История моей жизни. Свекровь. Продолжение
В прошлом посте я, наверное, создала очень непривлекательный образ моей свекрови. Если это так, то я была к ней несправедлива. Она меня не любила, но если бы матерью Игоря была любая другая женщина, она тоже не любила бы меня. Есть женщины, которых не любят свекрови, во всяком случае, в первые годы брака, и которых не любят и боятся матери молодых людей в возрасте женихов. Мать Олега Леонидова, Ольга Григорьевна, вернувшись из двухмесячного учительского отпуска, во время которого мы с Олегом познакомились, вошла в комнату и увидела, что все четыре стены сплошь увешаны моими фотографиями. Её это испугало до полной паники. Олег пригласил меня в гости на обед, чтобы познакомить с мамой. За обедом он за мной ухаживал каждую минуту, только что с ложки не кормил. От этого страх Ольги Григорьевны ещё усилился. Я не вышла замуж за Олега, потому что любила Игоря и, когда Олег сделал предложение другой девушке, Ольга Григорьевна была так рада, что это не я, что приняла эту другую с распростёртыми объятиями. Этот первый брак Олега оказался крайне неудачным и недолговечным. Но и за этот короткий срок Ольга Григорьевна успела возненавидеть и невестку, и всю её родню. А мы с Игорем, когда поженились, и я поселилась в Зарядье, часто встречали Ольгу Григорьевну на улице Кирова (теперь она опять Мясницкая), где они с Олегом жили.
Мы с Игорем ходили на Мясницкую, это недалеко от Зарядья, в книжный магазин, магазин, где продавались инструменты, и в магазин, который назывался почему-то магазином Чаеуправления. В этом магазине был самый лучший в Москве выбор чая и кофе. Когда встречались, Ольга Григорьевна радовалась встрече и охотно со мной разговаривала. Олег говорил: «Мама человек необщительный, но с тобой разговаривает, потому что ты – человек». А вот не захотела она человека в невестки. Может, потом и пожалела. Я рассказывала, как мама Алика Костелянского боялась, что Алик на мне женится. Хотела сама выбрать ему невесту… И выбрала, сначала девочку-десятиклассницу, которая подожгла квартиру своей подруги, генеральской дочери, позавидовав её нарядам. Генерал в суд не подал, но девочку из Станислава срочно увезли к бабушке в Одессу, так что Алик не успел на ней жениться. Потом мама выбрала Алику другую невесту, свою коллегу-врача. Но с той случилась большая неприятность. Её со скандалом уволили с работы, потому что во время ночного дежурства она заперлась с больным в ординаторской, где они предавались любовным утехам так громко, что слышно было в коридоре и соседних палатах. Скандал был очень большим, и невесте Алика тоже пришлось уехать из Станислава прежде, чем он успел на ней жениться. И этих двух мама Алика предпочла мне. А есть женщины, которых любят свекрови и потенциальные свекрови, матери молодых людей в возрасте женихов. К таким женщинам относится моя дочь. Все наши знакомые мечтали, чтобы их сыновья женились на Лене. Чем это объяснить, не знаю. Возможно, матерям кажется, что если их сыновья женятся на мне, то они уже не будут иметь влияния на сыновей, потеряют их.
Но вернёмся к Александре Ивановне. Она была человеком, возможно, с не совсем здоровой психикой, что-то вроде лёгкой мании преследования. Она приходила из продуктового магазина и говорила, что она вошла в магазин, прямо от двери встретилась взглядом с продавщицей и сразу поняла, что продавщица хочет сделать ей какую-то подлянку, так и случилось. Александра Ивановна вела себя как эгоистка. Например, она варила варенье, говорила, что сварила его только для себя, чтобы мы не вздумали его брать. Все матери, которых я знала до неё, поступали противоположным образом. Она рассказывала мне, что когда была беременной и кормила грудью своих детей, то продолжала курить, а курила она много. Врач говорил ей, что никотин во время беременности и при кормлении, попавший в молоко, а он непременно попадёт, повредит детям. «Но не могла я бросить. Вот не могла, и всё». С таким я тоже столкнулась впервые. Но всё это я считаю проявлением её болезни. Она ведь была уверена, что никто её не любит, и все против неё, и значит, она сама должна о себе заботиться. А если отделить Александру Ивановну от её болезни, то она была неплохим человеком, интересным для меня. Как я уже говорила, она была порядочным человеком, непоколебимо порядочным, что, признаемся честно, стало большой редкостью. Она была всего на три года старше моей мамы, родилась в 1899 году. Но она была человеком прошлого века, дореволюционным, старорежимным. И такими людьми был весь клан Андреевых (Тареевой Александра Ивановна была по мужу). Андреевы были типичные московские разночинцы, среди них были чиновники не очень высокого класса, железнодорожные служащие, регент церковного хора и т.п. Когда Андреевы собирались у нас дома, мне было очень интересно. Они были носителями некой культуры, совсем неизвестной мне, но несомненной и развитой культуры. В советское время она почти исчезла, но вот сохранились какие-то анклавы, и я попала в один из них. Для Игоря это было таким же чуждым, как для меня, он ушёл от этого и знать не хотел. Я в нём ничего этого не замечала. Я случайно наткнулась на письма, которые Александре Ивановне в юности писала её подруга из Крыма, куда она поехала отдыхать. Это было настоящее письмо тургеневской девушки. Тургенев мог бы вставить его в свой роман, не изменив в нём ни одного слова. Оно меня удивило и привело в восхищение. В доме была библиотека, собранная ещё до того, как Игорь стал покупать книги. Конечно, болезнь Александры Ивановны и связанные с этим отвратительные скандалы, совершенно неприличные, могли превратить жизнь в ад. Но не всё в моей жизни в Зарядье было адом. Александра Ивановна, во время своих истерических припадков бранившая меня последними словами, на самом деле знала и понимала про меня всю правду. Она, как и Игорь, обладала какой-то экстрасенсорной способностью понимать людей. И мы с ней жили не только во вражде, но по-разному. Расскажу эпизоды. Когда в доме делали генеральную уборку, то меня к участию не привлекали. Работали Игорь с мамой. А меня после окончания работы посылали в магазин за водкой. Я почему-то стеснялась покупать водку. Я входила в магазин и говорила: «У вас водка продаётся?». Причём слово «водка» я произносила так, как будто произношу его впервые в жизни. Продавец и все покупатели весело откликались: «Продаётся, продаётся!..» Я спрашивала: «А есть у вас такая водка, которая перец, она как-то называется...?» Покупатели с радостью подсказывали: «Перцовка, она есть, есть». Я покупала четвертинку перцовки, мои работники честно разливали её пополам и выпивали с устатку после работы.
Как-то Александра Ивановна была нездорова, лежала в постели. Я сказала, что поставлю возле её постели стул, застелю его салфеткой и подам ей обед. Она сказала, что обедать пока не хочет. Я сказала, что мы с Игорем должны уходить, и накормить её будет некому. А она сказала, что вернётся с работы её родная дочь (она подчеркнула слово «родная») и её накормит. Игорь сказал мне: «Пошли, мы опаздываем, Валя действительно должна придти с минуты на минуту». Я сказала, что «Если с минуты на минуту, то мы можем её подождать и убедиться, что всё в порядке». Валя пришла, создав в прихожей небольшой вихрь, сказала: «Я только за коньками», схватила коньки и убежала. Я крикнула ей вслед: «Валя, ты бы поела, обед горячий!», но её и след простыл. А на каток она в тот раз сходила не совсем удачно, в 10 часов стали закрывать каток, конькобежцы не хотели расходиться, и милиционеры, встав цепочкой, вытесняли посетителей с катка. Посетители не хотели уходить, Валя, случайно поскользнувшись, ухватилась за милиционера и упала вместе с ним. Верно, милиционер сильно ушибся, потому что он обвинил Валю в сопротивлении милиции и отвёл её в отделение. После ухода Вали я подала Александре Ивановне обед к постели, она больше не сопротивлялась.
Чтобы вам было понятно, какой продуманный порядок был в доме Александры Ивановны, расскажу эпизод с сумкой. Валя подарила маме на день рождения хорошую, красивую хозяйственную сумку. Александра Ивановна сказала Игорю, что не знает, где держать эту сумку. Игорь сказал: «Но ведь тебе сумка была нужна, потому Валя тебе её и подарила». Александра Ивановна сказала: «Конечно, была нужна, неудобно ходить с набитой авоськой, но сумку негде держать». Игорь сказал, что сумка может стоять на тумбочке в прихожей. Александра Ивановна не согласилась – это непорядок. Игорь предложил ей прибить гвоздик, чтобы сумка висела на гвозде. Александре Ивановне это предложение понравилось, только где прибить этот гвоздь. Игорь предложил место. Возле комода. Александра Ивановна сказала, что когда она будет выдвигать ящик комода, сумка будет ей мешать. Игорь сказал, что комодом она практически не пользуется, ящик выдвигает раз в месяц. Можно снять сумку для того, чтобы выдвинуть ящик, а потом опять её повесить. Александру Ивановну это не устроило. Где прибить гвоздик, обсуждали долго, и я уже не помню, на чём порешили.
Александра Ивановна не любила меня, но вот что значит женская солидарность. Примерно через месяц после того, как я поселилась в квартире, я случайно услышала, что Александра Ивановна в другой комнате говорит Игорю: «Гога, с тех пор, как Лина у нас живёт, ты прямо расцвёл. Входишь румяный, нос кверху, плечи расправлены, ног под собой не чуешь. А Лина бледненькая, чёрные круги под глазами, ходит, её ветром шатает. Ты должен её поберечь. Она не такая сильная, как ты».
Я уже говорила, что Александра Ивановна и Игоря не жаловала. Однажды она сказала мне, чтобы я сказала Игорю, что он и здесь плохо поступает, и там неправильно делает, и то нехорошо, и это… Я сказала: «Я не буду ему это говорить, и вы не говорите». Она спросила: «Почему?» Я сказала: «Потому что его это огорчит. А у нас с вами нет задачи его огорчать, у него и без нас много в жизни огорчений, мы должны его поддерживать, быть на его стороне». Александра Ивановна улыбнулась и не стала мне возражать. В другой раз, это было днём в выходной день, Игорь спал в нашей комнате, а Александра Ивановна, поймав меня, когда я проходила через её комнату, стала объяснять мне, какой Игорь плохой. Я пыталась ей возражать, но это было бесполезно. Вечером, когда мы ложились спать, Игорь сказал мне: «Линка, я тебя зауважал за то, что ты мне не рассказала, как мама меня ругала. Я не спал, я всё слышал». Ещё как-то Александра Ивановна сказала мне, что я напрасно вышла замуж за Игоря, потому что Игорь никогда не будет много зарабатывать. Я спросила, почему она думает, что мне это важно, что мне нужно много денег. Она сказала, что я ведь привыкла к красивой жизни. Вот почему она так решила? Мы с 1937 года бедствовали, и не то, что красивой – сытой жизни не знали. Но, очевидно, по мне это было незаметно. Я рассказывала, что в университете говорили, что я похожа на жену американского миллионера. А я в университетские годы голодала по-чёрному, случалось по нескольку дней ничего не есть. Впрочем, я об этом подробно рассказывала.
Я любила Игоря, и в этом Александра Ивановна не сомневалась. Даже не пыталась по этому поводу высказывать сомнения, хотя бы для того, чтобы меня задеть. Однажды, когда я ещё готовила, я подавала обед им с Валей, и Александра Ивановна сказала: «Осталось что-то вкусненькое. Я думала, это Лина всё своему Игорьку скормит». По вечерам я с нетерпением ждала Игоря с работы. Как-то ко мне пришла Нелла и спросила, что нового? Я сказала: «Понимаешь, мне кажется, я стала Игоря меньше любить». Мы с Неллой о чём-то разговаривали, и она сказала: «Да, ты стала Игоря меньше любить. Очень похоже на это. Игорь должен придти в шесть, а ты с пяти глаз от часов не отводишь». Как-то я сказала Александре Ивановне, что Игорь сегодня задержится на работе, потому что у одной из их сотрудниц день рождения, а дни рождения они всегда празднуют в отделе, и мероприятие может затянуться. Игорь пришёл на полчаса позже, чем обычно, когда он вошёл, Александра Ивановна сказала: «Ну, слава Богу, ты пришёл, Лина тут вся изревновалась». Я не ревновала, я просто хотела, чтобы Игорь поскорее пришёл, и мы были бы вместе.
Продолжение следует.
Мы с Игорем ходили на Мясницкую, это недалеко от Зарядья, в книжный магазин, магазин, где продавались инструменты, и в магазин, который назывался почему-то магазином Чаеуправления. В этом магазине был самый лучший в Москве выбор чая и кофе. Когда встречались, Ольга Григорьевна радовалась встрече и охотно со мной разговаривала. Олег говорил: «Мама человек необщительный, но с тобой разговаривает, потому что ты – человек». А вот не захотела она человека в невестки. Может, потом и пожалела. Я рассказывала, как мама Алика Костелянского боялась, что Алик на мне женится. Хотела сама выбрать ему невесту… И выбрала, сначала девочку-десятиклассницу, которая подожгла квартиру своей подруги, генеральской дочери, позавидовав её нарядам. Генерал в суд не подал, но девочку из Станислава срочно увезли к бабушке в Одессу, так что Алик не успел на ней жениться. Потом мама выбрала Алику другую невесту, свою коллегу-врача. Но с той случилась большая неприятность. Её со скандалом уволили с работы, потому что во время ночного дежурства она заперлась с больным в ординаторской, где они предавались любовным утехам так громко, что слышно было в коридоре и соседних палатах. Скандал был очень большим, и невесте Алика тоже пришлось уехать из Станислава прежде, чем он успел на ней жениться. И этих двух мама Алика предпочла мне. А есть женщины, которых любят свекрови и потенциальные свекрови, матери молодых людей в возрасте женихов. К таким женщинам относится моя дочь. Все наши знакомые мечтали, чтобы их сыновья женились на Лене. Чем это объяснить, не знаю. Возможно, матерям кажется, что если их сыновья женятся на мне, то они уже не будут иметь влияния на сыновей, потеряют их.
Но вернёмся к Александре Ивановне. Она была человеком, возможно, с не совсем здоровой психикой, что-то вроде лёгкой мании преследования. Она приходила из продуктового магазина и говорила, что она вошла в магазин, прямо от двери встретилась взглядом с продавщицей и сразу поняла, что продавщица хочет сделать ей какую-то подлянку, так и случилось. Александра Ивановна вела себя как эгоистка. Например, она варила варенье, говорила, что сварила его только для себя, чтобы мы не вздумали его брать. Все матери, которых я знала до неё, поступали противоположным образом. Она рассказывала мне, что когда была беременной и кормила грудью своих детей, то продолжала курить, а курила она много. Врач говорил ей, что никотин во время беременности и при кормлении, попавший в молоко, а он непременно попадёт, повредит детям. «Но не могла я бросить. Вот не могла, и всё». С таким я тоже столкнулась впервые. Но всё это я считаю проявлением её болезни. Она ведь была уверена, что никто её не любит, и все против неё, и значит, она сама должна о себе заботиться. А если отделить Александру Ивановну от её болезни, то она была неплохим человеком, интересным для меня. Как я уже говорила, она была порядочным человеком, непоколебимо порядочным, что, признаемся честно, стало большой редкостью. Она была всего на три года старше моей мамы, родилась в 1899 году. Но она была человеком прошлого века, дореволюционным, старорежимным. И такими людьми был весь клан Андреевых (Тареевой Александра Ивановна была по мужу). Андреевы были типичные московские разночинцы, среди них были чиновники не очень высокого класса, железнодорожные служащие, регент церковного хора и т.п. Когда Андреевы собирались у нас дома, мне было очень интересно. Они были носителями некой культуры, совсем неизвестной мне, но несомненной и развитой культуры. В советское время она почти исчезла, но вот сохранились какие-то анклавы, и я попала в один из них. Для Игоря это было таким же чуждым, как для меня, он ушёл от этого и знать не хотел. Я в нём ничего этого не замечала. Я случайно наткнулась на письма, которые Александре Ивановне в юности писала её подруга из Крыма, куда она поехала отдыхать. Это было настоящее письмо тургеневской девушки. Тургенев мог бы вставить его в свой роман, не изменив в нём ни одного слова. Оно меня удивило и привело в восхищение. В доме была библиотека, собранная ещё до того, как Игорь стал покупать книги. Конечно, болезнь Александры Ивановны и связанные с этим отвратительные скандалы, совершенно неприличные, могли превратить жизнь в ад. Но не всё в моей жизни в Зарядье было адом. Александра Ивановна, во время своих истерических припадков бранившая меня последними словами, на самом деле знала и понимала про меня всю правду. Она, как и Игорь, обладала какой-то экстрасенсорной способностью понимать людей. И мы с ней жили не только во вражде, но по-разному. Расскажу эпизоды. Когда в доме делали генеральную уборку, то меня к участию не привлекали. Работали Игорь с мамой. А меня после окончания работы посылали в магазин за водкой. Я почему-то стеснялась покупать водку. Я входила в магазин и говорила: «У вас водка продаётся?». Причём слово «водка» я произносила так, как будто произношу его впервые в жизни. Продавец и все покупатели весело откликались: «Продаётся, продаётся!..» Я спрашивала: «А есть у вас такая водка, которая перец, она как-то называется...?» Покупатели с радостью подсказывали: «Перцовка, она есть, есть». Я покупала четвертинку перцовки, мои работники честно разливали её пополам и выпивали с устатку после работы.
Как-то Александра Ивановна была нездорова, лежала в постели. Я сказала, что поставлю возле её постели стул, застелю его салфеткой и подам ей обед. Она сказала, что обедать пока не хочет. Я сказала, что мы с Игорем должны уходить, и накормить её будет некому. А она сказала, что вернётся с работы её родная дочь (она подчеркнула слово «родная») и её накормит. Игорь сказал мне: «Пошли, мы опаздываем, Валя действительно должна придти с минуты на минуту». Я сказала, что «Если с минуты на минуту, то мы можем её подождать и убедиться, что всё в порядке». Валя пришла, создав в прихожей небольшой вихрь, сказала: «Я только за коньками», схватила коньки и убежала. Я крикнула ей вслед: «Валя, ты бы поела, обед горячий!», но её и след простыл. А на каток она в тот раз сходила не совсем удачно, в 10 часов стали закрывать каток, конькобежцы не хотели расходиться, и милиционеры, встав цепочкой, вытесняли посетителей с катка. Посетители не хотели уходить, Валя, случайно поскользнувшись, ухватилась за милиционера и упала вместе с ним. Верно, милиционер сильно ушибся, потому что он обвинил Валю в сопротивлении милиции и отвёл её в отделение. После ухода Вали я подала Александре Ивановне обед к постели, она больше не сопротивлялась.
Чтобы вам было понятно, какой продуманный порядок был в доме Александры Ивановны, расскажу эпизод с сумкой. Валя подарила маме на день рождения хорошую, красивую хозяйственную сумку. Александра Ивановна сказала Игорю, что не знает, где держать эту сумку. Игорь сказал: «Но ведь тебе сумка была нужна, потому Валя тебе её и подарила». Александра Ивановна сказала: «Конечно, была нужна, неудобно ходить с набитой авоськой, но сумку негде держать». Игорь сказал, что сумка может стоять на тумбочке в прихожей. Александра Ивановна не согласилась – это непорядок. Игорь предложил ей прибить гвоздик, чтобы сумка висела на гвозде. Александре Ивановне это предложение понравилось, только где прибить этот гвоздь. Игорь предложил место. Возле комода. Александра Ивановна сказала, что когда она будет выдвигать ящик комода, сумка будет ей мешать. Игорь сказал, что комодом она практически не пользуется, ящик выдвигает раз в месяц. Можно снять сумку для того, чтобы выдвинуть ящик, а потом опять её повесить. Александру Ивановну это не устроило. Где прибить гвоздик, обсуждали долго, и я уже не помню, на чём порешили.
Александра Ивановна не любила меня, но вот что значит женская солидарность. Примерно через месяц после того, как я поселилась в квартире, я случайно услышала, что Александра Ивановна в другой комнате говорит Игорю: «Гога, с тех пор, как Лина у нас живёт, ты прямо расцвёл. Входишь румяный, нос кверху, плечи расправлены, ног под собой не чуешь. А Лина бледненькая, чёрные круги под глазами, ходит, её ветром шатает. Ты должен её поберечь. Она не такая сильная, как ты».
Я уже говорила, что Александра Ивановна и Игоря не жаловала. Однажды она сказала мне, чтобы я сказала Игорю, что он и здесь плохо поступает, и там неправильно делает, и то нехорошо, и это… Я сказала: «Я не буду ему это говорить, и вы не говорите». Она спросила: «Почему?» Я сказала: «Потому что его это огорчит. А у нас с вами нет задачи его огорчать, у него и без нас много в жизни огорчений, мы должны его поддерживать, быть на его стороне». Александра Ивановна улыбнулась и не стала мне возражать. В другой раз, это было днём в выходной день, Игорь спал в нашей комнате, а Александра Ивановна, поймав меня, когда я проходила через её комнату, стала объяснять мне, какой Игорь плохой. Я пыталась ей возражать, но это было бесполезно. Вечером, когда мы ложились спать, Игорь сказал мне: «Линка, я тебя зауважал за то, что ты мне не рассказала, как мама меня ругала. Я не спал, я всё слышал». Ещё как-то Александра Ивановна сказала мне, что я напрасно вышла замуж за Игоря, потому что Игорь никогда не будет много зарабатывать. Я спросила, почему она думает, что мне это важно, что мне нужно много денег. Она сказала, что я ведь привыкла к красивой жизни. Вот почему она так решила? Мы с 1937 года бедствовали, и не то, что красивой – сытой жизни не знали. Но, очевидно, по мне это было незаметно. Я рассказывала, что в университете говорили, что я похожа на жену американского миллионера. А я в университетские годы голодала по-чёрному, случалось по нескольку дней ничего не есть. Впрочем, я об этом подробно рассказывала.
Я любила Игоря, и в этом Александра Ивановна не сомневалась. Даже не пыталась по этому поводу высказывать сомнения, хотя бы для того, чтобы меня задеть. Однажды, когда я ещё готовила, я подавала обед им с Валей, и Александра Ивановна сказала: «Осталось что-то вкусненькое. Я думала, это Лина всё своему Игорьку скормит». По вечерам я с нетерпением ждала Игоря с работы. Как-то ко мне пришла Нелла и спросила, что нового? Я сказала: «Понимаешь, мне кажется, я стала Игоря меньше любить». Мы с Неллой о чём-то разговаривали, и она сказала: «Да, ты стала Игоря меньше любить. Очень похоже на это. Игорь должен придти в шесть, а ты с пяти глаз от часов не отводишь». Как-то я сказала Александре Ивановне, что Игорь сегодня задержится на работе, потому что у одной из их сотрудниц день рождения, а дни рождения они всегда празднуют в отделе, и мероприятие может затянуться. Игорь пришёл на полчаса позже, чем обычно, когда он вошёл, Александра Ивановна сказала: «Ну, слава Богу, ты пришёл, Лина тут вся изревновалась». Я не ревновала, я просто хотела, чтобы Игорь поскорее пришёл, и мы были бы вместе.
Продолжение следует.