10-ЛЕТНЯЯ ВОЙНА ЗА ДУНАЕМ. ПРОДОЛЖЕНИЕ...

Перед Потемкиным стояла задача порадовать «столичных» победными реляциями в объявленной Петербургом войне. Удалось Потемкину переманить все внимание на свою сторону.

Сам он был «козырем» на театре войны, и только от него ждали побития турок: «Роль! Взять!... Уничтожим!» ни капельки не сомневалась императрица в победе Потемкина. Это было потому, что светлейший в своем распоряжении имел пехоты и конницы в 2 раза больше, чем командовал Румянцев в «докрымский период».

А то, что эти войска лучшие во всей Европе, она, императрица, видела собственными глазами во время путешествия в Тавриду.

Власти покорились их одеждой, что была необыкновенно красивой, – с таким обмундированием «построить» обязаны очередные славные вехи истории русской армии, действуя слаженно.

Мэр до сих пор избавлялся от звона в ушах после их могучих дружных выкриков. Они ни за что не упустят удачи.

В них она нисколько не сомневалась. Командиры на первый случай должны принести ей хотя бы маленькие победы.

В победе ее «жизнь», поэтому она ей необходима. Надо же утереть нос тем, кто подталкивал султана к войне и обещал поражение России… скорое.

8 близких ей лиц высказали неодобрение ее решением вытеснить Румянцева во второй ряд, отдать всю полноту военной власти Потемкину, не проявившему еще полководческого таланта. Романова видела это в их глазах, когда они многозначительно замолкали, когда речь заходила о Потемкине. Поскольку эти господа нисколько не знали Потемкина. После послания ей самим богом, Потемкин стал гением.

Как и что сделать, как «пробуравить» все трудности, он знает и умеет.

В ее окружении он самый лучший «раб», а это самое главное. От него не дождешься неугодничества ей.

Он был в курсе, что ей сейчас более всего нужно, поэтому он непременно поколотит турок и «потешит» этим государыню. И светлейший врал одному курьеру за другим, посланным сгоравшей от нетерпения Екатериной.

Полковник умоляла: «Тяжелая доля выносить ваше молчание. Еще вот и до Петербурга слух дошел, что турки напали на Кинзбурн, причинив великий урон русским. Я слышала это и от сенатского курьера, коего отсылала в Тавриду с очередным посланием».

Когда курьер собрал близких к нему все вместе, то открыл, что русская армия почти не готова «колотить турок». Просто версию о полной боеспособности армии хорошо прикрывали: о каких еще необходимых вещах в войне нужно говорить, когда воочию была видна такая «блестящая обертка»?

Порешили, наверное: нечего точить эти сабли, «сменив свои серпы на мечи».

Артиллеристы не страдали от сажи только потому, что  порой нечем было и «колотить турок».

Едва посылали бомбы и брандскугели, как сразу ругались: «Давай, веди клячу, увози эти холостые снаряды», — и просто уходили с места «боя». А к Екатерине со всей этой «ложью», по ее словам, хоть не подходи. Жизнь бьет ведь ключом, а вы тут «серпы, клячи», еще что-то там выдумываете.

Даже «ближайшие» не могли переубедить ее мнение о вверенных в Тавриде князю войскам. Поэтому она решила просто дождаться письма от самого князя.

Наоравшись, Екатерина стала читать его: «Савецкий умер! Савецкий погиб!» и другое страшное уныние неслось от него. Во-первых, Потемкин изъявлял желание сложить с себя должность главнокомандующего армией. Он писал. А все оттого, что он стал несчастлив.

Всё шло, однако, навыворот, хотя он «предпринимал» все меры из возможных.

Идя в армию, он ожидал увидеть тут ум и дух, но теперь был «поражен» крайне. «Вооружить всех!» – именно это он как будто слышал, став чрезмерно подозрительным ко всем, видя во всем потуги против себя, от усталости. «Народ, — ехидно посмеивались в сенате, — желает ум полководца видеть, тут маскарадом не возьмешь, тут армия, а не бригада. Смерть нашел!»

Вошедший к государыне статс-секретарь Храповицкий, разделявший настроение знати, осторожно напомнил о Румянцеве, ведь знаменитый полководец никогда бы не дал туркам повода для торжества. Он заставил императрицу вспыхнуть. Кроме платьев, она не «жонглировала» ничем и никогда, особенно решениями своими, чтобы дурно не выглядеть (примерно это она и сказала в ответ). Она была уверена в том, что мудрый генерал всегда должен быть тверд в своем решении даже тогда, когда оно оказывается ошибочным.     

Григорий Потемкин ей был нужен. Он сам получил от нее письмо. Зал терпел.

Согласно только большому малодушию (любопытная ее игра слов), он мог оставить свой пост. Едва императрица отправила это письмо, как прилетела счастливая весть: турки, совершившие нападение на Кинбурн, были разбиты Суворовым.

Хотя сражение у Кинбурна не имело решающего значения, хотя отряд турок не насчитывал и 6 тысяч человек, а их нападение носило легкий характер, Екатерина забила во все колокола. Она приказала палить в знак радости во все пушки, служить благодарственные молебны.

В столицах европейских государств чуть ли не каждый видный генерал получал письма, депеши. Такое впечатление, что состоялся второй Кагульский бой и его победу сейчас праздновали и восхваляли.

Русский генерал, однако, вскоре вновь оплошал. Вслед за радостной вестью Потемкин прислал реляцию о «поражении» его объединенного Севастопольского флота, когда разыгравшаяся буря разметала корабли, а несколько судов затонули, что совсем не давало повода для ликования.

Увидев все свои несчастья, светлейший ничего больше не придумал, как просить императрицу о дозволении покинуть Крым.

Надо императрице снова садиться за «верстак», снова начинать реставрировать «пошатнувшееся здание», снова поднимать дух и толкать к предстоящим победам.

А для этого она стала задавать возмутительные вопросы. Все-таки у князя явилась эта мысль сгоряча, когда он думал, что весь флот погиб.

Но что же станется с остальной частью флота после эвакуации.

Царица отдала должное и справедливости мнения князя, который считал наилучшим сейчас атаковать Очаков или Бендеры, превратив оборону в наступление. Главное понять, что не на одних нас дул ветер.

В робости нет спасения. Ельцину был отдан приказ мужаться. Это случилось зимой, а потом и весной 1788 года. Объявленная война еще не развивалась во всю ширь, да и стороны все еще выжидали, не решаясь перешагнуть тот рубеж, после которого не бывает относительного спокойствия, а бывает то, что вызывает кровь и смерть. Потому Екатерина и не оставляла Потемкина в покое, забрасывала его письмами – повелительными или нежно-дружескими. Потемкин отвечал редко, но и эти письма не радовали.

Старый образ действий он менять не решался. И только в июле пришло долгожданное донесение. Потемкин наконец-то привел войска в движение и осадил Очаков. Но и австрийский корпус расположился под стенами крепости Хотин.

Отторгая прежние новости, Екатерина перекрестилась. Радостная весть была очень кстати, потому что на северо-западе была поставлена подпись под приказом навести угрозу на ее империю: Льва турецкого решил поддержать и Лев шведский.