Теория «большого взрыва» для украинской вселенной

В эти тревожные дни, когда, по уверению западных политиков и мировых СМИ, косматый русский медведь готовится к прыжку на Киев, когда тысячи русских танков греют свои моторы, а десятки тысяч русских солдат разминают свои железные мускулы, я мечтаю о независимой Украине.

Я помню то время, когда эта страна была более-менее похожа на независимую. Я любил путешествовать по той Украине, и меня не волновало, что у этой страны есть свой двухцветный флаг вместо нашего трехцветного, свой кабмин вместо нашего правительства, своя Рада вместо нашей Думы и своя гривна вместо нашего рубля. И даже украинский Крым меня не смущал. Конечно, огорчала необходимость стоять в очереди на пункте пропуска или сидеть лишний час в вагоне на пограничной станции, заполнять мелкими буквами миграционную карту, но и это можно было потерпеть, ведь дальше перед путешественником открывалась страна, где было дешевле всё, кроме бензина.

И я помню Киев с его крутыми подъемами и спусками, его вольный и расслабленный воздух, Крещатик и площадь перед Софией, где порой можно было встретить сразу по три-четыре акции протеста против того и сего – кто мог подумать, какой черный Майдан прорастет из этих семян?

И я помню дорогу из Киева в Одессу, на скорости под двести, но с обязательным заездом в одну из придорожных харчевен певца и депутата Поплавского. Я знаю, что значит жить в двух шагах от Дерибасовской и парковать машину на Еврейской, где за ней присмотрят два настоящих пожилых одесских еврея. И что жареная скумбрия на пляже дешевле камбалы, но гораздо вкуснее. И что, если ты сядешь где-нибудь на Екатерининской, то мимо тебя рано или поздно пройдет и поэт Херсонский, и поэтесса Полозкова, и поэт Быков – люди, с которыми мне теперь совсем не хотелось бы встретиться. Память о городе, кажется, навсегда присыпана пеплом 2 мая.

Я помню морозный Харьков, огромную площадь вокруг не снесенного еще памятника Ленину и на краю площади – смешное псевдоитальянское кафе Ti Amo, где в каждое блюдо аккуратно клали немного маринованной тыквы. А в Днепропетровске, тогда еще не усеченном до «Днепра», я праздновал Суккот в синагоге, построенной Коломойским – тогда еще просто очень богатым человеком, а не выдающимся политическим интриганом.

Это осколки моей памяти об Украине, и миллионы моих соотечественников могли бы составить свой калейдоскоп памяти. Это была бы память о стране, которая была вполне независимой, но совершенно нам не враждебной и не одержимой идеей как-то еще, дополнительно и окончательно, от нас отмежеваться. Та Украина не была частью «русского мира», которым пугают детей киевские националистические (равно как и наши «либеральные») идеологи. Однако она была частью мира, в котором русскому человеку было довольно уютно. Ничего сверх этого нам от Украины и не было нужно.

Теперь Украину сложно назвать независимой страной. Она практически утратила субъектность. Это территория, отданная под выращивание монокультуры ненависти к России и русским. Это страна, судьба которой без ее участия решается большими державами. Это предмет манипуляций западных политиков, для которых Украина – не партнер, не объект вложений в общее будущее, а всего лишь инструмент «сдерживания» России.

Самый последний пример – Борис Джонсон, который, приехав в Киев, заявил, что «украинцы будут сражаться за свою Украину до последней капли крови». Однако даже Джонсон, при всем своем невеликом уме, не может не понимать, что сражаться украинцы будут очень недолго, особенно с учетом того, что ни британцы, ни немцы, ни французы своей кровушки в этот котел плеснуть категорически не желают. А нужен этот кровавый борщ – или хотя бы его имитация – ровно для того, чтобы ввести новые санкции против России сразу же, как только границу пересечет «нога первого российского солдата». А уж как Украина после этого будет жить, чем кормиться и кем управляться, джонсонов и прочих блинкенов не волнует. В общем, налицо такое положение, при котором зависимая территория меняет свой суверенитет не на развитие, не на безопасность, а вообще непонятно на что. Как после этого говорить о врожденной практической сметке украинца?    

Размышляя об Украине, приходится разделять три пласта реальности. Есть украинское правительство (если угодно, «киевский режим»). Оно, как мне кажется, абсолютно невменяемо, руководствуется антирусской паранойей (то есть фактически самоненавистью, ибо в значительной мере до сих пор состоит из изначально русскоязычных людей) и в последнее время готовит страну к открытой иностранной оккупации. Есть украинский народ, который более или менее подвержен действию официальной пропаганды, но воевать за интересы НАТО не пойдет и в массе своей готов подстроиться под любое изменение политической ситуации. И есть земля Украины, с которой у нас, россиян, связано очень многое. Там и наши могилы, и наши колыбели. Половина нашей истории там. Киев? Булгаков. Одесса? Ахматова. Харьков? Лимонов. Днепропетровск? Блаватская. И еще сотни значимых имен в этих и многих других украинских городах.   

Украина на уровне государства пытается забыть о годах своей подлинной независимости. Ее современная политическая история привязана к моменту «российской агрессии», которая якобы ни того ни с сего началась восемь лет назад. Это был как будто бы момент «большого взрыва» для украинской вселенной: ни времени, ни пространства до него не существовало. Но мы-то помним и то время, и то пространство, которое было таким близким и обжитым. Когда-то Збигнев Бжезинский говорил, что Россия без Украины никогда не станет великой державой. Бог с ней, с великодержавностью; в конце концов, в этом смысле у России есть более серьезные проблемы, чем обособление Украины. А вот если мы привыкнем не смотреть в сторону Украины, смиримся с культурным и человеческим разрывом между двумя странами, тогда мы серьезно обедним себя как цивилизация, обрежем свой исторический и пространственный горизонт. Прерванные связи надо возобновлять, никуда мы от этого не денемся.  

Поэтому мы заинтересованы не в подчинении или покорении Украины. Не было такой цели у России ни в 2014 году, ни ранее – в противном случае карта Европы была бы к настоящему времени несколько иной. Нам нужна независимая Украина – сильная и благополучная страна, соседством с которой мы бы гордились, а не утешались бы тем, что «у них еще хуже». Украина, которая стала бы домом для всех населяющих ее народов, где каждый человек мог бы свободно говорить на своем родном языке.