Румянцевская война: удар молнии (В.Гребцов)

После странного 1769 года наступил великий 1770-й, который, в сущности, предрешил исход кровавого противоборства. А на 1 августа 2020-го приходится 250-летний юбилей одного из величайших сражений нашей истории.

Внезапные хотинские победы Александра Голицына принесли русским стремительное продвижение. Императрица Екатерина II, не скрывая ликования, даже преувеличивала успехи: «Яссы взяты, визирь ушел за Дунай, и только с ним тысяч до пяти; партия наша (т. е. отряд — Редакция) пошла в Бухарест... Новая молдаванская княгиня вам кланяется».

Устаревший оборот «молдаванская княгиня», забавный для современного одессита, конечно, означал вовсе не главное сиятельство на одесской Молдаванке. Речь шла о близком по вере православном княжестве, титул правителя которого временно «примерила» на себя амбициозная государыня, ибо, как она с гордостью отмечала, «вся Молдавия учинила нам присягу».

Екатерина II

Почивать на лаврах долго не пришлось: новый год начался бурно, традиционного зимнего затишья не получилось. Раздражённые лёгким захватом русскими Молдавии и Валахии и пленением их протурецки настроенных господарей, османы решили перенести боевые действия на левый берег Дуная уже в январе, пользуясь малочисленностью противника — ведь основные силы первой армии под руководством нового командующего графа Петра Александровича Румянцева вернулись зимовать на украинские земли. Однако блестящий генерал Христофор фон Штофельн, одновременно великодушный и безжалостный, не смутился неравенством сил и с активной помощью соратников организовал запоминающуюся встречу, нанеся туркам ряд поражений.

Говорят, в этих зимних баталиях русские впервые применили тактику, которая в скором времени принесёт ошеломительные победы. Поклонники Григория Потёмкина, будущего всесильного фаворита, а тогда лишь генерал-майора, приписывают именно ему изобретение полезного новшества в успешной битве с ощутимо превосходящими силами турок у Фокшан в январе 1770-го.

Тремя десятками лет ранее выдающийся российский полководец Христофор Миних (Бурхард Кристоф фон Мюнних), встречаясь с османами, делавшими ставку на массированный натиск кавалерии, выстраивал всю свою армию в огромный четырёхугольник, каре, который отражал наседающего врага огнём фузей и пушек. Более того, войска огораживались особыми приспособлениями, т. н. рогатками, чтобы не дать отчаянным всадникам султана возможности прорвать каре. Тактика эта приносила плоды, но делала армию неповоротливой и пассивной. А в ходе Румянцевской войны русские стали выстраивать свои силы в несколько дивизионных (или батальонных) каре с промежутками между ними, нередко в шахматном порядке.

Такой строй действительно напоминал древнеримское построение легиона манипулами или когортами, так что тяга императрицы к античности обрела здесь зримое воплощение. Главное же — это позволяло войскам маневрировать на поле боя, быстро реагировать на усталость и слабину противника, чтобы контратаковать его.

Увы, тогда же в дунайских княжествах были отмечены первые случаи «моровой язвы»: так именовали смертоносные заразные болезни вроде чумы и холеры. Разразившаяся эпидемия унесла жизнь Штофельна, о чём сильно сожалел Румянцев, считавший этого генерал–поручика отличным военачальником. Пётр Александрович даже заподозрил, что чуму специально «подарили» турки и сыпал в их адрес нелестными фразами: «Те ли обычаи свойственны нашему неприятелю, что европейцам? Он дышит зверством во всех делах; селения… неприятель ежели не успеет со всеми своими пожитками убраться, то сам оные истребляет, чтоб нам ничто не доставалось. А ежели оставлять в целости селения хоть пустые, то должно в опасности быть, чтоб оные не заразил неприятель, не знающий человечества, лютою язвою, что он нередко предпринимал на гибель рода человеческого».

Несколько позже разгулявшаяся чума причинит страшные опустошения империи, и слухи о её умышленном направлении османами на север будут являться всё чаще. А пока при вестях об опаснейшей болезни многие европейские газеты радостно вострубили о скорой гибели ненавистного им российского воинства в Валахии и Молдавии, которых просвещённому европейцу тоже было не жаль ради такого дела. Особенно упивалась благородной радостью французская верхушка: Франция на тот момент была наиболее антирусски настроена среди великих держав (естественно, за исключением Оттоманской Порты). Дабы остудить пыл своих напудренных и картавых противников, Екатерина в одном из писем к Вольтеру, симпатизировавшему ей, заверила философа, что всё не так плохо: «Весною чумные воскреснут для битв».

Кагульский (Румянцевский) обелиск в Царском Селе

И они воскресли. Хотя было это непросто.

Тающий от болезней корпус Штофельна (по смерти удалого немца командование принял первоклассный русский полководец князь Николай Васильевич Репнин) оставил Валахию. Положение этого передового отряда было незавидное: донимали опаснейшие хвори, с потеплением активизировались татары, осмелели турки. Из-за Дуная ждали великого визиря с огромным войском.

Взамен битого Молдаванджи Али-паши Мустафа III назначил великим визирем Иваззаде Халиль-пашу. Его батюшка 30 лет назад сильно помял австрийцев, и падишах уповал на хорошую наследственность. Хотя наследственность получилась так себе, и об этом знали все, кто хотел знать. В дошедших до нас характеристиках современников «толстый и краснощёкий» Халиль предстаёт человеком незлым, но не в меру вспыльчивым, склонным к необдуманным поступкам и порабощённым неутолимой тягой к роскоши, чего ради не постеснялся даже залезть потными ладошками в казну вверенной ему армии (правда, в отличие от современных высокопоставленных воров — заимообразно).

Всё это едва ли утешало Штофельна, а позже Репнина, даже если бы они об этом знали. Куда большим утешением стал переход Румянцевым Днестра. Поход оказался сложным, ливни превратили дороги в месиво. Полководец сообщал: «Здешний климат попеременно то дождями обильными, то зноем чрезмерным нас тяготит, ибо в ясные дни, коих и немного было, при самом почти солнечном всходе уже жар величайший настаёт… а ночи, напротив, холодом не похожи на летние».

П. А. Румянцев

Кроме того, генерал-аншефа беспокоила неблагоприятная эпидемиологическая ситуация. Он перешёл Днестр 15 (26) мая, имея 39 тысяч человек, из которых часть уже были больными, и попал в край, где ширилась ужасная «моровая язва». Чтобы уберечь солдат, Румянцев принял решение следовать малозаселённой местностью вдоль реки Прут. Но при отдалении от Хотина выяснилось, что ранее составленный план этой местности не соответствует действительности. Выручил умный и надёжный немец генерал-квартирмейстер Фёдор Баур (иначе Боур, Бавр, Бавер, он же Фридрих Вильгельм Бауэр), быстро прояснивший обстановку.

Тем временем солдаты Репнина отражали у кургана Рябая Могила натиск многочисленных татарских орд, и своевременный подход первой армии оказался как нельзя кстати. Так началась молниеносная румянцевская серия из трёх побед (в нынешней Бессарабии, территория Республики Молдова), одна другой совершеннее.

17 (28) июня урочище Рябая Могила стало могилой примерно для 400 бойцов крымского хана, не успевших вовремя удрать от обрушившегося на них удара с разных сторон — русский полководец разделил свои силы на несколько частей, которые произвели координированную атаку на позиции врага. Битва велась наступательно, к рогаткам даже не прикасались, срывая конные контратаки неприятеля пушками. По данным победителей, они потеряли лишь 46 человек, но Пётр Александрович всё равно остался недоволен: быстрота и выносливость степных коней позволили хану избежать неотвратимого в других обстоятельствах окружения с полным разгромом.

Преследовать осиный рой хана тяжёлой кавалерией было бесполезно; Румянцев досадовал, что его всадники, кирасиры и карабинеры, столь нерасторопны по сравнению с татарами: «Мы, проводя войну противу немецкой кавалерии на самых малых русских лошадках и употребляя противу их одних казаков, подражать взялись тому, что другие оставили, и к отягощению службы и великому казне убытку почти всю свою кавалерию на тяжёлых лошадей и с тяжёлою и дорогою амунициею посадили. И сколь мало имеет оная способности действовать против настоящего нашего неприятеля, в прошедшую кампанию явными опытами доказалось».

Румянцев облегчил обмундирование и амуницию своим кавалеристам, широко использовал в пехоте шустрых малорослых (зато метких) егерей, но угнаться за лёгкими конниками степей они были не в состоянии.

Затем 30-летний крымский хан Каплан II Герай (Гирей) вознамерился остановить гяуров южнее, у речки Ларга, опираясь на 65 тысяч собственных подданных и 15 тысяч турок, присланных в подкрепление. 80-тысячной орде противостояли лишь 38 тысяч румянцевских войск (немалую часть из которых составляли этнические украинцы) и молдавских добровольцев. Отметим, в ходе войны тысячи молдаван пополняли ряды русской армии, из них комплектовались лёгкие войска, называемые на турецкий манер арнаутами.

Русские кавалеристы того времени

Несмотря на двойное преимущество в живой силе, хан, сильно впечатлённый Рябой Могилой, предусмотрел вероятность прорыва русских в его богатый лагерь: когда солдаты начнут грабить и смешаются, на них должен был налететь выделенный для этого кавалерийский отряд. Надо признать, Каплан-Герай угадал, но ровно наполовину.

«Слава и достоинство наше не терпят, чтобы сносить присутствие неприятеля, стоящего в виду нас, не наступая на него», — сурово напутствовал своих соратников Румянцев перед боем. В среду 7 (18) июля 1770 года решительный граф, разделив армию на дивизионные каре, снова яростно атаковал татар. Все их попытки конными налётами переломить ход боя пресекала артиллерия, превосходившая вражескую количественно и качественно. В конце концов войска Каплана обратились в паническое бегство, и его лагерь действительно оказался в руках неверных. Однако те не оправдали возложенных на них ханских надежд, прошли через него в строгом боевом порядке и не стали ничего присваивать вплоть до полного разгрома врага.

По русским сведениям, только в лагере мёртвых вражеских тел при погребении насчитали с тысячу, многие погибли при преследовании. Победители признали потерю 90 человек: 29 убитых, 61 раненый. Помимо лагеря с припасами захвачены 30 медных орудий, три мортиры, но лишь 8 знамён, поскольку «великое оных число в лоскутии изорвали грабившие лагерь всякая сволочь и боярские холопы», пока солдаты окончательно рассеивали улепётывающего врага.

Душа императрицы Екатерины воспарила: наконец-то она сыскала нужного ей римлянина! Малой кровью вдребезги разнёс вдвое превосходящее войско, действуя в сугубо атакующем стиле. Однако то, что произошло дальше, отодвинуло Ларгу на второй план, ибо действительно выглядело подвигом невероятным, эпически-богатырским.

Отныне хан тучей нависал над русскими тылами и обозами, но связываться с северными пришельцами откровенно страшился. Пользуясь этим, Румянцев стремился прикончить турецкий корпус, присланный в поддержку хану, до соединения с основными силами визиря, застрявшего при строительстве моста через Дунай. Тем не менее краснощёкий толстячок Халиль-паша тоже оказался не промах: осознав, что капризы Дуная могут превратить сооружение моста в «стройку века», он быстро переправил громадное войско на судах.

А войско было действительно громадным. По русским данным, великий визирь собрал под знамёна 150 тысяч человек. Правда, скорее всего, это преувеличение, и в реальности Халиль имел 75–100 тысяч. Румянцев же исчислял оставшуюся боеспособной часть своей первой армии в 25 тысяч. Остальные либо выполняли отдельные боевые задачи, либо болели, либо ухаживали за больными; Пётр Александрович ещё раньше с горечью отмечал по этому поводу: «В чужих армиях больным служат особливого звания люди, а не солдаты, а без всякого на сие счёту и примечания определяя людей военных, остаётся половина оных в ружье».

Впрочем, есть мнение, что 25 тысяч — это только пехота, и что в распоряжении генерал-аншефа было ещё до 7 тысяч кавалерии, регулярной и иррегулярной. Из 25 тысяч солдат 8 тысяч он выделил для прикрытия путей снабжения — армия мучительно нуждалась в продовольствии. Эти 8 тысяч должны были парализовать 100-тысячную (по преувеличенным русским оценкам) татарскую орду, нависавшую над тылами. Итак, граф считал, что суммарно против его маленькой измотанной походом и болезнями первой армии враг выставил четверть миллиона. В десять раз больше.

Тем не менее впервые увидев на рекогносцировке напротив себя огромное войско Халиля-паши, дошедшее до реки Кагул (недалеко от границ современной Одесской области), Румянцев заверил своих генералов: «Если турки осмелятся и одну в сем месте разбить свою палатку, то я их в сию ж ночь пойду атаковать». Бедняга визирь не знал об этом и осмелился. Да он всё равно осмелился бы, ибо уже установил контакт с Каплан-Гераем, планируя окружение и уничтожение горстки самоуверенных гяуров.

Османы по своей традиции успели окопаться, соорудив вокруг лагеря кое-какие укрепления. Не менее 130 турецких пушек, в том числе огромных калибров, добавили огнедышащей мощи их позициям. Всё это не остановило Румянцева. На рассвете 21 июля (1 августа по григорианскому календарю) 1770 года 17 тысяч русских при 118 орудиях, построившись в дивизионные каре, стремительно атаковали чрезвычайно многочисленного неприятеля.

Кагульское сражение

Турки доблестно сопротивлялись, делая всё, чтобы прорвать строй наступающих. Был момент, когда им это даже удалось, и судьба грандиозного сражения повисла на волоске. Но тут выступил на авансцену лично русский полководец. Бросив своим приближённым: «Теперь настало наше дело!», Румянцев устремился к бегущим солдатам в самое пекло боя и зычно прокричал: «Ребята, стой!»

Увидев любимого командира в опасности, солдаты остановились, ободрились, ударили в штыки; подоспели вовремя присланные другими военачальниками подкрепления, обожгла картечью смертоносная артиллерия во главе с талантливым генералом, русским греком Петром Мелиссино — и отважные янычары обратились в бегство. Визирь, как мог, взывал к бегущим — тщетно.

Битва при Кагуле завершилась сказочным триумфом русского оружия. Визирь и паши, сипахи и янычары бежали со всех ног. Преследование велось энергично, Баур во главе авангарда добивал расстроенные толпы и два дня спустя, на берегах Дуная. Потери турок убитыми и раненными в ходе боя и последующего преследования простирались до 20 тысяч (иные уверяли, что и до 40), несколько тысяч оказались в плену, их орудия и обоз достались победителям. Собственный урон россияне оценили так: 353 убитых, 11 пропавших без вести и 557 раненых — итого 921 человек, хотя другие оценки увеличивают его до полутора тысяч, что более вероятно. Напомним, всё это достигнуто в столкновении 17–22 тысяч наступающих с 75–100 тысячами обороняющихся.

С чувством выполненного долга Румянцев писал Екатерине II: «Да позволено мне будет настоящее дело уподобить делам древних римлян, коим ваше величество мне велели подражать: не так ли армия вашего императорского величества теперь поступает, когда не спрашивает, как велик неприятель, а ищет только, где он».

Фантастические виктории в междуречье Днестра и Прута оценили по достоинству. Екатерина засыпала своего триумфатора похвалами. Прусский король Фридрих II, всемирно признанный мастер военного дела, прислал Румянцеву восторженное письмо. А рядовые, видевшие своего генерала в деле, удостоили его ещё большего комплимента, подойдя к графу после боя и объявив: «Ты, ваше сиятельство, — прямой солдат!»

Пётр Александрович первым из всех полководцев империи получил учреждённый в конце 1769 года орден святого Георгия Победоносца 1-го класса и был произведён в фельдмаршалы. Генералы и штаб-офицеры тоже щедро награждались «Егориями» меньших степеней, а для солдат выбили медаль «За победу при Кагуле». В честь Кагульской битвы в парке Царского Села, любимого места отдыха императрицы, возвели изящный обелиск.

Летняя кампания 1770 года, этот удар молнии, потрясший Османскую империю, и особенно Кагульское сражение поражали воображение не только современников, но и потомков. «Чугун кагульский, ты священ», — писал взволнованный Александр Пушкин, оказавшись в Бессарабии. А в 1849 году, на поле битвы при Кагуле у населённого пункта Вулканешты (ныне молдавская Гагаузия) по инициативе нелюбимого Пушкиным, но от того ничуть не менее замечательного Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора Михаила Воронцова был сооружён прекрасный величественный памятник.

Со своей стороны и мы, отмечая 250-летний юбилей колоссальных свершений, с глубокой почтительностью склоняемся перед доблестью и искусством наших великих предков. Вечная им слава!

Автор: Владислав Гребцов

https://timer-odessa.net/statji/rumyantsevskaya_voyna_udar_molnii_447.html