Юрий Лоза: «Космонавты играют в бадминтон и на пылесосах катаются»

— Помню еще по советским временам ваши «Запрещенные песни»: «Баба Люба», «Девочка сегодня в баре»… А что вы думаете об артистах, которых запрещают сегодня? Срывают концерты, не пускают в эфир?

— Не слышал, чтоб кого-нибудь запрещали. Знаю, что в Одессе сорвали концерт Ани Лорак за то, что она лояльно относится к России. Мои концерты слетели в 2015 году в Харькове и Днепропетровске, меня посчитали врагом Украины за публикации, где я говорил, что свергать президентов нехорошо. А насчет России мне не попадалась информация, которую я бы считал достоверной. Не интересовался этой темой. Может, кого-то и запрещали, но я не могу представить, за что. Сейчас, когда можно все, когда несется со сцены трехэтажный мат, люди болтают любую чепуху, какую им вздумается. Худсоветов нет, цензуры не существует.

Когда Валерия собралась в Лондоне работать, англичане потребовали, чтобы она предоставила все тексты, которые будет петь, и попросили не говорить некоторых вещей, не заниматься пропагандой. Англичане считают нормальным отсматривать то, что собираются делать иностранцы. Не понимаю, почему Россия должна поступать по-другому.

— Ну, если они поступают плохо, зачем же повторять?

— А что плохого? Если человек поет экстремистские тексты или развращает молодежь, прославляя гомосексуализм и педофилию, почему нельзя запретить? Почему не петь это в специальных заведениях? Есть гей-клубы, иди и пой.

— Странно слышать слова в защиту цензуры от автора песни про девочку, которую щекочут взгляды, те, что пониже спины. Опять же «Запрещенные песни». Сейчас правильная цензура, а в то время была неправильная?

— Поймите, цензура цензуре рознь. Есть цензура, которая основана на пропаганде общечеловеческих ценностей (не укради, не убий, не прелюбодействуй), а есть социальная цензура, которую диктует одна конкретная партия. Я за многопартийную систему, но за общечеловеческие ценности.

— Значит, вы поете об общечеловеческих ценностях и многопартийной системе. Договорились. Приму как данность.

— Меня стараются не замечать. Это одна из форм цензуры: вы меня не замечаете или говорите, что я ничего в этой жизни не сделал. Как Ваня Ургант, который сказал, что Лоза написал одну песню. Хотя я ему лично дарил компакт, на котором 58 лучших моих песен. Он знает прекрасно, что их 58, и что среди них уровня «Плота» как минимум половина. Но говорит в своем «Вечернем Урганте», что Лоза написал одну. Другое дело, что ее крутили, а другие — нет, но это же не моя вина. Это наша медиасистема всячески пытается меня вычеркнуть, не замечать такого явления, как Лоза. Их задача — плодить бездарностей.

— То есть вам не простили талант?

— Кто ж мне его простит? Как вы думаете, когда-нибудь, хоть в одном обзоре, я рассматривался как текстовик? Нет. Я 50 лет играю на гитаре. Могу преподавать, создал несколько инструментов собственной конструкции. Я где-нибудь когда-нибудь рассматривался как гитарист? А композитор? Я номинировался где-нибудь когда-нибудь по любой категории? Я спел песни в свое время, 30 лет назад, которые никто не может повторить до сих пор. Возьмите «Бабу Любу» и спросите: может ли кто-нибудь повторить что-то подобное? Я где-нибудь позиционировался как вокалист?

— Ну, Юрий Эдуардович, это судьба всех гениев.

— Вот вам и ответ.

— Чем вы занимались последние годы? Если я правильно помню, последний альбом вышел 20 лет назад.

— Есть куча новых песен, лежит новый альбом, который никому не нужен. Я не знаю, как его показать людям. За это время я написал пьесу «Культур-мультур», она шла в двух-трех театрах страны. Написал книгу «Научу писать хиты», уже три года как, и эта книга продана вся, весь тираж разошелся. Из-за нее со мной многие на эстраде не разговаривают. Я блогер, у меня 100 тысяч подписчиков, я что-то публикую каждый день, плюс еще канал на ютубе.

— Каким был для вас этот год?

Вялотекущая жизнь, что-то развивается, что-то угасает, где-то загибаются деревни, где-то строят мосты. Для нашей власти, как я понимаю, идеальный путь развития — когда ничего не меняется.

— А для вас?

— И для меня. Как говорил Конфуций: «Не дай нам бог жить в эпоху перемен». «Любые перемены к худшему» — есть такое мнение у пессимистов. Я бы скорректировал: любые радикальные перемены — к худшему.

— Значит, вас все устраивает?

— Не все. Экономика не устраивает. У меня высшее экономическое образование, я понимаю, как она должна быть устроена, но она устроена не так, как нужно.

— А что конкретно не так?

— Ну вы же видите, экономику довели до того, что мы вынуждены поднимать пенсионный возраст в стране, которая качает нефть, продает газ, мы вторые по вырубке лесов после Бразилии. Это же глупость. Страны, в которых нет наших природных ресурсов, этого не делают, а мы делаем. Это значит, что наша экономика находится в ужасном состоянии. Просто ужасном.

— И что же делать, чтобы она в таком состоянии не находилась?

— Остановить отток капитала, принять закон о земле, да мало ли что. Принять закон о защите вкладов, который упорно не хотят принимать. Поднять авторитет труда, повязать всех социальным пакетом, все силовые структуры, чтобы они не брали взяток. Куча дел.

— Согласен. А вы сами сталкивались с коррупцией?

— На бытовом уровне. Не могу оформить землю на своем дачном участке 19 лет. Когда я покупаю итальянские башмаки, от меня не требуют, чтобы я разбирался, как они были растаможены, сколько отдали за аренду помещения и заплатили ли зарплату сотрудникам, которые продали мне башмаки. А покупая землю, я вынужден это делать. Я вплоть до министра землепользования Московской области должен дойти, чтобы оформить землю, которую я купил. Потому что нет закона о земле. Огромное количество чиновников, все хотят отхватить кусочек, всем нужно отстегнуть что-нибудь. Так устроена система: ничего не сделаешь, пока не занесешь. Выгодно ничего не делать, чтобы ты сам пришел и принес.

— И вы приносили?

— Все мы приносили шоколадку секретарше, чтобы попасть на прием…

— Ну, одно дело шоколадка, другое — конверт.

— Разница невелика. В цивилизованных странах человек вообще не имеет права в принципе давать какие-либо подарки. Потому что тяжело найти градацию: бутылка коньяка может стоить 300 долларов, хорошего коньяка, эталонного. Если вы ее заносите человеку, он может этот коньяк передарить и т.д., использовать его как другую взятку. А с другой стороны, ну, вроде пузырь поставил человеку. И что?

— Вот сейчас было интересно — про цивилизованные страны… А мне казалось, вам не нравится Запад. Часто встречаю ваши неласковые высказывания об американских фильмах, рэпе, американском образе жизни.

— Где вы их встречаете?

— В интернете.

— Я объясню. Знаете, что такое журналистский тизер? Берут фразу, выдергивают — и получается мем. Например, «Гагарин в ракете лежал». Слышали об этом? Откуда такое взялось, знаете? Часовая съемка на «Звезде», меня спрашивают: «Кого вы считаете человеком № 1?» Гагарина! Сталина забудут, а Гагарин — первый, кто открыл дорогу в космос, прорубил, можно сказать. Гагарин — единственный из наших соотечественников, который был одинаково любим американцами, англичанами и всеми-всеми-всеми. Потому что не будет второго первого космонавта. И я говорю: «Единственное, чего нельзя делать, не надо сравнивать Гагарина с сегодняшними космонавтами. Нельзя сравнивать первого человека, нарисовавшего охрой оленя на стене пещеры, с Суриковым, как нельзя сравнивать сегодняшних гитаристов с Джимми Хендриксом, потому что они сегодня играют так, как ему и близко не снилось, но тем не менее он прорубил дорогу, первый заставил гитару плакать и реветь. И нельзя сравнивать Гагарина, потому что сегодня космонавты играют в бадминтон, на пылесосах катаются, а Гагарин в ракете лежал, физически он там ничего не делал. И они взяли только эту одну фразу.

— Но это правда.

— Ну правильно, он же лежал. Все было в автоматическом режиме. Академик Раушенбах писал, что полетная инструкция Гагарина состояла из четырех слов: «Ничего руками не трогать». И вот взяли эту фразу и дали ее в эфир. Дикая волна поднялась: «Убьем за нашего Гагарина».

ПРОДОЛЖЕНИЕ