Другая война: надо ли было защищать Сталинград?

Прочитав заголовок, впору возмущенно воскликнуть: «Тут враги, фальсификаторы, очернители народного подвига, попирающие память о наших героях, потерях, лишениях!». Спору нет, гнев вполне уместен, но в необходимости защищать Сталинград усомнился… прославленный полководец Великой Отечественной войны, дважды Герой Советского Союза, маршал Советского Союза Родион Малиновский. По свидетельству очевидцев и сослуживцев, как-то в 60-е годы Родион Яковлевич, тогда министр обороны СССР, сказал примерно следующее: «Я считаю, что Сталинград вообще не надо было оборонять. Проще было отвести войска на восточный берег Волги. Волга – слишком серьезная преграда, чтобы немцы смогли быстро форсировать ее. Те войска, которые были перемолоты в борьбе за город, лучше было бы использовать для контрударов по флангам противника. Тогда наши потери были бы гораздо меньше немецких, а так в ходе оборонительного сражения они оказались в несколько раз больше». Наверное, странно подозревать военачальника, на чьем счету ряд блестящих операций, освобождение Ростова-на-Дону, Одессы, Южной Украины, Чехословакии, Австрии, взятие Будапешта, в темных замыслах. Нет, перед нами другая война, в смысле – живая, настоящая. Война, где нередко существуют разные способы достижения цели (а она в конечном счете была одна – Победа). Конечно, после обсуждения следует приказ, и его обязаны выполнять все. Но для истории, для жизни альтернативные точки зрения тоже остаются навсегда. Тем более что на вопрос «А как было бы лучше?» точно, доказательно ответить невозможно. Разве что предположить. Хотя, скажем, и Сталин был недоволен масштабом потерь при обороне города, которые допустил командующий Сталинградским фронтом Андрей Еременко, и потому не доверил ему ликвидацию окруженной группировки гитлеровцев.   Дважды Герой Советского Союза, маршал Родион Малиновский считал, что Сталинград вообще не надо было оборонять Правда, существует формула «История не терпит сослагательного наклонения». Да, не терпит в том понимании, что произошедшего не вернуть, не изменить, не переиграть заново. Нет, терпит, так при обсуждении альтернатив нередко можно понять, увидеть, осмыслить, какие возможности были упущены. А ошибки прошлого предостерегают от их повторения в будущем, чтобы не наступать на старые грабли. Да и понимание, каков он, реальный, а не вымышленный механизм принятия государственных, в том числе военных решений (подчас сложнейших) отнюдь не помешает.    Кроме того, история на самом деле – живой процесс, даже в отношении наиболее жестоких, кровопролитных сражений. Ее делают люди с их взглядами, позициями, мировоззрением. Поэтому в предложениях «сделать иначе» как таковых нет ничего крамольного. Другое дело, что за этими предложениями стоит: скажем, наш враг и стремление уничтожить нашу страну или наш патриотизм, в рамках которого могут быть разные подходы к тому, как сделать лучше.        Ну ладно, Малиновский, он высказался о Сталинграде позже, а не в годы войны. А вот начальник Генерального штаба генерал армии Георгий Жуков в июле 1941-го при обсуждении с участием Сталина ситуации на южном фланге советско-германского фронта без обиняков предложил не тратить время на оборону Киева, а оставить столицу Украины ради сохранения сил. «Маршал Победы» образно рассказывает о разыгравшейся сцене в своих «Воспоминаниях и размышлениях»: Сталин вышел из себя и тут же уволил Жукова с должности начальника Генштаба. Правда, худшего не последовало – Георгия Константиновича отправили «в строй», то есть на фронт. Да он никогда и не был штабистом, так что… Тем не менее такое предложение от  Жукова прозвучало, и он не стеснялся его и впоследствии. В итоге немцы устроили Красной армии под Киевом ужасающий разгром, однако потеряли два месяца и только после этого приступили к «Тайфуну» – Московской операции. Так что убедительного на 100 процентов ответа, как было бы лучше, уже никогда не будет, но произошло то, что произошло. Кстати, и на той стороне фронта вокруг взятия Киева были разногласия. Несколько генералов убеждали Гитлера сразу идти на Москву, чтобы «уложиться» до зимы, а после 1945-го дружно обвинили «бесноватого» в том, что он принял ошибочное решение. Но и у фюрера была своя логика: как можно наступать на Москву, имея на правом (южном) фланге мощную группировку русских? Впрочем, истинные проблемы противника уже тогда находились в другой плоскости: через месяц с небольшим после начала войны, к августу 1941 года, вермахт оказался не в состоянии выполнить «альфу и омегу» блицкрига – наступать сразу по всем направлениям (на Москву, Ленинград и Киев), а потому пришлось выбирать. А это уже принципиально иная ситуация… В июле 1941-го начальник Генерального штаба генерал армии Георгий Жуков предложил не тратить время на защиту Киева Кстати, в 1812 году у Кутузова, если уж он собирался биться до последнего, все же был шанс дать после Бородино еще одно сражение, у стен Москвы. Но Кутузов предпочел действовать иначе. Не все его поддержали, но и на предателя-изменника Михаил Илларионович никак не тянет… А уж стратегических разногласий меньшего масштаба в 1941–1945 годах было пруд пруди. Скажем, командующий Воронежским фронтом Николай Ватутин предлагал Верховному не дожидаться немецкого наступления на Курском выступе, а ударить там первыми. Как известно, верх взяла иная точка зрения. Но и в ставке Гитлера раздавались голоса за отказ от наступления под Курском и полный переход к обороне по всему Восточному фронту. Гитлер тоже поступил иначе. А если бы мы действительно атаковали первыми? Пришлось бы преодолевать подготовленную оборону противника, и, видимо, дела пошли бы сложнее, чем в реальности. В итоге и всю войну с Германией Советский Союз закончил бы не к 9 мая, а где-то к сентябрю 1945-го. Это обстоятельство тянет за собой множество вопросов. Например: а куда бы к этому времени продвинулись в Европе наши союзники? Впрочем, Гитлер летом 1943-го еще не мог смириться с невозможностью выиграть войну (а окончательный переход к обороне означал бы для Германии ровно это), да и время работало против Третьего рейха. Так что итог был бы все равно тем же – Победа. Но, как говорится, есть нюансы… Совсем не вспомогательной, как это часто утверждают, по отношению к операции «Уран» по Сталинградом была операция «Марс» подо Ржевом в ноябре 1942 года. По всем показателям (численность личного состава, количество танков, орудий, самолетов) группировка Красной армии на Ржевском направлении была мощнее, чем под Сталинградом. Ставка Верховного главнокомандования решила наступать сразу на двух стратегических направлениях, а там уж как пойдет. Под Сталинградом заладилось, подо Ржевом – нет. Поэтому Ржевскую операцию задним числом объявили вспомогательной, отвлекающей. В настоящую перепалку порой переходили подготовка и реализация Берлинской операции. Сначала несколько военачальников (особенно Константин Рокоссовский) настаивали на штурме Берлина сразу по завершении Висло-Одерской операции. То есть без оперативной паузы, на одном дыхании, в середине февраля 1945-го. Сталин, однако, предпочел повременить, и было решено сначала ликвидировать группировку противника в Восточной Померании и, главное, в Восточной Пруссии. На взятие Кенигсберга потребовалось два месяца, и только после этого Красная армия ринулась к Берлину. Но разногласия продолжались. Вначале Жуков «выбил» право единолично, силами 1-го Белорусского фронта взять «логово зверя». Но в первые дня операции завяз на Зееловских высотах. Тогда Сталин приказывает южному соседу Жукова, командующему 1-м Украинским фронтом Ивану Коневу, наступавшему куда успешнее, развернуть часть сил на Берлин. И вскоре в «логове» появляется не один, а два фронта, что вызвало у Жукова очень резкие эмоции, которые он позже всячески камуфлировал (например, он кричал по телефону командующему одной из армий 1-го Украинского: «Зачем вы здесь?! Убирайтесь!»). Еще чуть-чуть – и, не ровен час… Ситуацию разруливал опять же Верховный. При взятии Берлина Иван Конев (на фото справа) действовал успешнее Жукова, и это вызвало настоящий скандал И таких историй – живых, интересных, захватывающих, без мрамора и позолоты – несть числа. Прослеживается и закономерность: военные люди часто недооценивали политическую, морально-психологическую сторону вопроса. С чисто военной, абстрагированной от общества точки зрения, можно было без боя оставить Киев, Сталинград, Ленинград и даже Москву. Но такое отступление имело бы эффект политической бомбы, ставя под угрозу устойчивость всего государства (на что, кстати, очень надеялся Гитлер). Армия, может быть, и сохранилась, да только разбежалась бы. Поэтому решили стоять до последнего, тем более что Наполеон, которому Кутузов оставил Москву, все же не уничтожал людей по расовому признаку, не планировал ликвидацию российской государственности и даже свержение императора Александра I. Разве что собирался теснее пристегнуть Россию к французской колеснице. А Великая Отечественная, в отличие от «просто» Отечественной 1812 года, была войной на уничтожение, без полутонов и компромиссов. Но и в победном 45-м Сталин, в отличие от своих маршалов и генералов, оставался политиком. Что значит взять Берлин, оставив в руках гитлеровцев Восточную Пруссию? А если после этого Кенигсберг сдастся не нам, а нашим союзникам? Удастся ли тогда сохранить эту территорию за Советским Союзом? Нет, надо действовать в строгой последовательности – Берлин, а значит, полная капитуляция Германии должны быть точкой, а не запятой. Три четверти века, как отгремели залпы крупнейшей войны в мировой истории. И память о тех испытаниях закреплена не только в граните и бронзе памятников, в бликах Вечного огня, в торжественных парадах и пышных церемониях. Она переходит из поколения в поколение, только оставаясь живой – не конъюнктурной, не монументально-неподвижной, а перемазанной кровью и пылью, с чередованием успехов и ошибок, подвигов и предательств, славы и позора. Планирование и проведение стратегических операций Великой Отечественной войны, а в них участвовали миллионы военнослужащих и, по существу, весь тыл, полностью подтверждают сказанное. Юрий Пронин для ИА «Альтаир»