Отрезанный ломоть, или Как ситуация на Украине отразилась на жизни одной семьи
В последнее время часто снится: что-то взрываешь, ходишь в атаку, «седлаешь» знакомые и незнакомые высоты, дороги и переправы. А когда просыпаешься, радуешься, как мальчишка, что всё приснившееся – нереально. А потом включаешь телевизор, и как будто снова погружаешься в страшный сон – Донецк, Луганск, Мариуполь, полыхающая Украина, где прослужил последние 17 лет.
СОН НАЯВУ
Мой отец, политработник маршевых рот, много рассказывал о войне. О тех днях, когда было трудно, но никто не терял надежды на победный исход. Эти рассказы, видимо, и побудили поступить в военное училище. Вокруг были люди с большой буквы. Первый командир воинской части, где я начинал офицерскую службу, – герой-разведчик (и писатель, кстати) Владимир Карпов. Случилось мне также встретиться на учениях с легендарным асом Покрышкиным. А каким увлекательным рассказчиком и скромным в жизни был мой сослуживец – Герой Советского Союза Михаил Лукашин, лично подбивший четыре немецких танка в одном из боёв! Нам, молодым лейтенантам, очень помогали служить фронтовики-ветераны.
Хотя помнятся и теневые стороны воинской службы. К примеру, участие в снятии с должности первого секретаря Львовского обкома КПСС (некоего Добрика), который в конце 70-х годов допустил выход студентов университета на уборку урожая в эсэсовской форме (в коричневых рубахах и с портупеями через плечо). Мне лично довелось разговаривать с одним из портных, который изготавливал для студентов нацистский мундир: «Давно ли шьёте эту форму?» Он ответил: «С 1941-го шью не переставая»…
Это я к тому, что развал Украины начался далеко не сегодня. Может, и не стоит ворошить старое время, но какое же оно старое, когда на наших глазах стал нацистским Киев, за который так много было отдано жизней русских, украинских, татарских ребят (всех не перечислишь)... Думали, что дружба народов будет вечной. А что творится сегодня на «самостийной» Украине?..
Я много лет прослужил в Советской армии, был накрепко связан с её успехами и неудачами, видел плохое и хорошее, но никогда не изменял присяге. В этой же армии отслужил срочную и мой сын. Но сегодня у Олега, оставшегося в Кировограде, другие интересы: пытается примкнуть к новой украинской «элите», чистоган и нажива застилают его глаза. Отрезанный ломоть нашей семьи, попавший в нацистскую ловушку. Расстояние от Кировограда до Ростова, где я теперь живу, небольшое, но как далеки мы стали друг от друга…
Синдром Тараса Бульбы
Всякое у нас бывало, но чтобы братья в наше время встали по разные стороны баррикад?! Чтобы родной сын, позвонив из Кировограда в Ростов, назвал меня «ватником», – ни в каком сне не могло присниться!
Между мной и сыном чёрная кошка пробежала ещё тогда, когда он с восторгом заметил, что российский либерал Владимир Рыжков ни разу не надел георгиевскую ленточку. И что он (Рыжков) – пример для молодых украинцев, да и для русских тоже. Моему сыну нестыдно охаивать ленточку прадеда, на которой висели два Георгиевских креста, полученных им в Первую мировую. Лепечет что-то о «колорадах»…
Каюсь – и сам виноват: недоглядел, недовоспитал. И занятость по службе здесь ни при чём. Кто-то перехитрил меня, и Олег так и не стал настоящим человеком. Можно, оказывается, дожить до того, что сын, ставший ведущим в адвокатской конторе (отмывающей нечестные деньги богатеев), заявит тебе, что наша общая с ним русская фамилия… мешает его карьере! Что из-за неё его могут не назначить прокурором города. Мол, не там и не тем занимался его отец. Дескать, сегодня на «самостийной» Украине другие ориентиры, другие ценности.
При последней встрече я и вовсе не сдержался и в гневе выпалил:
– Тебя к стенке из-за меня не поставят. Хотя за твои криминальные дела ты вполне заслуживаешь этого. За то, что активно участвуешь в оглуплении молодёжи города. За то, что спокойно смотрел, как рушат памятник Калинину, который стоял у кинотеатра, где крутили фильмы целый день, и мы с матерью тебя оттуда не могли «выкурить»… Неужто эти фильмы подтолкнули тебя к западенцам? Неужто не дрогнуло ничего в душе, когда деятели вашего города (вместе с тобой!) крушили памятник у завода «Червона зирка» – памятник воинам, освобождавшим Кировоград, – где тебя принимали в октябрята... Тебя ничему не научили ни в школе, ни в университете. Нет у тебя в жизни прямой дороги. Нет уже и отца. К сожалению, людей без совести, без чести нельзя исправить.
Боюсь, что от последних моих тирад мог вспыхнуть листок бумаги. Понимаю теперь Тараса Бульбу, который не простил сыну предательства и, заклеймив позором, застрелил Андрея.
ЛУЧШЕ БЫ НЕ ОСТАНАВЛИВАЛИСЬ...
Я не стал рассказывать сыну, как втайне от него побывал на Украине. Сколько увидел и натерпелся – врагу не пожелаешь.
Из Харькова до Кировограда добирался двое суток. На машине, на перекладных, на тракторах, в тележках, где возят силос. От одного патруля к другому. Однажды даже был попутчиком какой-то геолого-разведочной партии (меня представили как бывалого картографа). Словом, мои друзья и бывшие сослуживцы (точнее, их сыновья) от пункта к пункту передавали меня, как эстафетную палочку.
По пути видел много солдат – и бывалых, и молодняк. Вступать в разговоры не решался. Если о чём-нибудь спрашивали, пытался «ботать по украинской фене», прикидывался глухонемым. На меня махали рукой: убогий, что с него возьмёшь. Полицаев (милиционеров) мы обходили стороной.
Я не из пугливых, но когда вдогонку нам стреляли, я был весь в поту, и (чего там скрывать) сердце колотилось, как после стометровки. Однажды при проверке нас задержали на блок-посту. Служивые замешкались в своей будке, и мы тут же рванули в «зелёнку». Догонять нас они почему-то не стали. Мы забрались в товарный эшелон. Вытянувшись вдоль борта пустой грузовой платформы, я шепнул своим попутчикам: спрыгнуть, не доезжая до станции, не смогу – подвернул ногу. Но всё обошлось, повезло…
Итак, я уже на машине подъезжаю к местечку Бобринец, от которого до Кировограда километров сорок. Здесь я попросил, чтобы ребята подвезли меня к стрельбищу, которое я когда-то строил, будучи замкомандира бригады спецназа. Вечерело. Друзья передали бинокль, обратив внимание на подъезжавший «воронок». Подумал: сейчас увижу, как солдатики начнут стрелять по поднимающимся мишеням, по трассирующим пулям определю, кто берёт правее, чем нужно, кто левее. Кто стреляет хорошо, кто не очень. Профессиональный азарт старого солдата никуда не денешь. Но каково было моё удивление, когда из машины вывели не солдат, а с десяток сгорбившихся людей со связанными руками, которых подтолкнули к яме, где когда-то наши бойцы собирали шампиньоны! На виду остались лишь охранники с автоматами. Вдруг из-за сторожевой будки с навесом выехал бульдозер. Дважды накатил перед собой валы земли и… засыпал связанных людей!
Было ощущение, что смотрю кино. Спросил сидящих рядом: что стало с людьми, которые упали в ров? Мне спокойно ответили: «Закопали. Это уже не тот знакомый вам полигон. Это «хозяйство» областного УВД. Что хотят, то и делают».
Лучше бы не останавливались…
Уже в Кировограде притормозили у здания бывшего облисполкома. Хотел взглянуть на памятник Кирову. Рядом с ним когда-то принимали присягу молодые солдаты нашей бригады. Весь город любовался ритуалом! А сейчас смотреть уже было не на что. Памятник Сергею Мироновичу снесли, а на постаменте намалевали лозунг: «Москалi – геть с Украiни!» Рядом когда-то был магазин детской книги. Остались только обгорелые доски, мусор и искорёженные стеллажи.
Всё. Быстрее домой, в Россию! В кармане два паспорта. Один выдан в 1982 году, когда увольнялся из армии, там на первой странице запись на украинской мове. В Знаменке, остановленные патрулём, поняли: второй паспорт с ростовской пропиской показывать ни в коем случае нельзя. Ненароком в машину бросят гранату – чужих здесь не признают, инородцев боятся и ненавидят. На сгоревшие остовы машин, не понравившихся новым «хозяевам жизни», нагляделся до рези в глазах.
Последний участок пути преодолел на попутном тепловозе (который, видимо, везли в Новочеркасск на ремонт). Перед российской границей ссадили: добирайся, мол, пешком. Былая спортивная закалка и на старости выручает. Семь километров до «нашей» электрички пронёсся, как когда-то в училище – марш-броском. Как же рад я был садоводам, что садились в электричку! Россияне!
…Недавно мне исполнилось 80 лет. Сын, набравшись «смелости», решил поздравить с юбилеем. К телефону я не подошёл (жена поговорила) – трубка для меня была в тот момент, как ядовитая эфа.
Вышел на балкон – не мог дышать, не хватало воздуха, не хотелось никого видеть… Почему сын считает меня оккупантом? Жаль его. Но вот как быть с женой, с матерью Олега? Она, как и жена Тараса Бульбы, готова хоть ночь напролёт сидеть над спящим ребёнком и расчёсывать своим гребнем спутавшиеся кудри на его голове. Не думая, какие путаные, страшные, предательские мысли в этой голове зреют. Она не может понять: почему зашорены глаза её мальчика? Всё надеется: страсти улягутся и придут светлые дни...
Стоя на балконе в день своего юбилея, мне казалось, что я так и не выберусь из мрачных размышлений. Но окликнули гости, жена позвала всех к столу… Позвонила внучка и, поздравив меня, сказала, что дед (то есть я) у неё самый лучший. И я подумал: коль не забывают внуки – будем жить!
Владимир ПУНИН, подполковник в отставке, РОСТОВ-НА-ДОНУ