Украинский кардиохирург Тодуров: “Супрун – это вообще исчадие ада! Ее к нам прислали как агента международных корпораций”

Знаменитый украинский кардиохирург Борис Тодуров назвал экс-исполняющую обязанности министра здравоохранения при пятом президенте Петре Порошенко мичиганку украинского происхождения Ульяну Супрун настоящим «исчадием ада», которую прислали в Киев, как агента международных корпораций. Об этом доктор рассказал в интервью Ukrainianworld.com.ua. Врач рассказал, почему уникальный институт с первых же дней работы в Минздраве невзлюбила Ульяна Супрун. И какой вклад ее реформ в ту медицинскую катастрофу, которая наблюдается сегодня в ходе пандемии “Мы взяли в пример худшую в Европе медицину” «Ну, то вообще исчадье ада. Даже не знаю, с чем сравнить. Демонически патологическая женщина. Когда я смотрю на неё... Я объективно пытаюсь оправдать человека, поставить себя на его место, понять, чем продиктовано поведение. Но в случае с Супрун это сложно», — высказал своё мнение о Супрун Тодуров, добавив, что о ней «впечатления крайне негативные, крайне неприятная в общении женщина». По его словам, через неделю после прихода на пост министра Супрун была приглашена в Институт сердца на презентацию. Также были приглашены три пациента с механическими сердцами. «Показали, что мы единственная клиника, которая владеет такими технологиями. Хотел ей показать, что на Украине такое существует. Она же приехала из США и вообще ничего здесь не знала, документы не могла прочитать медицинские. Я хотел рассказать целую стратегию развития, сделал большую презентацию на 15 минут. Она еле досидела, была крайне недовольна нашими успехами. Сделала губами куриную ж...пу (Тодуров показывает, как Супрун скривила губы, — ред.), вышла, поймала такси. Я бежал за ней. Говорю: „Что-то не понравилось, почему вы ушли с презентации?‟ Она: „Мені потрібно їхати‟. Прямо из актового зала вызвала такси, и они уехали с подружкой», — поделился первым общением с Супрун Тодуров. После этого, по словам кардиохирурга, никаких контактов с и.о. министра здравоохранения не было. «Она была так раздражена увиденным здесь. И когда к ней пришли народные депутаты с программой по трансплантации и механическим сердцами, дали ей депутатский запрос. Мы просили всего лишь 15 миллионов, не так уж много для бюджета МОЗ. Она швырнула эти бумаги и сказала: „У нього і так всього достатньо‟. Видимо, она не для того сюда была прислана, чтобы что-то развивать или радоваться нашим успехам», — сделал вывод Борис Тодуров. По его мнению, Супрун прислали на Украину, «как представителя международных корпораций, которые поняли, что в 40-миллионной стране можно зарабатывать. Там, где можно влиять на принятие решений, законов, а наши чиновники и депутаты, к сожалению, всё это принимают без оглядки по приказу сверху. Это делается в ущерб нашей медицине, нашим пациентам, нашим врачам. Это всё очень деструктивно. А рынок же очень большой: препараты, медицинские услуги, трансплантология — это большие деньги». В интервью Тодуров, говоря о нынешней пандемии коронавируса в стране, подчеркнул, что все эпидемии, которые были в Советском Союзе и на Украине, за эти годы были побеждены исключительно вакцинацией, поэтому он «за довольно жёсткую вакцинацию». ИНТЕРВЬЮ на сайті UKRAINIANWORLD.COM.UA: БТ: У нас была до 2017 года служба санэпидемстанции, которая контролировала санитарно-эпидемиологическую обстановку, которая могла реагировать адекватно на изменение этой обстановки, которая контролировала основные инфекции, которые появлялись в Украине. Это и дифтерия, и корь, и грипп, и многое другое. Эта служба была заточена с советских времен на борьбу с этими эпидемиями. И нужно отдать ей должное: та советская система, которую сейчас все так хают, именно она победила эти основные эпидемии в то время в Советском Союзе в послевоенные и довоенные годы. И туберкулез победила, и корь, и дифтерию, и сибирскую язву, и брюшной тиф, и много-много того, что уносило тысячи жизней. И это была абсолютно четко построенная система, рассчитанная на профилактику заболевания и на предотвращение заболевания. Когда я был школьником, были диспансерные осмотры. Ты рождался, на следующий день после выписки приходила патронатная сестра с детской поликлиники, она контролировала все прививки, была карточка в детской поликлинике на ребенка до 16 лет, делались все прививки, никто это не обсуждал, ни у кого это не спрашивали, и была ситуация, которая до сих пор нас защищает. Те прививки АКДС (обеспечивает ребенку иммунитет от коклюша, дифтерии и столбняка – Ред.) до сих пор защищают бывших жителей Советского Союза даже от сегодняшнего ковида. Вы знаете, что меньше болеют. – Так это доказанный факт? Просто очень много противоречивых слухов по этому поводу. – Да, статистика по восточной и западной Германии говорит о том, что в восточной Германии, где живет большинство людей привитых АКДС, болеют на 30% меньше. Эта система каким-то образом существовала до последних лет и вдруг кто-то решил, что не нужно вкладывать в эту систему деньги. Она собственно, существовала, на очень экономные деньги – порядка 2,8% – 3% от бюджета. И эта система была более-менее рабочей. Кто-то сказал, что “плохая система”, советская, типа система Семашко не годится никуда, давайте будем делать реформу. – А как вы думаете, кто сказал, что нам это не подходит? – Это те, кто нам последние годы говорят после революции, куда нам надо двигаться, какую демократию строить, на каком языке разговаривать, какому Богу молиться, в какую церковь ходить. Кто-то решил из этих людей, что нужно и здесь немножко подкорректировать, забыв при этом профинансировать эту реформу. Такая реформа требовала как минимум 7% в бюджет. Так, как это делается в западных странах. Минимум 7%, а в некоторых странах и 12% из бюджета страны тратится на медицину. Вот это могла бы быть реформа, когда под нее бы подложили какую-то экономическую базу, какой-то экономический расчет. Но, как правило, у нас этим сильно не озадачиваются. Надо сломать. Знаете, вот последние годы у нас не строят, а ломают. Вот это было плохо, это был совок, его надо поломать. Но мало у кого есть представление, что же построить вместо этого. И начали строить некую английскую якобы систему, которая в Англии из английского бюджета потребляет 12% или 13%. В десятку бюджетов входит мировых и считается в Европе наихудшей медициной. И вот мы решили вдруг построить именно английский вариант с 3% вместо 13%, разрушив при этом полностью и убрав, поломав всю санитарно-эпидемиологическую службу, а это лаборатории, это кадры, это санстанции в каждом районе, области, городе. И огромное количество людей, которые контролировали санитарное состояние. – А как вы считаете, мы бы лучше справились в нашей стране, если бы в свое время не ликвидировали эту службу? – А чего тут думать? Когда в Одессе в 70-е годы возникла холера, именно та советская санстанция сработала. И это не понеслось по всему Советскому Союзу. Был создан комитет, который включал в себя и военных, и внутренние войска. Одесса была окружена внутренними войсками. Был карантин жесткий. Никто не заезжал, не выезжал, пока не ликвидировали очаг холеры. – И не было социальных сетей, никто не жаловался и не кричал по этому поводу. – И мало кто знал в Советском Союзе тогда, что в Одессе такое случилось. А как боролись с чумой в Советском Союзе? Когда в Москве вдруг привезли из Индии чуму. И в течение недели или двух полностью ликвидировали все очаги. Это работала служба. Она включала в себя все инстанции, начиная от КГБ тогдашнего, внутренних войск, медиков, эпидемиологической службы и так далее. Это все объединялось в одну какую-то структуру, и ликвидировали очаги эпидемии. То же, что было в Китае. Они очень быстро справились, благодаря той службе, которая у них есть, государственная. – Мы вроде как начинали перенимать их опыт, почему все прекратилось? Почему людям до сих пор не хватает кислорода? Почему за 7 месяцев эпидемии мы не справляемся, ведь есть и коронавирусный фонд? – Потому что нет ответственности за это. Нет человека, который бы отвечал за это сегодня. Министра лишили всех возможностей и рычагов управления. Сегодня министр не имеет возможности влиять на районные, городские, областные больницы. Они сегодня подчинены полностью децентрализации, они подчинены только местным властям. Санитарной службы как таковой нет. Нет структуры, нет кадрового потенциала и нет лабораторий, которые бы взяли на себя какую-то работу по лабораторному выявлению быстрому. Не произошло создание какой-то комиссии, она должна была быть, на мой взгляд. Как бы я делал с самого начала. есть у нас СНБО, структура, которой подчиняются в той или иной степени все остальные, да? И нужно было создать какой-то комитет спасения, как хотите его назовите, куда бы входили и МВД, и военные, и медики, и районные власти, и все остальные. Какой алгоритм действий должен быть? Если есть эпидемия, то какой кадровый потенциал, и его надо усилить; и если его не хватает, значит нужно тут же начать подготовку врачей другого профиля. Начитывать им лекции, создать протокол лечения. Тут же локализовать очаги эпидемиологические; туда включается и полиция, служба безопасности, какие-то структуры внутренние, которые могут отслеживать людей и по телефонам и так далее. Пограничная служба должна быть туда включена и работать абсолютно четко, чтобы пресекать поступление. А дальше – материально- техническая база. Самое сложное. Вы говорите “кислород”, да у нас ПЦРов не купили. У нас анализаторы ПЦР во многих областях выдают результат через 5 дней. До сих пор спустя 8 месяцев… Кислород, койки, мониторы, дыхательные аппараты, газовые анализаторы, пульсоксиметры, маски, шапочки, костюмы (я уже не говорю про капельницы, трубочки интубационные, катетеры для удаления слизи) – это все требует не только покупки, но еще и утилизации. Если человек лежит заинтубированный и дышит на вентиляцию в течение двух недель, то кто-то должен его обслуживать. Кто-то должен выносить это судно, кто-то должен сливать мочу с катетера, кто-то должен его кормить через зонд. Это зондовое питание. Это все не просто. Должно быть специальное питание: внутривенное или зондовое, но кто-то это должен делать. Вот эта вся инфраструктура, заточенная на ковид, работу в инфекционных условиях, инфекционные больницы, боксовые палаты, подготовленный персонал, который не будет заражаться. Всего этого не было сделано. – Несмотря на все это, 40% населения категорически против любой вакцинации. – Все эпидемии, которые были в Советском Союзе и в Украине, за эти годы были побеждены исключительно вакцинацией. Корь была побеждена вакцинацией, дифтерия была побеждена вакцинацией. Оспа в свое время, полиомиелит, от которого люди становились инвалидами и умирали, это все победили исключительно тотальной вакцинацией. И если бы этой тотальной вакцинации не было, сегодня наша нация была бы гораздо менее многочисленной и менее здоровой, поэтому если брать статистику, из тысячи вакцинированных может быть один человек будет иметь некие осложнения, нелетальные. Просто температура или тяжело это переживет или еще что-то. Но если класть на весы риски от вакцинации и риски не быть вакцинированным, и умереть в результате какой-то болезни и стать инвалидом в результате какой-то болезни, то абсолютно несоизмеримые веса. В сотни, тысячи раз вакцинация превосходит те риски, которые можно получить без нее. Так что я – за довольно жесткую вакцинацию. Есть люди, которых по медицинским показаниям мы не вакцинируем. Например, родился ребенок с врожденным пороком и до того, как мы его прооперируем и сделаем его здоровым, мы его не вакцинируем, чтобы не вызвать бакэндокардит или какие-то осложнения со стороны сердца. Да, есть противопоказания, но это 2% населения имеют их, не более. Всех остальных, если вы хотите ходить в школу, а ваш ребенок может стать источником дифтерии, пожалуйста, наймите себе частного учителя, если вы такие умные – и занимайтесь дома, и не водите своего ребенка ни в какие кружки. И даже во двор не выводите. Если мы живем в социуме и в густонаселенном городе, а не в селе, где сложно потом локализовать подобные эпидемии, политика должна быть гораздо более жесткой. “Российские вирусологи победили много эпидемий” – Как вы относитесь к российской вакцине? – Я считаю, что нужно прекратить называть вакцины “российскими” или французскими, или немецкими. Есть в медицине такое понятие, как слепое исследование, когда с флакончиков какого-то препарата снимают этикетки производителя, присваивают какой-то код, и делают клинические испытания, при которых ни пациент, ни врач, который назначает препарат, не знает происхождения этого препарата. Среди них могут быть плацебо в том числе. То есть пустышки. И смотрят на результат. Проводят исследование на сотнях добровольцев и получают статистически достоверные результаты. Как правило, это несколько сотен или даже несколько тысяч случаев. И после этого говорят: эта вакцина хорошая, она эффективная, она дает стойкий иммунитет на 6, 10 месяцев, на год, а эта вакцина – плохая. Этого никто не сделал на сегодня. У нас вообще нет лабораторий, которые бы определили качество этой вакцины. Их уничтожили за эти последние годы. Как для какой-то африканской республики, мол вы будете получать то, что мы вам скажем, и колоть в свой организм то, что мы вам скажем. – Получается, что если нам какую-то вакцину поставят, у нас даже не будет лабораторий и технической возможности, чтобы ее апробировать? – На сегодня – нет. Поэтому я бы не хотел сегодня хвалить или хаять московскую вакцину, российскую вакцину. Российская школа вирусологов победила очень много эпидемий. Не только в своей России родной, но и в Африке. И в других странах. Вирус Эболы победили именно российские эпидемиологи. И эта школа развивалась много десятилетий. И мы еще по Союзу знаем, что эта школа обеспечивала нам абсолютно все вакцины, которые мы тогда не покупали за рубежом. И эти вакцины были очень эффективными. Эта школа сохранилась. У них сохранилось биологическое оружие. Россия – одна из немногих, кто работает с вирусами оспы до сих пор и с особо опасными инфекциями. И у них эти лаборатории очень сильны. У них есть военные медики-вирусологи, которые этим занимаются. У нас разрушено полностью все. У нас был институт генетики, который сегодня не работает так, как он работал в те годы, к сожалению. У нас есть институт вирусологии во Львове, у нас были санитарно-эпидемиологические лаборатории в каждой области. Этого всего нет. Это все разбазарено, разрушено, ликвидировано. Поэтому говорить о том, что эффективная вакцина российская или нет можно тогда, когда мы ее исследовали и сказали: да, есть результат. Но сегодня этого никто не делает. Тема заполитизирована. Объявляют нам высокие чиновники, что мы принципиально не будем покупать российскую вакцину. А я читаю сегодня в интернете: Трамп хочет принять закон, что пока не будут вакцинированы все американцы, американские вакцины не выедут за границу. А это несколько месяцев. – Ряд народных депутатов Украины подавали даже заявления в международные структуры о том, что на территории нашей страны расположены иностранные баз по изучению вирусов. Публиковали даже карту размещения этих лабораторий. Как вы к этому относитесь? – Юридический нонсенс. Такого не должно быть в независимой стране. Лаборатории, которые никому не подчиняются и никем не контролируются, это бомба замедленного действия. В любой момент эта лаборатория может стать утечкой какой-то особо опасной инфекции, которая убьет всю страну. И будет ли это сделано преднамеренно или случайно, мы не знаем. Никто же не контролирует. Как это возможно? Как это допустимо? Давайте еще какие-то ядерные лаборатории разместим у себя. Пусть там экспериментируют. Не жалко же нас, украинцев. Поэтому нонсенс. Такого не может быть в цивилизованной стране, самостоятельной. “Супрун – исчадие ада” – Мы с вами в операционной находимся. Я знаю, что Ульяна Супрун вас настолько не любила, что в фильме, который она продюсировала, даже был антигерой с вашей фамилией. А потом так случилось, что этот актер оказался у вас на операционном столе. Какие ощущения были? – Он пришел ко мне в кабинет прямо в день премьеры этого фильма. У меня был шок. Я его узнал, а он меня нет. Потому что с момента съемок прошло полгода, и он вообще не знал о том, что существует такой Тодуров. Он жил себе в Запорожье, нормальный человек, актер своего театра. Он о Тодурове даже не слышал. Я ему ничего не сказал. Я боялся, что это какая-то провокация, честно говоря. Думал, что он член команды. – У нас всякое можно ждать. – Я очень деликатно с ним поговорил, сказал, что вам нужна операция. Пожалуйста, если вы хотите, приходите, я вас прооперирую. Он сказал, что пришел лично ко мне, чтобы я его оперировал. Через неделю его прооперировали, все прошло гладко, ему ничего не говорили. Потом лечащий врач ему рассказал. Он был в шоке. Он сейчас приезжает, приходит ко мне в кабинет, мы общаемся. Мы очень хорошо сейчас ладим. Я думаю, что мы сделали все правильно. Я мог отказаться от операции, на самом деле. Но это было бы не по врачебному, не по-человечески. Я свою работу сделал как положено, невзирая на какие-то эмоции. Он, в свою очередь, сумел оценить, что мы остались нормальными людьми. Selisoto специально для МПШ