было легче переносить эту бесконечную ночь, когда он слышал бренчанье ведра и шаги человека» (Золотая роза). [Цитируется по изданию: К. Паустовский. Собрание сочинений. М., 1956—1959]. Какими же способами выражается олицетворение в произведениях Паустовского? Прочитав первые книги автобиографической повести, можно убедиться в том, что они разнообразны: Нередко с целью выражения олицетворения используется сравнение.
Олицетворяющие сравнения у Паустовского не одинаковы по структуре: выражаются и одним словом, и словосочетанием, -и предложением, по у всех этих сравнений одна задача — сопоставить неодушевленный предмет, явление природы с человеком или с качеством, свойственным человеку, и тем самым показать этот предмет с новой стороны. Обратимся к тексту автобиографической повести: «Это были не цветы, а веселые и лукавые цыганки в черных бархатных масках, пестрые танцовщицы — то синие, то лиловые, то желтые»; «Такие одинокие обветренные вязы среди лугов и полей всегда почему-то напоминают крепких стариков в сермягах со спутанными ветром седыми бородами».
Так видит это автор повести, и читатель вместе с ним «открывает» в цветах, деревьях неожиданное сходство с людьми. Особенно часто олицетворение в «Повести о жизни» передается словами с переносным значением (метафорическим определением) : луна в морозную ночь кажется писателю поседевшей; старый собор — насупленным; пишущая машинка без буквы «р» называется картавой; электрическая лампочка — подслеповатой; облака представляются то ленивыми, то радостными, а цветы то приветливыми, то застенчивыми.
Скрытое сравнение содержится в олицетворяющих определениях, выраженных именами существительными: старушка Москва, девочки-березы, цветы в лиловых и белых Ситцевых платьях. Нередко неодушевленный предмет «оживает» в повести потому, что писатель представляет действия этого предмета как поступки людей (с помощью метафорических глаголов) : «Парк качался и стонал»; «Весна бродила вместе с легким сквозным ветром по коридорам, дышала в лицо девичьим своим дыханием». Когда такие глаголы поясняются метафорическими обстоятельствами, олицетворение становится особенно «зримым»: «Мохнатый цветок с любопытством смотрел на нашу линейку», «Забормотал спросонок гром». Насколько сильным стилистическим средством является олицетворяющая глагольная метафора Паустовского, можно убедиться, прочитав в «Повести о жизни» описания поездов. В этой повести писатель признается, что с детства отличался пристрастием к железным дорогам: «Все, связанное с железной дорогой, до сих пор овеяно для меня поэзией путешествий… Я с восхищением смотрел на зеленый масленистый паровоз… Я представлял себе, как этот паровоз прорывался железной грудью сквозь ветры, ночь и густые леса…». Рассказывая о своих путешествиях, писатель не забывает ввести в повествование своеобразный персонаж — поезд, паровоз, который может радоваться и грустить, тревожиться и успокаиваться вместе с пассажирами. Иногда такой «персонаж» действует вполне самостоятельно, подчиняясь своему «характеру» и настроению. Вот один эпизод, в котором дается описание весьма своенравного поезда. «Он шел не торопясь, подолгу стоял на станциях, отдувался около водокачек… Давно было пора ехать, на станции воцарялась сонная тишина, жгло солнце, плыли облака, волоча по земле синюю тень, пассажиры дремали, а поезд все стоял и стоял. Только паровоз громко вздыхал, и из него капала на песок горячая маслянистая вода. Наконец из станции выходил толстый обер-кондуктор в парусиновом сюртуке, вытирал усы, прикладывал ко рту свисток и заливисто свистел. Паровоз не отвечал, все так яге отдуваясь.
Тогда обер-кондуктор лениво шел к паровозу и снова свистел. Паровоз не откликался. Только на третий и четвертый свисток он, наконец, огрызался недовольным гудком и медленно трогался». В «Повести о жизни» нередко используется сочетание тропов, создающих олицетворение: несколько метафор, сравнения и метафоры, эпитеты и метафоры и т. п. Вот как описывает Паустовский киевское лето: «Оно зашумело звонкоголосыми дождями. Они лились с высокого неба, хлопотали в зелени садов. Стеклянные капли, слетая с туч, будто били по клавишам,— частый звон наполнял мою комнату. Мне казалось подлинным чудом, что так может петь обыкновенная вода, льющаяся с крыши в зеленую кадку».
В олицетворении летней природы здесь принимают участие и глагольные метафоры хлопотали, петь, и эпитет звонкоголосыми, и сравнение будто били по клавишам. При сочетании тропов может обновиться стершееся значение слова. Так, рассказывая о поезде, который в тревожные дни гражданской войны направлялся из Киева в Одессу, Паустовский использует привычные глаголы шел, стоял, отходил, останавливался, но на фоне олицетворяющих метафор и сравнений эти глаголы воспринимаются как средство персонификации: «Поезд шел крадучись, без огней. Он часто останавливался и долго стоял, будто прислушивался к неясным звукам ночи, не решаясь двинуться дальше.
Иногда он давал даже задний ход и отходил немного назад, как бы прячась в тень от света какого-нибудь слишком яркого зарева». Иногда мы встречаемся в повести с цриемом параллелизма: одно и то же слово употребляется в соседних конструкциях, но в первом случае с прямым, а во втором — с переносным (олицетворяющим) значением. Рассказывая о группе раненых, появившихся на улицах Киева, Паустовский пишет: «Пыльные и измученные, они тяжело шли по мостовой… Они шли, и сначала торговая и шумная Васильковская, а потом не менее нарядный и шумный Крещатик медленно замолкали… Тревога шла вслед за ранеными по Крещатику…». Или: «Старые женщины кутались в шали, а город кутали частые туманы». При таком сопоставлении олицетворение воспринимается особенно обостренно. То, что в автобиографической повести используются в качестве средства персонификации различные тропы (метафоры, эпитеты, сравнения), а также их сочетание, подтверждает высказанную мысль о том, что олицетворение — один из типичных стилистических приемов в творчестве Паустовского.
И. И. ПОСТНИКОВА